Глава 18. Здесь нет мистики

Дятлов рассматривая телефон Кораблева, сморщился, и мельком взглянув на Николая, сунул ему его назад.
- Отнеси мобильник старику, а то еще вдруг ему хуже станет, как он тогда вызовет себе «скорую помощь»?
- Так, он меня чуть ли не в шею выгнал из своей квартиры. Давайте, завтра я это сделаю, - Синцов спрятал мобильник в карман своей куртки. – Дочку попрошу. А у него, кстати, на холодильнике в кухне лежал еще один телефон, с которым я его не раз видел.
- Так, говоришь - это был труп Александра Вертилова, сына, а не брата Сергея Петровича? Значит, Александр Сергеевич.
- Почему был?
- Почему, почему! – Дятлов взглянул в глаза Синцова. – А потому, что исчез он.
- Он же - труп! - не понял  Николай. – Как он мог исчезнуть?
- А вот, оказывается, и они исчезают, - сжав губы, продолжал смотреть на Николая Дятлов.
- Шутите?
- Да, я ,вроде, не клоун из цирка, - вздохнул следователь.
- Но врач проверял его пульс, сердцебиение?
- А почему вы думаете, что он «ушел» своими ногами, Николай Иванович? – Дятлов, сдавив губы, и, напрягшись мышцами на скулах, снова посмотрел в глаза Синцова.
- То есть, его могли вынести?
- Нет, - не сводил глаз с Синцова следователь. – Хотя, да, но никто этого не видел.
- А вы говорите, что я дурак.
- Да, да, «дурак», только кто из нас, - и, несколько секунд подождав, продолжил, - потому что такого не может быть, Николай Иванович. Машина, везущая труп Вертилова, остановилась на светофоре, потом резко набрав скорость, поехала на красный свет.
- И?
- В нее врезался автобус. Водитель «скорой» пострадал, сильно ударился о руль. Врач без сознания, медбрат – тоже, трупа – нет. Дайте-ка мне этот телефон.
Николай вытащил мобильник из кармана брюк и подал его Дятлову.
- Не этот, а вашего соседа.
- Кораблева? Пожалуйста.
Дятлов включил экран телефона и стал просматривать вызовы.
- Ничего интересного, говоришь, и никто ему не звонит. Сейчас посмотрим, кому он звонит. То же самое. Пусто, - следователь вернул Синцову трубку. – А он, значит, лечился у младшего Вертилова, у этого, Александра Сергеевича, а дочка старшего, говорите, работала у него менеджером.
- Так Кораблев говорил, что она у него была, ну, типа, под видом медсестры или еще кого-то.
- Вот откуда она знала и вашего бывшего редактора. Как там его фамилия?
- Ржавский.
- А его хозяина?
- Михаила Сергеевича Скуратова, он - глава финансовой компании, - начал шептать Синцов.
- Ню, ню. Скорее всего, здесь она и заработала себе известность.
- Известность?
- Ну, а, как ты думаешь, почему прокурор сразу же, как ты сказал, «взашей» отправляет меня на поиски ее отца? Видно, и он из той компании больных, что лечились у экстрасенса Вертилова-среднего.
- Федор Викторович, а здесь есть какая-то связь с убийством, с исчезновением старшего Вертилова, а?
- А почему бы и нет. Хоть и косвенная, но есть. Чем занимался младший Вертилов?
- Если верить Кораблеву, то был экстрасенсом, занимался лечением. Человек, видно, обладает такой силой. Он вырос без отца, ему не хватало его присутствия, не говоря уже о помощи. А таким людям все по силам. Если даже не обладает такой силой, то может внушить себе, что обладает. А этими, экстрасенсорными способностями, Джуна говорит, что обладают все люди, нужно только захотеть этого добиться.
Дятлов взял свой сотовый телефон и начал что-то искать в интернете.
- В принципе, у нас еще предостаточно фирм, которые продолжают заниматься этим шарлатанством. Не говорил он тебе, Николай Иванович, как называлась эта фирма?
- Кто, Кораблев? Он сбивался несколько раз, вроде путался. Сначала ее назвал «Медиум», потом вроде «Целитель».
- О-о, и то, и то в нашем городе есть.
- А когда Кораблев стал тебя выпроваживать, Николай Александрович, ничего не гудело, не звенело, не гавкало?
- Да, вроде, ничего, - развел руки Синцов. – Что-то я вас не понимаю?
