Ундина

На первый, да ещё издалека брошенный взгляд, Алексей Евгеньевич выглядел не то чтобы пожилым, но достаточно солидным человеком, эдак лет за пятьдесят. Этому, как он любил иногда витиевато выражаться, споспешествовали его совершенно седые волосы, очки и – главное – трость. Впрочем, трость – тоже его выражение, благородно звучащее, но абсолютно неверное. Фактически Алексей Евгеньевич пользовался самой обыкновенной клюкой, на резиновое основание которой только вчера предусмотрительно наклеил кусок крупной наждачной бумаги. Вечером по телевизору объявили, что сегодня будет гололёд. Он, естественно, поверил прогнозу метеорологов. Дома у Алексея Евгеньевича стояла щёгольская трость с шафтом из произрастающего в Индонезии раминового дерева и с шарообразной костяной рукояткой, инкрустированной серебряными вставками. Но он пользовался ею только в тех нечастых случаях, когда ходил с матерью в театр.

Однако внешний облик Алексея Евгеньевича был очень обманчив. Форма, как говорится, не соответствовала содержанию. До сорокалетнего юбилея ему ещё оставалось целых шесть лет. А ранняя седина была генетически обусловленной; его отец тоже совсем молодым поседел. Этот наследственный признак, по словам матери, передавался у них по мужской линии уже не одно поколение. Об очках и говорить нечего. Заурядная близорукость библиофила, которая могла возникнуть у любого даже двадцатилетнего книгочея.

Клюка, конечно, - разговор особый, но и в ней не было ничего таинственного. В третьем классе, Алексей Евгеньевич, играя во дворе в футбол, так сильно и неудачно подвернул правую стопу, что, несмотря на две последующие операции, она у него так и осталась болтаться, как игрушка на верёвочке. Поэтому он никогда не расставался с клюшкой, на которую опирался при ходьбе. Повреждённая стопа удерживала Алексея Евгеньевича только в том случае, если он стоял абсолютно прямо. Но стоило ему чуть наклонить туловище… Поэтому только дома, при близких позволял он себе ходить без этой опоры, некрасиво переваливаясь с боку на бок и постоянно используя в качестве дополнительной опоры стены и мебель.

Мать, в своё время в душе обрадовавшаяся неожиданной, но абсолютно не смертельной травме, в связи с которой её единственный сынок теперь благополучно минует армейскую службу, в последующем часто корила себя за те мысли. Её Алёшенька с годами превратился в представительного и симпатичного мужчину, но, комплексуя по поводу своей сильной хромоты, так и не женился. А это нежелательное обстоятельство могло привести только к двум вариантам: или его «окрутит» какая-нибудь шалава с целью прописки в их московской квартире, или он так и проживёт холостяком, а, значит, оставит её без внуков. Уж, лучше, втайне думала мать, второе… Не так обидно будет…

Несмотря на все эти внешние, а, следовательно, несущественные недостатки, Алексей Евгеньевич работал ни кем-нибудь, а писателем. Вернее, он так любил представляться, и не очень при этом лукавил, так как действительно регулярно публиковал в журналах свои рассказы. Фактически же работал в библиотеке заведующим отделом комплектации. Эта должность звучала менее престижно и уж совсем не романтично, хотя приносила небольшой, но стабильный доход.

За каждый свой рассказ, который он отсылал по интернету в журнал, Алексей Евгеньевич получал по двести долларов. Его самолюбие тешил именно этот не совсем обычный факт: хотя журнал был целиком и полностью отечественным, гонорар почему-то выплачивали в американской валюте.

Он сочинял в месяц по одному рассказу, содержание которого должно было соответствовать тематике выпускаемого номера. Предпоследний, например, был посвящён железнодорожному транспорту. И Алексей Евгеньевич придумал мелодраматическую историю о мужчине и женщине волею случая оказавшихся в одном купе. А последний, за гонораром которого он сегодня и отправился в редакцию, был посвящён актуальной теме борьбе с наркоманией. Тут ему помогла мать, продолжающая и в свои пенсионные годы работать врачом в большой городской больнице. Из нескольких, рассказанных ею «анамнезов» он без труда сочинил трагическую историю судьбы наркоманки. И уже не в первый раз заслужил похвалу главного редактора, которая всякий раз удивлялась широте его познаний и богатому жизненному опыту. Он, конечно, не посвящал её в секреты своего творческого процесса. Библиотечная должность предоставляла ему не только возможность доступа практически к любой специальной литературе, но и право заказать те книги, которые он считал нужными лично для себя.

Мать, работая на полторы ставки, получала больше сына-писателя, так что на вполне сносную жизнь им хватало. Машины, правда, не было, да и кто бы её водил? Зато после смерти отца осталась хорошо благоустроенная двухкомнатная квартира недалеко от Елоховской площади и дачный участок с небольшим домиком, который постепенно приходил в запустение, но при форс-мажорных обстоятельствах всегда мог быть выгодно продан.

Так они с матерью вдвоём и жили. Нормально жили. Но у каждого была своя тайная мечта, о которой никто из них говорить не любил. Алексей Евгеньевич тешил себя надеждой, что когда-нибудь соберёт свои лучшие рассказы, издаст их отдельной книгой и заслужит благожелательные отзывы литературных критиков. А мать всё ещё продолжала мечтать, что сын осчастливит её когда-нибудь внуком, «но только от порядочной женщины, а не от какой-нибудь там вертихвостки».

Зима наступила, как и все последние годы, с большим запозданием. Только в середине ноября посыпались с молочного неба снежинки, прикрывая оставшиеся после осени серость и неприглядность улиц, наготу кустов и деревьев. Ещё неделя-другая такой погоды и установится настоящая зима. Пусть без морозов, которые, наверное, опять начнутся где-нибудь после Нового года, зато вокруг всё станет сказочно красивым.

Зиму Алексей Евгеньевич любил без всякой объективной на то причины. По заснеженным тротуарам и мокрым ступеням, ведущим в переходы метро, ходить ему становилось гораздо труднее. Но библиотека, к счастью, находилась недалеко от дома. А в редакцию на метро он ездил раз в месяц и до «Бауманской» осторожной и неторопливой походкой доходил минут за двадцать.

