Тайга

Я часто вспоминаю Крайний Север, Коми АССР и маленькую деревеньку на берегу полноводной Выми, где прошла почти вся моя жизнь. С  трескучими морозами и восьмимесячной зимой, освещаемой только тусклым подобием солнца и всполохами северного сияния, вкупе с огромными, яркими звездами.

А еще я люблю Север за короткое жаркое лето, когда солнце, едва коснувшись горизонта, вновь стремится ввысь, словно пытаясь наверстать упущенное. И теперь, по истечению достаточного количества лет я, проживая в средней полосе России, с тоской и приятной ностальгией, вспоминаю те благословенные времена.

 Из потаенных уголков услужливой памяти я бережно извлекаю полузабытые таежные просторы, одноногого деда Степана, моего мудрого наставника, с которым мы исходили по тайге сотни километров. Ногу дед Степан потерял на войне, в первом бою и, вернувшись домой, выстрогал протез из липового чурбака, приделал к нему колодку для ходьбы на лыжах и, стесняясь своего физического недостатка, пропадал в тайге практически круглый год.

Наша семья была единственной русскоязычной в небольшой деревеньке с ласковым названием – Ляли.

Об этом необычном названии до сих пор ходит красивая легенда. В восемнадцатом веке, на закате царствования, Екатерина решила объехать свои северные владения, и, проезжая по этим местам, остановилась у реки, отдохнуть.

Толмач, путешествовавший с императрицей, с трудом объяснил местному населению, кто она такая, а дружелюбные комяки, восхищенно причмокивая губами, приговаривали: ляля, ляля, за что растроганная Екатерина приказала построить церковь на крутом берегу реки и отныне именовать поселение –Ляли.

Но ведь это только легенда, а как все было на самом деле, толком никто не знает.

По причине постоянной занятости родителей я дружил с дедом Степаном, скрашивая долгими зимними вечерами стариковское одиночество, слушая его увлекательные рассказы о тайге и её многочисленных обитателях.

- В лесу ты – хозяин, - внушал мне старый охотник. – Никто тебя не обидит, если сам зла зверю не причинишь, - дед Степан подкидывал в весело гудевшую печку березовых дров и, разминая узловатыми пальцами неизменную «Приму», задумчиво глядел на пляшущие огоньки. Но в тайгу старик пока не брал по причине моего малолетства.
Несмотря на свои неполные семь лет я, благодаря своей природной любознательности, довольно неплохо читал. Я читал всё, что мне попадалось, начиная от русских сказок, вплоть до «Трех мушкетёров», и словно губка, впитав в себя полученную информацию, опять-таки бежал к деду, за разъяснениями.

Я до сих пор с улыбкой вспоминаю, как однажды, прочитав сказку о царевне-лягушке, я принял твёрдое решение: жениться на ней, во что бы то ни стало.

«Ну и что из этого, что мне только семь лет», – рассуждал я, шагая с ведёрком за молочную ферму, где был большой пруд и где водилось множество головастиков.  - Ведь они тоже маленькие, а когда из них получатся царевны, они уже будут большие, – думал я, справедливо полагая, что чем больше наловлю будущих царевен, тем сильнее возрастут мои шансы.

Одним махом зачерпнув почти полведра и в счастливом предвкушении чуда, я направился домой. Поставив перед собой ведёрко с уловом, я терпеливо принялся ожидать превращения и, конечно же уснул, а вернувшаяся с работы мама, выплеснула моих несостоявшихся невест на помойку.

До глубины души обидевшись на мамину недальновидность и вдоволь наревевшись, я отправился к деду Степану. Тот внимательно выслушал мой сбивчивый рассказ, прерываемый сдавленными всхлипываниями, и, улыбнувшись, потрепал меня по голове.

- Не горюй, Геньша! Сейчас мы пойдем с тобой в тайгу и там, на болоте наловим, а если повезёт, то и царевну поймаем! Иди, сапоги обувай!

Я не верил своим ушам! Дед берёт меня в тайгу! Да не куда- нибудь, а на Дальнее болото! Я захлебнулся от восторга и не чуя под собой ног полетел домой одеваться.

Когда я вернулся, старик сидел возле дома на лавочке и, щурясь от яркого солнышка, неторопливо покуривал. Возле него стоял потёртый вещмешок, таёжный спутник деда, но к моему удивлению, не было основного атрибута – ружья.

- Дед Степан, а где ружьё? – мне не терпелось погладить шершавый приклад и провести рукой по воронёным стволам.