- Да я и сам себя иногда не понимаю. Пошли кофе попьем, - и, подтолкнув Синцова в спину, направился к чайной. 
- Мне, вот, тоже знакома такая фамилия, Кораблев, но, как прихожу на работу, все забываю посмотреть архивы. А ведь он у меня когда-то проходил.
- Может, его однофамилец?
- Все может быть.
- Федор Викторович, так он живет совсем рядом, три дома пройдем и поднимемся к нему, поговорите, - попытался остановить Дятлова Синцов.
- Нет, Коленька, нет, мне сейчас только не хватало забивать свои мозги новыми делами. Дай, это мне закончить. А сама суть в том, мой дорогой, что моя первая версия, правильная. Я почему тебе не отвечал на твой звонок, а потому что уговаривал одного коллегу, вспомнить, что написано у Вертилова в завещании.
- И что?
- Не признался. Но сказал, что Вертилов три месяца назад хотел его переписать.
- Вы думаете, что дочке этого не хочется? Он может в нем чего-то ее лишить?
- Осторожней! – ухватил Синцова за рукав Дятлов. – Машина!
- Ой! – воскликнул Николай и, пропустив серебристый легковой «Форд», начал переходить дорогу.   
- Так вот. Дочка, скорее всего, знала, что ее отец напишет завещание и, может, даже, уговорила его это сделать.
- Ну…
- Вот тебе и «ну». А Александр, ее брат, скорее всего о завещании отца не знает или узнал и начал пытаться на него давить, или на сестру. Ну, отец и решил от него избавиться.
- Что-то не сходится, - попытался возразить Синцов. – Если логически рассуждать, то старший Вертилов уже не тот человек. Он же постоянно просит дочку, чтобы она ходила в церковь с поминальными листами. Вертилов, Федор Викторович, уже находится в том возрасте, когда задумываешься о своем последнем дне пребывания в нашем мире. Он боится Ада, поэтому старается, пусть и заочно, но вымолить грехи у душ, погибших на химкомбинате, в какой-то степени, по его вине. У нынешних родственников погибших – тоже.   
- Мне кажется, что он все-таки играет и нами, и дочкой. Я не верю, что Вертилов обо всем, что происходит с ним, забывает. Все, Коля, все, давай, пока отложим этот разговор и отдохнем, а то я чувствую, что у меня мозги сейчас вот-вот закипят. Я буду зеленый чай, - Дятлов указал подбородком в сторону многоэтажного здания, на первом этаже которого, под пристроем из белых пластмассовых тумб, держащих на себе ажурный тентовый потолок, стояло около семи-восьми столиков. – Меня что-то с утра морозит сегодня, зайдем внутрь кафе, - предложил следователь.
- А я бы не отказался от кофе с молоком, - поддержал Дятлова Синцов.

- 2 –

Нужно отдать должное хозяину кафе, человек он был добрый и не скупой. Внутри помещения все сделано под каштан, от столиков на двух, четырех человек, до стульев с мягкими сиденьями. Они на вид, как и столы, тяжеловаты и, поэтому не распаляешься желанием их сдвигать с места, чтобы удобнее усесться. Но, как оказалось, это не так, каждое кресло было выставлено на таком расстоянии от столика, что каждому человеку, независимо от его полноты, было удобно садиться в него, и стол его животу совсем бы не мешал. Так, и Федору Викторовичу. Он, немножко развернувшись лицом к Николаю, с разбегу угромоздился за столом и, опершись о него локтями, улыбнувшись, сказал:
- Нет, пока снимать куртку не буду, нужно согреться.
Николай сел напротив него и посмотрел на бар, у которого сидело несколько, как на подбор, худощавых парней.
В кафе было темновато, и это как-то по-своему располагало к отдыху. Посетителей было немного, заняты несколько столиков и, что еще больше располагало к отдыху, это была не молодежь, а пожилые люди. Рассматривать их было неудобно, и поэтому Николай стал рассматривать убранство кафе. Проходы между столиками были не широкие и, в то же время, не узкие. На каждом столике стояла песочного цвета вазочка с узким горлышком, и в ней стоял цветочек. За их столом - искусственная ромашка, за соседним – мак, дальше – веточка цветущей сирени. И если бы за окном был не ноябрь, то можно было подумать, что это - живые цветы.
- Вам опустить абажур? – поинтересовался подошедший к ним официант.