Заранее обменявшись электронными письмами с редактором, Алексей Евгеньевич знал, что очередной его рассказ должен быть посвящён какой-нибудь романтической истории из жизни шахматиста. В следующем номере главной темой решили сделать шахматы. А в этом виде спорта, впрочем, как и во всех остальных, Алексей Евгеньевич был несилён. Но данный факт его не смущал. Привыкнув черпать большую часть необходимой для жизни информации из книг, он уже запасся десятком биографий шахматных чемпионов и начал с ними знакомиться, чтобы позже сочинить на их основе что-нибудь подходящее для своего «глянцево-гламурного» журнала. На достоинства набоковского «Лужина» Алексей Евгеньевич, естественно, не претендовал, но надеялся «закрутить» какой-нибудь интересный сюжетик на пятьдесят тысяч знаков. До сих пор это у него обычно получалось неплохо.

Из тех знаменитых шахматистов, о которых он уже успел что-то узнать, наиболее «интересными» для создания будущего типажа ему представлялись Таль и Фишер. Вот из этих двух фигур ему, видимо, и придётся «слепить» личность своего героя.

Алексей Евгеньевич остановился перед «зеброй», думая, в сторону каких черт характера сделать больший уклон. Выбрать романтическую чудаковатость Михаила Таля или явно выходящие за рамки нормального поведения странности Роберта Фишера? И в первом и во втором случае было что обыгрывать…

Пронёсшаяся мимо машина ехала слишком близко к тротуарному бордюру, где накопилась замаскированная напавшим снежком грязная жижа. Брызги веером полосонули по груди и рукавам Алексея Евгеньевича. От неожиданности он неловко отшатнулся, клюшка не помогла ему удержаться на ногах, и он упал на правое колено. Больная нога его снова подвела. Не без труда поднялся и – а вот это уже было непродуманное движение! – машинально стряхнул с себя налипшие мокрые комки. Они размазались по светлому пальто тёмно-маслянистыми полосами и сразу поставили точку на дальнейшей поездке. В таком виде даже в вагон метро стыдно было бы зайти. А он пообещал, что явится за своим долларовым гонораром до пяти часов. Теперь придётся возвращаться домой, потом заново созваниваться и извиняться… Алексей Евгеньевич любил читать и писать, но общаться с живыми людьми ему всегда было не то, чтобы затруднительно, но выходило это у него чаще всего не очень ловко.

Он заметил, что синяя иномарка, которая его обрызгала, задним ходом медленно подъезжает к нему.

«Водила, конечно, гад, но явно решил извиниться. Остались ещё в Москве воспитанные люди. Моему новому пальто его «пардоны», разумеется, не помогут: всё равно придётся отдавать в химчистку. А ведь специально, когда покупали его с мамой, я выбрал светлое и с поясом. А то взяли моду - все в чёрном ходят».

 Алексей Евгеньевич не любил быть, как все.

Опустилось затемнённое окно, внутри показалось женское лицо:

- Извините меня, Бога ради. Я больше не буду.

Произнеся эту инфантильно-кокетливую заготовку, рассчитанную, видимо, на сотрудников ГИБДД, лихачка сообразила, что в данном случае та прозвучала не совсем уместно. И добавила уже более озабоченным голосом:

- Вам помочь?

- Ничего страшного. – Перед симпатичной женщиной разыгрывать возмущение Алексей Евгеньевич счёл неуместным, но вспомнил где-то вычитанное выражение, что женщина за рулём, как обезьяна с гранатой. Удовлетворив этой мыслью своё запачканное мужское честолюбие, он снова невольно провёл рукавом по груди.

- Ну зачем же Вы грязь растираете?

Женщина выскочила из машины, быстро подошла к нему через лужу и взяла за руки.

- Вот так их держите. Не прислоняйте к себе.

«Ишь ты, Ундина какая! Раскомандовалась». Алексей Евгеньевич не смог бы сказать, почему ему при виде женщины, пришёл в голову именно этот мифологический персонаж. «И голос, как у мамы. Насчёт рук она, конечно, права, но…»

- И долго мне так стоять?

Вид у него, Алексей Евгеньевич мог это себе представить, был наверняка дурацкий: стоит высокий и солидный мужчина с вытянутыми вперёд руками, да ещё в одной из них – клюшка. А перед ним с растерянным видом вертится эдакая финтифлюшка: рыжая копна волос, коричневая кожаная куртка, узкие чёрные брючки и высокие сапоги-ботфорты.

- Вам куда? Я могу довезти.
- Туда, куда мне надо, в таком виде заходить будет неудобно.
- А зачем Вы грязь растёрли? Высохла бы, а потом…
- Мне теперь лучше домой вернуться.
- Да, наверное. Хотите, я Вас до дома довезу? А то видок у Вас… Вы, уж, извините меня... Но и Вы у самого края стояли…
- Ну, если до дома довезёте, было бы хорошо. А то идти в таком виде по улице… Я здесь недалеко живу. Просто… ходить быстро мне сложно, а хотелось бы успеть в редакцию…
- Садитесь.

Это было легче сказать, чем сделать. Чтобы сесть в машину (ну, кто из здоровых людей об этом задумывается?!) человек должен сначала занести в салон левую ногу, а самому при этом стоять на одной правой, которая Алексея Евгеньевича, разумеется, не удержит. Не хватало ему ещё свалиться рядом с машиной! Поэтому у него был отработан специальный приём для такой манипуляции, но до сих пор Алексей Евгеньевич прибегал к нему, когда речь шла о такси, или когда садился в машину какого-то знакомого человека. Ничего хитрого: открыть дверь, повернуться задом, тяжело плюхнуться им на сиденье (при этом не забыть наклонить голову!) и только потом занести обе ноги в машину. Но поворачиваться задом к молодой женщине?.. Это со стороны будет выглядеть не элегантно и вообще может показаться бестактностью.

Пока он раздумывал над своими дальнейшими действиями, дверь с его стороны открылась, и раздался голос:

- Руки только к себе не прижимайте. Давайте сюда Вашу палку, я подержу.
- Без неё я совсем не сяду.
- Ну, смотрите… Мне чем-нибудь помочь?
- Нет, спасибо.

Алексею Евгеньевичу ничего не оставалось, как прибегнуть к отработанному приёму. Но угнездившись на сиденье и положив руки на переднюю панель, он успокоился. А голова сразу заработала в плане предстоящего сюжета. Он в очередной раз убедился: всё, что не происходит, к лучшему. Итак, известный на всю Москву шахматист случайно оказывается в машине у незнакомой и красивой женщины. Они знакомятся и… А дальше он придумает. Портрет героини, считай, уже готов. С этой рыжеволосой и напишет. Очень эффектная женщина.