- Грех сейчас большой зверя бить, потому как детёныши у них, - он поднялся со скамейки.

Мы углубились в дремучую тайгу и теперь не спеша пробирались по густому ельнику, идя друг за другом по звериной тропе. Я забросал старого охотника вопросами и, уверяю вас, что у деда не было более благодарного слушателя и ученика. Стоял конец мая, лес покрылся буйной зеленью, и отовсюду доносилось разноголосое щебетанье множества птиц.

- Вот, запоминай, Геньша, - старик шел сзади. – Грибов в этом месте видимо-невидимо, - он присел на поваленное дерево. – А дальше, - дед Степан махнул рукой, указывая направление, - ягоды всякие растут. Но сейчас ещё рано, а вот в сентябре  их россыпи будут. Не поверишь, ногу поставить некуда! - дед чиркнул спичкой, прикуривая.

- А на болоте, клюквой всё усыпано, где посуше – морошка с брусникой. Клюква там крупная, а это – самая целебная ягода. Да ты не бойся! - усмехнулся старик, заметив, что я испуганно покосился на кусты, откуда доносился подозрительный шорох. – Вот сапоги-то и пригодились. Змейки это, медянки. Сами маленькие, а ядовитые-е-е, страсть! Редко её увидеть можно, но лето сейчас, потому всякая тварь к теплу стремится, - он тщательно потушил сигарету и встал. Я тоже вскочил, и мы пошли дальше.

Лес начал редеть. Чаще стали попадаться сгнившие деревья вперемешку с корявым сухостоем, глубокие бочажины, заполненные не успевшей высохнуть зеленоватой водой. В прозрачном воздухе запахло сыростью и необъяснимым резким запахом.

- Подходим. А запах этот с болота идет. Метан называется, - старик остановился, зорко посмотрел по сторонам и, осторожно обогнув меня, оказался впереди.

- Тут провалиться можно в любом месте, - отрывисто пояснил он, не оборачиваясь, и вскоре  нашим взорам открылась унылая картина.   

До самого горизонта распласталось болото, которое в нашей округе называли Дальнее. Несмотря на ясный тёплый день, над ним висела пелена разреженного тумана и тучами роились полчища гнуса. Почуяв свежую добычу, мошка накинулась на наши неприкрытые лица, набилась в глаза, в рот и особенно яростно атаковала уши.

- Вот, зараза! – ожесточенно выругался старик и, достав из вещмешка два накомарника, протянул один мне.

- Одень, Геньша, а то покою от них не будет, - я последовал его совету и, натянув сетку, внимательно огляделся.

По краю трясины тянулся чахлый кустарник вперемешку с зарослями камыша, а дальше даже на вид хлипкие кочки, покрытые островками изумрудной осоки. Между кочками зеленел бархатистый  мох и виднелись проблески воды с опавшими прошлогодними листьями. Подобно гигантским уродливым исполинам, возвышались высохшие деревья, которые, растопырив свои корявые сучья, пытались удержать клочья рваного тумана. Стояла тишина, нарушаемая только утробными вздохами болота и однотонным писком гнуса. Вдалеке послышалось кряканье, и я вопросительно посмотрел на деда.

- Утки это. Их здесь страсть сколько много! - и как бы в подтверждение его слов по небольшой заводи плыл целый выводок утят во главе с мамой уткой. Они совершенно не испугались, а наоборот, с любопытством уставились на нас черными глазками-бусинками.

- Непуганные, - усмехнулся старик. – Да и кому их пугать? Боится народ сюда ходить.

- А почему боятся? – осторожно спросил я.

- Лет десять назад зима была очень суровая. Градусов пятьдесят мороза, - дед Степан присел на сухую кочку и с наслаждением закурил. – Приехали в наши края геологи из самой Москвы, человек шесть, и баба с ними  была. А с этого болота в войну торф возили, ну они и пошли по зимнику, к этому самому болоту, то ли пробу воды взять, то ли грунта. Осушить его хотели. А зачем? – старик хмыкнул. - Осуши-ка такую махину, которую природа для своих нужд создала! А с природой, Геньша, спорить и супротив её идти нельзя! Сломает! – нравоучительно подытожил он.

- Возле берега-то ещё ничего, там от земли холод шёл, вот топь и схватилась. Так нет, им дальше надо... В общем, сгинули все, а инструменты ихние я только через два дня нашёл, - старик сокрушенно махнул рукой и, опустив голову, глухо произнес:

- И ты не вздумай сюда соваться! Пропадешь! Вон видишь, вешки стоят?