- Мы не против, только свет слабенький, включите, - попросил Дятлов.
Желтый свет вспыхнул над ними, он был не ярким, располагающим к спокойной беседе.
Синцов приподнял глаза, рассматривая диодные лампочки, крапинками разбросанные под светло-коричневой чашкой абажура. И, поджав губы, закивал подбородком, мол, приятно поражен красотой.
Окно было в полуметре от их стола. Тюль-сеточка, по размеру напоминающую тетрадную клеточку, не мешала рассматривать улицу. Все предметы за окном, независимо, какой они величины, можно было хорошо рассмотреть.
- Так, что будешь? – отвлек Синцова от рассматривания кафе Дятлов.
- А-а, извините, - улыбнулся официанту Синцов, - кофе со сгущенным молоком, большую чашку.
- У нас есть домашние сливки, - легонько поклонился парень Синцову.
- Тогда с чайной ложечкой сахара.
- Что еще? – Дятлов показал подбородком на брошюру с меню, лежавшую около Синцова. – Попробуй пончики медовые, потом спасибо мне скажешь, – и, посмотрев на официанта, сказал, - и ему тоже принесите три пончика, как и мне.
- Хорошо, - молодой человек, сделав полупоклон гостям, с легкостью развернулся и пошел в сторону бара.
- Что мне здесь нравится - это цены, - смотря в глаза Синцова, улыбаясь, сказал Дятлов. – Второе, убранство, и третье – обслуживание. Ведь посмотри только, как одеты официанты. Все в тройках без пиджака, костюмы черные, рубашки белые, у всех от девушек до парней галстучки тонкие, черные. В нашей молодости они считались модными, я даже завидовал тем, у кого они были.
- А я завидовал тем, у кого были джинсовые брюки, рубашки. Они в наше время были очень дорогими, две зарплаты отца, три зарплаты моей матери.
- А в моем юношестве в моде был клеш на брюках, и в наше время джинсов не было, их называли техасы. Мне мамин брат с плаванья привез брюки-техасы, так я в них по городу ходил и представлял, как мне все завидуют. А когда постарше стал, заказал себе клешеные брюки. Моя мама, узнав об этом, привела меня в швейный цех того ателье, где мне их сшили, и попросила клеш сделать в три раза меньше. А знаешь, какие они у меня были? Туфли скрывали.
- Простите, - официант, незаметно подошедший к их столику, заменил на столе две сахарницы с серым сахаром и с белым рафинадом.
- Да, да, - кивнул ему подбородком Дятлов. – А потом в моду вошли узкие брюки. Я, как раз, в юридический поступил. А-а, еще в моде были длинные волосы. Тех, кто их носил, называли хиппи или битлами. Была такая английская группа…
 Николай, увидев на улице медленно идущего, опирающегося на тросточку Кораблева, невольно вздрогнул. Почему? Одет он был не в старое, длинное пальто, а в новое драповое пальто светло-серого цвета. Трость, как  перчатки, и кожаная бейсболка у него были черными.
- Так вот, Коля, - повысил голос Дятлов, - Коля?
- Федор Викторович, перед вами сам Кораблев, посмотрите, - указал подбородком в сторону окна Синцов. – Вот о нем я вам говорил.
- Да, - глубоко вздохнул следователь, - а он уж и не совсем болен.
- Но это - он.
Кораблев, как будто специально, словно зная, что его кто-то рассматривает, остановился и, повернувшись лицом к кафе, стал рассматривать свое отражение в окне.
- Он нас видит? – поинтересовался Синцов.
- Не-а.
- Вас познакомить с ним?
- Коля, ты, кажется, не понял, о чем я с тобой пятнадцать минут назад говорил?
- Да, да, - поднял ладонь Синцов.
- Он же фанат-сталинец. Ну, что я получу от знакомства с ним? Буду выслушивать о том, что когда-то кто-то был вором, да сейчас их еще больше стало, Коля.
- Он - материалист.
- Да, что вы говорите?!
- Мне кажется, что он до сих пор что-то делает. К нему приходит тот же Вертилов, та же Вертилова. А как вы думаете, зачем? – Синцов исподлобья посмотрел на следователя.
- Ну, видно, старик доводит его.