- Вы не ушиблись? Я видела, что Вы упали.
- Нет, что Вы! Я не упал. Просто у меня одна нога…
- Я заметила. Извините ещё раз. А Вам куда?
- Мне вообще-то назад надо. На Нижнюю Красносельскую, а там я покажу…

Женщина развернулась, и они поехали к его дому.

- Можно я у Вас кое-что спрошу? – Не удержался от свойственного ему любопытства Алексей Евгеньевич.
- Да, пожалуйста.
- У меня три вопроса. Два нормальных, а один не очень скромный.

Она улыбнулась.

- Задавайте Ваши вопросы.
- Вы кем работаете?
- Этот вопрос у Вас из каких? Из нормальных или нескромных?
- Ну, если Вы не хотите говорить, то не отвечайте. Я спрашиваю исключительно из любопытства. – Не удержался и добавил: - Из чисто писательского любопытства.
- Я работаю психологом.
- Так… Хорошо… Даже интересно. Ещё вопрос. Вам не трудно на каблуках на педали нажимать?
- Нет. Я уже привыкла и потом они у меня невысокие…
- Понял. Ну, и последний. Вот - цвет Ваших волос… Он, простите, рыжий или имеет какое-то своё название?
- Этот вопрос, как я поняла, у Вас числился в нескромных. Цвет моих волос называется «янтарный берег».
- Надо же, как удачно!

Почему?

- Звучит красиво. «Янтарный берег»… А Вы в шахматы не играете?
- Это уже вопрос сверх лимита. – Она снова улыбнулась. – Но могу и на него ответить… Очень плохо. Знаю, как там фигуры ходят…
- Тоже хорошо…

«И у Таля жена в шахматах ничего не смыслила... Но мне сейчас главное, запомнить, как она выглядит. Легче будет описать, и портрет получится более достоверным».

Рыжеволосая ундина перехватила инициативу в разговоре:

- А можно мне теперь задать Вам два вопроса? Оба будет очень скромными. Первый: где Ваш дом?
- Вон тот пятиэтажный видите? Мне ко второму подъезду.
- И второй. Вы сказали, что Вам надо в редакцию. Она где находится?
- На Покровке. Там есть такой Лялин переулок…
- До него от метро для Вас не близко…
- Ничего, не беспокойтесь. Дотопаю. Я уже привык.
- Тогда я тоже задам Вам ещё один вопрос сверх лимита. Вы долго будете переодеваться?
- Четыре минуты.
- Откуда знаете так точно?
- Так выходит. Живу на первом этаже. И засекал как-то специально…
- Я Вас здесь подожду, а потом довезу до Петровки. Мне по любому самой в ту сторону надо ехать. Согласны? В этом случае я уже буду считать свою вину перед Вами полностью заглаженной.
- Ну, если Вас не затруднит… Конечно, мне на машине было бы и удобнее, и уж теперь точно не опоздаю…

Он вышел из подъезда в зимней спортивной куртке и, подняв вверх левую руку с часами, не без гордости заявил:
- Видите! Ровно четыре минуты.

По пути Алексей Евгеньевич сразу начал выстраивать сюжетную линию будущего рассказа. Во-первых, родилось красивое название: «Гроссмейстер и Ундина». Конечно, слишком похоже на «Мастера и Маргариту», но для журнала сойдёт. Во-вторых, интересно было бы узнать, чем именно занимаются психологи? Лечат больных? А может быть она работает психологом в каком-нибудь отделе кадров? А что? Участвует в приёме новых сотрудников на работу. Проводит профессиональный отбор или как там это может называться…

Женщина с волосами цвета «янтарный берег» нарушила его размышления:

- Мне кажется, у Вас есть ещё вопросы. Угадала?
- Да. Только они могут показаться Вам бестактными.
- Не страшно. Какой будет вопрос, такой будет и ответ.
- В таком случае давайте сначала познакомимся. Меня зовут Алексей Евгеньевич. Можно просто – Алексей.
- А я – Юля. Дело в том, что у меня очень редкое имя. Родители почему-то назвали Ульяной. Честно говоря, оно мне не нравится. Поэтому зовите Юлей.
- Ульяна – Ундина. Надо же, как совпадает!
- Почему Ундина?
- Пока ещё сам не знаю. Может быть по созвучию, а может быть потому, что водой меня обрызгали.
- Кажется, был такой балет или опера, «Ундина». Не помните?
- Есть с таким названием балет Пуни, но я его не смотрел. А ещё есть сказка «Ундина» у братьев Гримм... Вообще-то ундина – низшее божество, которое старается выйти замуж за простого человека, потому что, родив ребёнка от смертного, получает душу.
- Надо же, как интересно!.. Низшее божество? И фабула любопытная…
- Ну, может быть, я не очень точно выразился. В общем, они - те же самые русалки или наяды.
- Да… - думая о чём-то своём, повторила Юля. – Значит, ундина должна родить ребёнка от смертного человека…
- Обычно человек с детства привыкает к своему имени, и оно ему нравится больше остальных, - вернулся к прерванной теме Алексей Евгеньевич, пытаясь удержать разговор в нужном ему русле.
- Вы правы… Но вот у меня как-то не сложилось…
- А ещё такой вопрос. Женщинам его обычно не задают, но Вы не обычная женщина, а ундина, да?
- Хотите спросить, сколько мне лет?
- Правильно. Хотя мне всё равно, потому что так и так придётся многое самому придумывать. Но легче, когда есть какие-то отправные точки.
- Двадцать девять.
- Нормально… Хорошо, что Вы не моложе.
- Вам не нравятся молоденькие девушки?
- Почему? Нравятся. Но для ундины Ваш возраст больше подходит... Уже не девочка, а такая, знаете, немного несчастная и разочарованная женщина… У Вас какая марка машины?
- Это «Мазда». Точнее – «Мазда шесть», если для Вас это имеет значение.
- Конечно, имеет. Такие мелочи и создают в целом достоверный образ.

Они свернули в Лялин переулок.

- Здесь мне где остановиться?
- Напротив того тёмного здания... Большое Вам спасибо, Юля. Как раз к назначенному сроку успел. До свидания.
- До свидания, Алексей. И простите за пальто. Думаю, что те пятна Вам будет вывести не очень просто… Ну, уж так сложилось… И ещё. Не обижайтесь, но я Вас приняла сначала за пожилого человека…
- Это – ничего… Со мной так бывает…

Алексею Евгеньевичу нравилось бывать в редакции «своего» журнала по двум причинам. Первая заключалась в том, что здесь все и всегда относились к нему с ласковым уважением. Главный редактор Галина Вадимовна, увидев его, всякий раз радостно восклицала:

- Посмотрите, кто к нам пришёл! Милый Алексей Евгеньевич!

И от всех мониторов к нему поворачивались приветливо улыбающиеся женские лица.

Ну, разве не приятно?

Вторая причина тоже играла для Алексея Евгеньевича не последнюю роль. Редакция состояла из одной, но очень большой комнаты, заставленной письменными столами и стульями с высокими спинками. Опереться между делом на один из них, пока пройдёшь в дальний угол к редактору, тоже оказывалось совсем не лишним подспорьем.

После обмена любезностями Алексей Евгеньевич получил свой валютный гонорар, поинтересовался темой будущего номера, традиционно отказался от традиционно предложенной ему «чашечки кофе» и простился.

Медленно спускаясь по лестнице, он начал решать: каким путём ему лучше добираться домой? Идти до «Курской» далеко (впрочем, пару остановок можно проехать на троллейбусе), зато потом без пересадок. Идти к «Китай-городу» гораздо ближе, но там замучишься переходить с одной линии на другую. Решил, как обычно, положиться на случай и настроение. Пока оно оставалось хорошим и не хотелось его портить раньше времени. Сначала дойдёт до Покровки, а там посмотрит…

Алексей Евгеньевич вышел на улицу и сразу наткнулся на синюю «Мазду» той самой ундины. Сама она стояла чуть в стороне, отвернувшись к решётчатому забору, и с кем-то разговаривала по мобильному телефону.

Что-то случилось с машиной?

Он всё равно в этом ей не помощник. Что же ему сказать, проходя мимо? Может быть, ей нужна какая-то помощь?..

Нельзя же сделать вид, что он её не узнал. Глупо!

И она занята своим разговором. Вот, до него донеслось что-то о «пробках на дорогах».

Алексей Евгеньевич, пребывая в нерешительности, даже замедлил и без того неспешную походку.

Слава Богу, что когда он поравнялся с Юлей, та обернулась, увидела Алексея и резко прервала разговор, бросив в трубку: «Ну, всё. Пока!»

- Алексей, Вы сейчас домой направляетесь?
- Конечно. А у Вас что-то случилось?
- Сама ещё не соображу. Хотите, я Вас подвезу?
- Да… Но чего ради? Мне как-то неудобно... – Потом вдохновенно соврал: - Я уже решил вызвать такси.
- Какое там такси? Бросьте… Давайте, садитесь ко мне, я Вас отвезу домой.

Она открыла перед ним дверь машины.

- Ну, я даже не знаю…

«Чего она ко мне прилипла? Всё, что мне надо было узнать от неё, я узнал. Ничего интересного для будущего рассказа она мне больше не сообщит… Если только уточнить, чем именно занимаются психологи? Возможно, этот момент придётся обыграть в сюжете…»

- Садитесь, - чуть ли не приказным тоном повторила Юля. – Я пока прогрею двигатель и немного покурю… Вы ведь не курите?

- Нет. Зачем?
- Логично. Ну, а я покурю снаружи, чтобы не дымить в салоне. Минутку подождёте? – Она выскочила из машины и захлопнула дверь. Все движения у неё были лёгкими, быстрыми и порывистыми.

«Наверное, ей что-нибудь от меня надо… Но чем я ей могу помочь?.. Ничем… И сама явно нервничает, на месте не стоит. Вертится со своей сигаретой, как юла… Юля – Юла, Ульяна – Ундина. Интересные контаминации. А на русалку она похожа лишь своими распущенными волосами. Необычная причёска. Сейчас чаще встречаются короткие стрижки. А тут – как его? – «янтарный берег» рассыпался по её плечам. Надо будет запомнить эту фразу… И характер у неё совсем не русалочий. Она скорее Артемида-охотница. Буду надеяться, что охотится не на меня. Что с меня взять?... Ну, ладно… Пусть везёт. Может быть, что-нибудь полезное для себя от неё ещё услышу».

Они поехали, и Алексей решил не терять времени даром. Но начинать разговор сразу с вопроса в лоб о работе психолога ему показалось неудобным, и он сначала высказал пришедшее ему в голову предположение:

- Вы знаете, Юля, мне кажется, что у Вас какое-то важное дело, но Вы очень не хотите туда ехать. Вот и катаете меня по всему городу... Правильно?

Она внимательно посмотрела на Алексея, хотя они как раз в этот момент сворачивали на загруженную автомашинами Покровку.

- А из Вас вышел бы неплохой психолог. Вы очень наблюдательны, Алексей.

Он с большим трудом удержался, чтобы не сказать ей быстро сложившуюся в голове фразу: «Хороший писатель не может быть плохим психологом». Но это прозвучало бы уже совершеннейшим хвастовством! Поэтому красивую максиму Алексею пришлось молча проглотить, но начавшийся разговор оказался как раз «по теме».

- А чем именно занимаются психологи? Вот, что Вы непосредственно делаете? Если это, конечно, не секрет.
- Какие тут секреты? Я работаю психологом в большой больнице. Обследую пациентов, которых ко мне направляет врач. Ничего волшебного или экзотического. Никаких наяд и русалок. Обычные больные люди…
- Вы определяете их психологический тип?
- Разумеется.
- Интересно! А вот я, по-вашему, к какому типу отношусь?

Юля, не глядя на него, ответила:

- Вы, скорее всего, ближе к гиперэстетическому шизотимику.

«А если точнее, - подумала она про себя, - ты просто большой ребёнок».

Пока Юля везла домой так неожиданно свалившегося ей на голову (слава богу, что не под машину!) попутчика, она думала о своих проблемах, которые требовали – тут этот деликатный недотёпа угадал! – вполне конкретного решения.

Думала и попутно отвечала на его нехитрые вопросы. Она быстро сообразила, что никакого заигрывания с ней – а жаль! – они не предполагают, а служат одной единственной цели: Алексей решил увековечить в своём будущем произведении её образ. И на том спасибо! Она надеялась, что это всё-таки будет лав-стори, а не фельетон из раздела «Происшествия на дороге». Вот только настоящему писателю хватило бы одного взгляда, остальное наверняка бы дорисовало воображение. А этому чудаку осталось ещё выяснить размер её бюстгальтера, обо всём остальном он уже расспросил.