- Я же вам говорю, что он - материалист. Он знает, что Вертилов работал в той системе, которая стояла над простым людом, и ему было все равно, как они живут. У него главная задача состояла в том, чтобы самому хорошо жить. И, как они ему говорили, так и жил. Ему было все равно, хватает ли у людей спецодежды, исправны ли у них электрические и механические приборы, есть ли у монтажников-Высотников страховые пояса. Все равно. Главное, чтобы в отчетах все красиво написать.
- О-о! – воскликнул Дятлов.
Николай глянул в окно и сам чуть не присвистнул. Напротив Кораблева, рассматривающего себя в окне, остановился черный джип и такого же цвета шестисотый «Мерседес». Два парня, вышедших из джипа и шедших в сторону Кораблева, были ему знакомы. Это они его как-то провожали, да, да, когда он встречался с мэром города, звавшим его работать к себе в должности пресс-секретаря.
Они подошли к Кораблеву, что-то сказали ему, но старик к ним не повернулся, а продолжал рассматривать себя в окне.
Один из парней, что-то сказав в гарнитуру, подвешенную у него на ухе,  посмотрел в сторону «Мерседеса». Из него вышел мужчина.
- Опа! – невольно воскликнул Синцов. – Это - Паша Мысенко, пресс-секретарь губернатора, мой бывший однокурсник.
- Неожиданный поворот событий, - присвистнул Дятлов. – И какой у них интерес друг к другу?
- Знать бы, - прошептал в ответ Синцов.
- Погоди-ка, погоди-ка, а это не тот Кораблев, который в девяностых хотел организовать партию «За справедливость»?
- Стоп, стоп, - задумался Синцов. – Что за партия?
- Ее главная задача была в том, чтобы наказывать бывших и нынешних воров-администраторов, мошенников разных из администрации города, комбината.
- Как это понять?
- Да очень просто, таких как Вертилов, Киреев, и других. Да, да, наконец-то, - Дятлов принял из рук официанта блюдце с чашкой.
Мысенко подошел вплотную к Кораблеву и начал с ним о чем-то говорить. Парни, стоявшие рядом, осматривались по сторонам. Через несколько минут, Александр Иванович, приподняв свою трость, развернулся к кафе спиной и пошел к «Мерседесу». Машины уехали вместе с Кораблевым.
- Так неохота растягивать эту историю, Николай Иванович… - сощурившись, прошептал следователь.
- Вот и я о том же. Только никак не пойму, причем же здесь Мысенко? – отпив кофе, спросил Синцов.
- Вот и я о том же. Не с приближающимися ли выборами это связано? Может старик кого-то начинает запугивать, требуя мзду?
- Федор Викторович, так ноябрь на календаре.
- О-о, сударь, так до сентября почти ничего не осталось. Особенно для тех, у кого не только руки, а и рожа хорошо запачкана, - вздохнул Дятлов и сделал несколько шумных глотков чаю. – Ладно, закончу это дело и в отпуск пойду. Скоро зима, а сестра давно меня к себе зовет в деревню. Недельки отойти от своих дел навряд ли хватит, но у нее муж - любитель баньки, а если еще после нее за стол сесть с разносолами разными: сальцо с хлебушком, картошкой вареной иль варениками с кислой капустой, да чарочку-другую под настроение,  оттаю быстро, - мечтательно разулыбался следователь.
- А как насчет того, что я «плыл» в их доме? У Вертиловых! – напомнил Синцов. – Когда она меня чем-то отравила?
- Да помню, помню, - растаяла улыбка на лице следователя. – Все помню, Коля, все! Ладно, - и оставив на столе пятьсот рублей, Дятлов пошел к выходу из кафе. – Созвонимся завтра или послезавтра, не теряйся только, жду твоего нового детектива.

- 3 –

А он не писался, хотя уже был почти готов, но Николай последние несколько глав отложил в сторону и работал над другой концовкой рассказа, которая должна была соответствовать настоящим событиям. И, вот, все застопорилось. Сначала все хорошо шло, плавно одна история перетекала в другую, погружая героя в нелегкие, даже жесткие события, из которых, казалось, уже совсем невозможно ему выбраться живым или не сошедшим с ума. А, вот, теперь этот герой остался один на один с судьбой, которой начал управлять не он, а колдун. А почему колдун, а не друг его, к примеру?