Собственные переживания Юли были не в пример серьёзнее, хотя сводились всего к двум пунктам. Пункт первый: ей скоро тридцать, а ребёнка муж не хочет. Когда же ей прикажете рожать? После выхода на пенсию? Или он хочет завести ребёнка от другой женщины?

Тут возникает пункт второй, на который она могла бы и внимания не обращать, если бы положительно решился первый. Второй заключался в том, что муж, обеспечивая её материально выше крыши, как изменял ей до брака, так продолжает изменять и сейчас. И делать вид, что её этот факт не волнует, мстить ему, заводя свои шашни на стороне, Юле надоело. Ну, сколько такая «совместная жизнь» может ещё продолжаться?

Решительный разговор с мужем она и планировала провести сегодня. Развод и точка! И пусть живёт, как хочет.

А что потом делать ей?

Муж, разумеется, будет жить, как хочет. А как будет жить она?

Где ей искать отца своего будущего ребёнка?

На работе? В ресторане? В тренажёрном зале? Среди мужей подруг?

Или на улице, предварительно обрызгав его грязью?..

- Спасибо, что довезли. – Алексей стал торопливо выбираться из машины. Сначала обе ноги поставить на землю, потом опереться на клюшку и…

«А ведь он у меня даже номера телефона не попросит. Настолько закомплексован, что боится новое знакомство завести. Гиперкомпенсировал неуверенность в себе кучей дурацких вопросов и сбегает… Но в таком случае и я его больше не увижу. А мужчина симпатичный. И наверняка домосед: сидит и сочиняет свои книжки. Не курит и вряд ли запивает. Прелесть! Мечта, а не муж! А то, что хромает, даже хорошо: по девкам бегать не будет! Ну, что ж, белые начинают и выигрывают. Попробуем».
- Алексей, возьмите на всякий случай мою визитку. Если понадобится психолог или таксист, не стесняйтесь и звоните. Я это говорю вполне серьёзно, и уже не в плане заглаживания своей вины. Мне просто понравилось с Вами общаться. Всего Вам доброго!

«Что ж, удочку я закинула. Если клюнет, тогда и буду решать, вытаскивать мне эту рыбку из пруда или нет. Тем более что удочек мне сейчас потребуется несколько… А он не рыбка, а рыбище. Интересно, каков окажется этот увалень в постели?.. И почему я ему соврала, что плохо играю в шахматы? На все вопросы ответила правдиво, а здесь захотелось выглядеть перед ним более женственной. Для чего?.. Ладно. Сейчас всё-таки надо поехать к своему уроду и попробовать свести патовую ситуацию хотя бы в этой партии к ничьей».
2.

Алексей позвонил раньше, чем этого ожидала Юля, погружённая в хлопоты начавшегося бракоразводного процесса, и сразу огорошил её радостным восклицанием:

- А Вы с моей мамой в одной больнице работаете!

«О, как у нас всё запущено! Мы, оказывается, ещё с мамочкой советуемся относительно своих знакомых женщин. Нет, такую рыбку из пруда лучше не вытаскивать. Потом со свекровью хлопот не оберёшься».

- Вполне возможно, Алексей. – Юля ясно дала понять интонацией голоса, что его радость по этому поводу она разделять не намерена. - Больница у нас большая, сотрудников много... Я Вам могу чем-нибудь помочь?

«Что ж, сама напросилась на его звонок, дурочка».

- Если Вас только это не затруднит, Юля. Мне хотелось бы посмотреть, как Вы обследуете больных. Что именно говорите и что делаете?

«Ну, всё, полный абзац! Прилипает как банный лист. И сразу послать его, куда подальше, неудобно».

- Видите ли, Алексей, я всегда работаю с пациентом наедине. А посторонний человек может его смущать или отвлекать, что отразится на результатах тестирования… Но я что-нибудь придумаю. Как только попадётся менее привередливый больной, я Вам сразу позвоню. Хорошо?

«Вот так! Из-под твоего шаха я ушла красиво и без потерь».

- Извините, Юля. Я не подумал об этой стороне вашей работы. Да, оказывается не всё так просто… А причинять Вам неудобства я не хотел…

«Ой, как расстроился сразу бедненький! Ну, ничего, переживёшь. Сейчас мы немного подсластим пилюлю».

- Как ваше пальто, Алексей? Очистилось?
- Наверное... Я ещё не знаю. Завтра буду забирать его из химчистки… Юля…
- Да, я слушаю.
- Извините, Юля, я Вас обманул.
- В каком смысле?
- Меня не ваша работа интересует. Мне просто хотелось бы… с Вами встретиться… Ну, если, конечно, Вы сами этого хотите…

«Ого! А рыбка-то заглотила наживку вместе с крючком! Оно, конечно, неплохо… Но его всёзнающая мамочка!..»

- А Вам мама не говорила, что я замужем?
- Говорила. И если надо попросить разрешения у мужа, чтобы встретиться с Вами, я готов это сделать.

«Ишь мы какие галантные! Прямо девятнадцатый век! Что-то давно мне не попадались так старомодно воспитанные мужчины».

- В этом нет никакой необходимости, Алексей. Мне и самой было бы приятно встретиться с Вами и немного поболтать.

«А о предстоящем разводе ему знать пока не обязательно».

- Вот и хорошо! И совсем не нужно для этого мне приходить к Вам на работу, правда?
- Разумеется.

«Ну-ка, золотая рыбка, и что же ты мне предложишь? Куда пригласишь? В кино на «Гарри Поттера»? Очень интересно узнать, как у тебя с фантазией по этой части».

- Юля…
- Я слушаю Вас, Алексей!
- Юля, я не умею ухаживать за женщинами. И не знаю, что Вам предложить. На языке вертится только «пойти погулять», но какой из меня гуляка?!

«Господи! Да что же ты такой искренний и наивный? Что думаешь, то и говоришь. Разве так можно?! Ладно, сама эту партию начала, сама буду и наступать. На твою сицилианскую защиту мы ответим дебютом Мора, который придумал мой любимый Савелий Тартаковер».

- У меня такое предложение, Алексей. Я заканчиваю работу в начале четвёртого. И всё это время сижу здесь без обеда. До моего дома мне ещё час езды. И там пока всё приготовишь… А Вы живёте совсем рядом с больницей. Намёк поняли?
- Конечно! Самому надо было догадаться! Юля, давайте завтра пообедаем в ресторане? Я Вас приглашаю!

«Ишь, лапуля, какой ты у меня сообразительный! Ну, что ж, можно и пообедать. Хоть рассмотрю тебя как следует. Завтра вечером договаривались с девчатами в сауну идти. Но туда к семи часам. Вполне можно успеть сходить в ресторан. А дальше – по ситуации. Посмотрим, чего мне больше захочется: пойти в сауну с подружками или провести вечер с мужчиной».

- Юля, а Вы не поможете мне с выбором ресторана? Я в них как-то… не очень часто…

«Бедненький мой! Ну, кто же тебе ещё поможет, кроме меня? Не твоя же мама? Интересно, в каком отделении эта мымра работает? Надо будет навести справки».

- С удовольствием помогу. У нас с Вами будет дневной ланч, так? Следовательно, я обойдусь без вечернего платья от Армани и без бриллиантов от Картье, а Вы можете не надевать свой смокинг. Правильно?
- Юля, у меня вообще нет смокинга, - растерянно ответил Алексей.
- Да, я же шучу! Ну, что Вы такой бука, Алексей? Слушайте меня внимательно. Я завтра сразу после работы заеду за Вами. Форма одежды – обычная. И не вздумайте обедать дома!  А то я буду на вашем фоне выглядеть голодной дикаркой. Сразу предупреждаю, чтобы не испугались, поесть я люблю. А поедем мы с Вами в недорогой ресторан с итальянской кухней. Наесться с голодухи можно только там. Согласны?
- Конечно, согласен! Спасибо, что Вы помогли мне в этом вопросе. И обедать дома я не буду, обещаю. Потерплю. Только знаете, я ведь тоже люблю поесть.
- Прекрасно! Видите, как у нас с Вами много общего?

«Ну, ладно. Пообщаться с ним, чувствуя себя уже свободной женщиной, может оказаться даже интересным. Тем более что мужичина он своеобразный, на салонного ловеласа не похож. Чтобы получить лучшую позицию, пожертвуем пешку и продолжим начатый дебют… А не слишком ли много я думаю об этом Алексее?.. Ну, посмотрим. Играя с ним белыми, свести партию вничью будет нетрудно. А если потребуется, то и выиграть».

Когда на следующий день Юля подъехала к его подъезду, Алексей уже ждал её, опираясь на новую трость и держа в другой руке небольшой букет цветов.

«Ах, какой ты лапонька! И про цветочки не забыл. И даже сообразил, что в машину и на первое свидание большой букет приносить неуместно. Ты у меня молодец!»

Алексей сначала протянул ей свой букетик, потом уселся в машину. Поставил между коленей свою эксклюзивную трость, и напряжённо уставился в лобовое стекло. Юля внимательно посмотрела на него:

- Слава богу, что пальто у Вас отчистили. Даже на душе легче стало… А клюшка у Вас, случаем, не из Британского музея?
- Что Вы? Обычная трость… Мама на день рождения подарила.

«Опять мама! Он меня ею когда-нибудь достанет!.. А вообще, что я так на неё реагирую? Если бы он сказал, что эту трость ему подарила какая-нибудь знакомая, мне что, легче бы стало?.. И у него, кстати, не трость, а настоящий фаллический символ!»

- А я думал, что мы вместе вина выпьем. Жаль, что Вам нельзя.
- Кто это сказал? Почему нельзя?
- Вы же за рулём!
- Пусть Вас это не беспокоит, Алексей. Во-первых, я не собираюсь напиваться, а во-вторых, гаишники – моя забота. Послушайте, Алексей, давайте будем на «ты», а? У Вас имя такое ласковое – Алёша. Грех им не пользоваться.
- С радостью, Юля. Давайте перейдём на «ты».

Она поехала в сторону Садового кольца.

- А почему ты сегодня ничего у меня не спрашиваешь?
- Потому что сейчас я уже отношусь к тебе по-другому.
- Это как же?
- Ну, мне пока ещё трудно сформулировать…

«Однако… С тобой тоже не соскучишься. Ну, посмотрим, что ты там потом сформулируешь. Что же это мне всё мужики какие-то мудрёные попадаются? Ну, этот хоть домашним будет, уже слава богу…»

Юля припарковалась у ресторана, в котором уже раньше неоднократно бывала. Если спутник новый, то хотя бы место должно быть знакомое. При всей склонности к ироничной браваде, ей тоже была свойственна неуверенность в себе. Да ещё этот начавшийся развод, который она сама потребовала, но никак не ожидала, что муж на него так легко согласится.

Время за едой и разговором пролетело незаметно.

- После такого объедения курить хочется – страшно! – призналась Юля.
- Кури. Здесь можно. Вон – другие курят.
- Ты же не куришь!
- Нет. Но я и раньше не курил.
- Вот и я хочу бросить. Уж, сколько раз собиралась… Во-первых, женщине вообще курить вредно, а во-вторых, тебе вряд ли понравится, если от меня будет пахнуть табаком. Надо отвыкать от этой зависимости. Тем более и мотивация подходящая появилась.
- Какая?
- С тобой встретилась, Алёша… А ты знаешь, в меня десерт сразу не поместится. Опять переела! Всегда так получается, когда не вовремя обедаю…
- Давай перерыв сделаем, Уленька. Кофе можно попить позже и в другом месте.
- Как ты меня назвал?
- Уленька. А что? Ты же Ульяна. В уменьшительно-ласкательной форме будет звучать как Уленька. Тебе не нравится?
- Меня так никто ещё не называл. Звучит очень нежно. Зови меня так, хорошо?

Когда они подходили к гардеробу, Юля посмотрела на их отражение в большом, на всю стену зеркале.

«А мы с ним неплохо смотримся. Рядом с его огромной фигурой я вся такая изящная и стройная… «Как бы мне, рябине, к дубу перебраться?» Господи, от чего это я так захмелела? Выпила – совсем ничего. Или оттого, что он рядом со мной, голова кругом пошла?.. Эх, дура-баба! Одно на уме… А сынок бы от него получился такой же высокий и статный. Чувствуется в нём благородная порода. Может быть, мне и не продолжать партию, а сразу сдаться, не дожидаясь эндшпиля?»

- Алёша, а где мы будем пить кофе?
- Где захочешь, Уленька.
- Я могу предложить свою квартиру, в которой муж появится не раньше двенадцати часов ночи. А ты, что предложишь?
-  А я могу предложить квартиру, в которую мама вернётся не раньше завтрашнего утра: у неё сегодня суточное дежурство. Но мы можем зайти в какое-нибудь кафе…
- Ну, их, эти кафе и рестораны. Если не возражаешь, поехали к тебе…
3.