А, может, действительно, прав Дятлов, что все здесь построено на человеческой жадности, желании забрать себе все богатства другого человека, который их зарабатывал всю жизнь. И кровь капает с зубов этого человека, нет, он не волк. То животное имеет совесть, сыто – не тронет и другим не даст. Нет, он - лев, который голоден, он забирается в чужой прайд и начинает убивать в нем львят, только потому, что они…
Николай отодвинулся от стола и посмотрел на последнюю подшивку газет.
«Так, так, если так, то дело не пойдет, - сказал он себе. – Зачем я сюда, в читальный зал библиотеки, пришел? Зачем? Фу-у, - вздохнул он. – Мне нужно найти информацию про Кораблева и его партию. Он же - бывший коммунист-фанат, и Дятлов сказал, что он пытался создать какое-то экстремистское подполье в коммунистической партии или вне ее, чтобы наказывать виновных. А, может, он ошибся?»
Николай посмотрел на год, в котором выходила эта газета. Тысяча девятьсот девяносто четвертый.
«Двадцать лет назад она выходила. Двадцать! Это ж, сколько мне было лет? Двадцать четыре. Нет, двадцать три года, и мне в том возрасте было, похоже, наплевать на все политические битвы. Так?»
В одном из февральских номеров газеты, на ее первой странице его внимание привлек крикливый заголовок: «Я за то, чтобы возродить «Народную волю». И под ним тем же шрифтом, но чуть поменьше напечатан подзаголовок:  «На нашем флаге будет портрет не Владимира Ульянова (Ленина), а Александра Ульянова, его старшего брата».
«Громковато сказано, - с интересом подтянул к себе стопку газет Николай Синцов, и, еще не начав читать эту статью, начал вспоминать. – Александр в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом был революционером-народовольцем и покушался на российского императора Александра третьего, и был за это повешен. Да уж, и кто так громко кричал об этом?» – и начал глазами просматривать текст.
Нет, это был не Кораблев, а Коравлев. Он - работник химического комбината, бывший партиец.
«Коммунист, значит? И к чему он призывает?»
«Я - не сторонник преступности, - обращается с трибуны к собравшимся Александр Коравлев. – Я - сторонник законности! И те прихвостни, которые работали на администрацию, подпевая ей и утаивая от гласности все ее отрицательные проступки, должны быть наказаны! И не только они, а и сама администрация! И мы так будем поступать и с нынешними преступниками: мошенниками, бандитами, наркоторговцами, спрятавшимися в шкурах администраторов, директоров, депутатов. Будем садить их на колья и выставлять на площадях города. Пусть мучаются в предсмертных судорогах, и все люди могут это видеть, чтобы знали, что эта кара будет ожидать всех, кто нарушает закон! (раздались продолжительные аплодисменты)…»
Да уж, красиво говорит, - просмотрев весь фоторепортаж со съезда террористической фракции компартии, Николай стал перелистывать страницу за страницей других газет, чтобы еще найти хоть какую-то информацию о дальнейшей судьбе этой партии. И только в ноябрьском номере была краткая информация о партиях, которые не получили должной поддержки избирателей при выборах в городскую Думу. «Народная воля» была в аутсайдерах, не получив даже одного процента на выборах, а вот сама коммунистическая партия была первой, набравшей тридцать шесть процентов. Круто!
Значит, это - не тот самый Кораблев. Жаль, в то время у нас компьютеры только начинали появляться, если бы это произошло бы сейчас, то информация прошла бы и в других газетах, и люди бы следили за будущим этой партии и ее лидерами. Может, сейчас этим заняться? - Николай посмотрел на огромный лист газеты большого формата А 2. – И кому же ты такая понадобишься? Может, лет через сто какому-нибудь историку или лингвисту, или такому же дураку, как я…»
Синцов сложил подшивку газеты и позвонил Дятлову:
- Федор Викторович, помните, вы говорили о попытке создать Кораблевым какую-то террористическую партию? Ну, позавчера в кафе, когда этого старика пресс-секретарь губернатора посадил себе в машину, ну, Кораблева, моего соседа? Ну, ну! Так вот, у того человека, лидера «Народной воли» фамилия была совсем другой - Коравлев, а не Кораблев. Нет, не Куравлев, это - артист, а Коравлев. Да, да.
А с Вертиловым как дела, Федор Викторович? Не нашли Вертилова, ни того, ни другого? Напишу, напишу. Да, в принципе уже набросал концовку детектива. Завтра нужно его сдавать. Обязательно дам почитать, но времени у меня просто нет. Да, да, ну, счастливо вам.