- Привет, Юл;!
- Здравствуй, дорогой.
- Что это за английский лорд был с тобой вчера на спектакле?
- А тебе не всё равно?
- Я уверен, что ты уселась с ним на первый ряд специально, чтобы я хуже играл!
- Привыкай, дорогой. Я больше не твоя жена.
- Мне всё равно, чья ты жена. Мне всегда было наплевать на штамп в паспорте! Но я наконец-то убедился, что действительно не в твоём вкусе, и что ты меня никогда по-настоящему не любила. Тебя всегда приводили в экстаз вот такие крупные экземпляры с дебильными физиономиями вырождающихся баронетов.
- Может быть, хватит? Мы на эту тему с тобой говорили уже тысячу раз. И потом, ты меня, случаем, не ревнуешь? На каком основании, хотела бы я знать?
- Да, ревную. Потому что люблю. А тебе я никогда не нравился…
- Начинается… Неужели ты думаешь, что я бы вышла за тебя замуж, если бы ты мне не понравился? Ты прекрасно знаешь, как у нас всё началось, и кто в кого первым влюбился. А вот то, что ты оказался неизлечимым кобелём и эгоистом, я поняла слишком поздно!
- Я больше не буду, Юл;.
- Так я тебе и поверил, самовлюблённый Нарцисс! Поздно о любви говорить, дорогой. Мы с тобой уже развелись.
- Причём здесь развод?
- Неужели до тебя не доходит, что я уже живу с другим мужчиной?! Я сплю с ним, это ты понимаешь?!
- Хоть в шахматы с ним играй, мне на это наплевать! Я тебя всё равно люблю.
- А может быть я уже беременна от него? Ты же знаешь, что я давно хотела родить ребёночка. А ты постоянно был против.
- Это точно?
- Что – точно?
- Ты точно беременна?
- Господи! А почему тебя это интересует? Ну, можешь считать, что – да!.. Чего замолчал сразу? Я не актриса, могу и беременной походить. Или ты думал, что я ещё десять лет…
- Погоди, Юл;, не суетись… Наконец-то… Так. Давай, немедленно возвращайся ко мне, поняла?
- Послушай, дорогой, у тебя с головой всё в порядке?
- Ты с этим баронетом ещё не расписалась?
- Нет, но собираемся. Послушай, Миша, оставь меня ради всего святого в покое! Не мучай меня больше. Дай пожить спокойно, как все нормальные люди живут!
- Ты уверена, что все нормальные люди живут спокойно?
- Так! Сейчас я досчитаю про себя до десяти. А ты, мерзавец, чтобы эти десять секунд молчал, понял?.. А теперь скажи мне без своих артистических истерик и завираний, что ты от меня ещё хочешь и почему я должна к тебе вернуться? Только кратко и ясно. Или я трубку брошу, а твой номер на мобильнике заблокирую к чертям собачьим, понял?!
- Ну, что ты раскричалась, Юл;? Тебе сейчас нельзя волноваться. Ребёночка надо беречь. Кто у тебя будет, не знаешь?
- Всё. Я вешаю трубку.
- Подожди. Отвечаю на твои вопросы. Как ты там любишь: во-первых, во-вторых, в-третьих, да? Итак, во-первых, я хочу, чтобы ты вернулась домой, потому что люблю тебя. Во-вторых... Слушай, я не помню, что у тебя было во-вторых. Только трубку не бросай, я на самом деле не помню, Юл;. Ты так раскричалась…
- Повторяю ещё раз специально для идиотов и мерзавцев. Почему ты обрадовался, что у меня будет ребёнок? Слушаю твой ответ, короткий и ясный.
- Если ты действительно ждёшь ребёнка, то отвечаю коротко и ясно. Я - ВИЧ инфицирован. Поэтому, мало того, что я могу заразить тебя, если не буду предохраняться, мне вообще не рекомендовали иметь детей. Я всё ждал, когда ты начнёшь мне изменять, залетишь, ну, а я тебя потом благородно прощу, и у нас с тобой будет свой ребёнок. Вот тебе - коротко и ясно.
- Нет, я тебе не верю. Ты всё врёшь… Этого не может быть…
- Юл;, ты что, уже разучилась отличать, когда я тебя обманываю, а когда говорю правду?
- Почему ты раньше мне этого не говорил?
- А помнишь, я тебе предлагал усыновить ребёнка?
- Зачем мне усыновлённый? Мне мой нужен... Ты точно меня не обманываешь?
- Нет, Юл;.
- Тогда ты мерзавец и эгоист в квадрате! Ты что, из меня игрушку хотел сделать? Ты реальную жизнь со своими долбанными спектаклями, случаем, не перепутал, а? У тебя суждения такие же легковесные, как у подростка! Ну, что вы, мужики, пошли все такие инфантильные?! Кого не посмотрю, или инфантилизм, или характер бабский!.. Нечестно так, Мишка, понял? Ты взял и одним движением смахнул все фигуры с доски… Почему ты мне об этом раньше не сказал?
- А чтобы ты мне ответила?
- Не знаю. Но нет безвыходных ситуаций!
- Есть. Сама говорила, что бывают патовые эндшпили. Хотя по большому счёту ты, наверное, права.
- Неужели не права! Нельзя так поступать! Ты обо мне подумал?!. Что я тебе, пешка?
- Послушай меня, Юленька. Только молча и до конца. Ты не паникуй. Все твои фигуры остались стоять на своих местах. Ты всегда была умницей, поэтому сначала успокойся, а потом оцени сложившуюся ситуацию. И обязательно найдёшь самый лучший ход. Только не делай его в эмоциональном порыве… Я никогда не считал тебя пешкой. Ты всегда была для меня королевой. А я только считался королём: одна клетка влево, одна вправо и всё. Тебе же приходилось меня и защищать, и рокировать, да ещё переживать, чтобы мне кто-нибудь невзначай мата не поставил. Поэтому, как ты сейчас решишь, так и будет. Ты даже можешь мне не сообщать о своём решении. Я и так догадаюсь… А просьба у меня к тебе только одна, и ты её, пожалуйста, выполни. На моих спектаклях не садись на первый ряд. Особенно, если придёшь с детьми. Ты двоих роди: мальчика и девочку. Ты – здоровая, у тебя получится. А то я играть не смогу. Ты же это знаешь…

Телефон замолчал.

«И что мне теперь после всего этого делать? Классический цугцванг! Как не пойди, только хуже сделаешь… Я, кажется, проиграла самую важную партию в своей жизни».

Пока не успели привести на обследование очередного больного, Юля вышла из кабинета. Единственное место на этом этаже, где её никто не будет искать, была комната архива. Она закрылась в ней и уселась на большую коробку, заполненную историями болезней.

Страшно захотелось курить, а сигарет с собой, разумеется, уже не было. Она ведь бросила курить! Но Юля чувствовала, что это не самое плохое из того, что с ней может случиться. Хуже, если она сейчас расплачется, как…

И слёзы неудержимо потекли из её глаз. А в этом проклятом архиве даже полотенца не было!.. И откуда в ней столько слёз? Накопились за все последние года?

Юля сняла халат и прижала его к лицу…

Она не знала, сколько времени просидела в этой каморке. И часы, и телефон остались в кабинете. В который ей рано или поздно всё равно придётся возвращаться.

И решать, как жить дальше.

Мишка снова переложил на неё всю тяжесть выбора.

А ровно в час к ней должна зайти Ирина Иосифовна. Мать Алёши, чудесная и добрая женщина, приходила к ней в кабинет каждый божий день ровно в час дня, приносила в банках горячий обед и заставляла Юлю при ней весь его съесть.

- А то опять надуешься своего кофе натощак, совсем себе желудок испортишь. И почему же ты, деточка, по утрам ничего не ешь? Ну, ничего… Постепенно приучишься к нормальному образу жизни, - постоянно повторяла она. – Ты, уж, не обижайся на меня, деточка, что я с тобой, как с маленькой обращаюсь. Мне это в радость. Лёшка от моих забот уже отмахивается, надоела я ему со своими материнскими нежностями. Ему теперь твои нежности нужны…Ты, уж, потерпи ещё немного. Вот родишь ребёночка, я на него и переключусь, оставлю вас в покое…

«Что с ними будет? Что будет с Алёшей, если я сейчас уйду от него? Надо быть последней сволочью, чтобы влюбить его в себя, а потом взять и бросить. Это, как ребёнка одного в лесу оставить! Я сама после такого жить не смогу!

Что будет с Ириной Иосифовной? Она и так вся больная. В таком возрасте вряд ли переживёт, если я принесу такое несчастье её сыну.

Что станет с Мишкой?.. С ним, скорее всего, ничего страшного не случится. Попереживает и станет играть ещё лучше. И получит наконец-то «заслуженного артиста». А потом женится на какой-нибудь красавице-разведёнке с готовым ребёнком…

А что будет со мной? Как я буду жить, зная всё это?»

Ирина Иосифовна поставила на стол большой пакет с едой и только после этого разглядела заплаканное лицо Юли.

- Что с тобой, деточка? С Алёшей поругалась?

Чтобы снова не расплакаться, Юля ничего не ответила, только отрицательно помотала головой.

- С бывшим мужем что-нибудь не так?

Юля утвердительно затрясла головой.

- Это хуже, деточка. Но и это пройдёт.

И тут Юля больше не смогла себя сдержать. Оказывается, в архиве она не все свои слёзы выплакала! Она глухо произнесла: «Это не пройдёт...» и, уткнувшись в грудь Ирины Иосифовны, заплакала уже не сдерживаясь, навзрыд.
4.

Алексей Евгеньевич любил выходить с ребёнком «гулять» после обеда. Он устраивался на скамейке во дворе, коляску ставил рядом, открывал блокнот с жёстким, чтобы удобнее было на нём писать, переплётом и принимался сочинять свой очередной заказанный редакцией рассказ. Во дворе в это время было пусто и тихо. А если малыш вдруг просыпался и начинал капризничать, то Алексей Евгеньевич сразу вызывал по мобильному телефону помощь из дома.
Примерно, через год после происшедших событий во двор вошёл мужчина с большим полиэтиленовым пакетом в руке. Алексей Евгеньевич обратил на него внимание только в тот момент, когда он остановился у противоположного конца скамейки.

- Простите. Вот этот малыш у Вас в коляске… Это – Миша?
- Да, - ответил Алексей Евгеньевич на вызвавший у него удивление вопрос.

Он, впрочем, сразу узнал в подошедшем очень известного в Москве артиста, на спектакли которого они несколько раз ходили с Уленькой.

- Вот в этом пакете для него игрушка. Тоже мишка, только косолапый. Это подарок от… друзей. Мы все вместе с Юлей, вашей супругой, учились… Вот узнали, что у неё родился сынишка и решили сделать подарок.
- Спасибо. Вы бы зашли в квартиру. Юля сейчас дома.
- В другой раз. Соберу всю нашу бывшую компанию и завалимся к вам в гости. Не возражаете?
- Ради Бога! Будем только рады.
- А можно я посмотрю на мальчика?.. Надо же, какой бутуз! И щекастый… Здоровый парень вымахает. Не болеет?
- Да, вроде… Тьфу-тьфу-тьфу… Мама говорит, всё как у всех детей.
- Ну, извините, что побеспокоил. Я пакет оставлю на скамейке. Уж, не обессудьте… Опаздываю на репетицию. Супруге привет передавайте.
- От кого?
- От Михаила. Она догадается.
- А я Вас узнал… Извините за дурацкий вопрос.
- Мелочи… До свидания.
- До свидания. И спасибо за подарок.
- И Вам спасибо.
- За что?
- За сына. Вон, какого родили богатыря! Молодцы…

Алексей Евгеньевич посмотрел вслед уходящей знаменитости. Ровной и быстрой походке других мужчин он уже давно не завидовал, так как был полностью согласен с одним из положений римского права, ставшего поговоркой, - «Каждому своё». В глазах у этой театральной звезды явно просматривалась грусть. Может быть, у самого детей нет?

Вполне вероятно. Так чему же тогда завидовать? Тому, что у него ноги прямые? Эка невидаль!

Алексей Евгеньевич ещё раз взглянул на сына, чтобы убедиться, что пустышка у того пребывает во рту, лобик не хмурится в преддверии плача и сам он лежит ровно и спокойно.

Подоткнул принесённую артистом игрушку под правый локоть и сосредоточился на рукописи: «Сейчас для меня самое главное – придумать, как эффектнее закончить начатый рассказ?..»