Я действительно обратил внимание на цепочку покосившихся палок, уходивших вглубь. – Это я дорогу хотел найти через болото. Только с километр и прошел, а дальше – могила, - он замолчал. Молчал и я, потрясённый рассказом.

Стояла тишина. Утята, не найдя в наших неподвижных фигурах ничего интересного, скрылись в камышах, гнус, облепивший накомарники, тоже приутих, а мне отчего-то стало жутко.

- Деда, пошли домой! - шёпотом обратился я к старику.

- Испугался, Геньша! – усмехнулся старый охотник. – Не бойся! Тайга, она ведь только чужих не любит, а ты – свой, - он ободряюще похлопал меня по плечу.

Я помог ему подняться, и мы отправились в обратный путь.
***

Школу, куда осенью меня отвела мать, я посещал без особого желания, считая это дело обязательной, но абсолютно ненужной повинностью. Читать, писать я умел и без школы, а своим единственным учителем по всем предметам я считал деда Степана.

Но на какое-то время у старика появились другие заботы. К нему приехала внучка, десятилетняя, худющая Нинка, а поскольку к особям женского пола я относился весьма пренебрежительно, если не брать в расчёт маму и нашу старую корову Зорьку, то на Нинку я вообще не обращал внимания.

Нинка приехала к нам в деревню в конце августа, перед самой школой, после смерти своих родителей, дальних родственников деда, и тому ничего не оставалось делать, как взять девчонку к себе.

- Не в детдом же ее отдавать! - пояснял он мне, как равному. – Родня все-таки!

Вопреки нашим ожиданиям, период Нинкиной адаптации прошёл довольно быстро, и я с ещё большим усердием принялся за постижение таёжных премудростей.

Дед с удовольствием передавал мне свой богатейший, веками накопленный опыт. Естественно, он никогда не читал «Книгу джунглей» Киплинга, но книгу тайги старый охотник раскрывал передо мною во всех существующих красках. Старик учил меня, как ориентироваться в лесу по звёздам и по деревьям, учил ставить капканы на зверя и силки на птиц. Долгими полярными ночами мы, напялив на себя балахоны из лосиных шкур сидели на поляне, терпеливо выжидая появления зайцев, которые то ли от мороза, а возможно из-за беспросветной глупости своей, проносились по поляне, словно оглашенные. Вместе с практическими уроками дед много внимания уделял теории и без устали внушал мне с уважением относиться к тайге и её обитателям.

- Никогда не бери у леса больше того, что ты можешь съесть за один раз, - постоянно говорил он и эти простые слова я запомнил на всю жизнь. Худенький, невысокого роста, с неизменной палкой – посохом в руке... Я частенько сравнивал его с маленьким гномиком, охраняющим несметные, таёжные богатства.

...Прошло пять лет. Я с превеликим трудом и не без активной помощи учителей перешёл в шестой класс. Мне шёл уже четырнадцатый год. Я по-прежнему очень много читал, а ежедневные походы в тайгу принесли свои естественные плоды и я, выражаясь охотничьим языком, – заматерел, без боязни и преувеличения считая лес своим вторым домом.

Старый охотник не мог нарадоваться моим успехам, но ружьё пока не доверял, а родители не покупали, мотивируя свой отказ моими малыми, по их мнению, годами.   

Лето, по обыкновению пролетело в один миг, и осень величественно вступила в свои права. Правда, и сентябрь стоял под стать трём горячим братьям – тёплый и сухой. И если бы не желтая листва и не серебристый иней по утрам, то особой разницы не чувствовалось.

Тайга, не желающая обнажаться перед суровой зимой, не особо спешила расставаться с летним сарафаном и стояла притихшая, раздумывая: а стоит ли?

Было воскресенье. Я нежился в кровати, когда, услыхав звон посуды, недоумевающе поднял голову. Мать должна быть на работе, отец ещё вчера уехал к приятелю, в соседнюю деревню... Я поднялся и вышел на кухню, где весело потрескивала печка, а мать, стоя ко мне спиной, замешивала тесто.

- Ты не заболела, а, мам? – неуверенно спросил я.

- Да ты что, сынок, - мать обернулась ко мне. – Выходной у меня, вот пирогов решила напечь, - она устало улыбнулась и вновь принялась за прерванную работу.

«Мама… мама… За прожитые мною тринадцать лет, я очень редко видел тебя вот так, запросто, на кухне, неспешно занимающуюся обычными  домашними делами. Обычно, когда я просыпался, горячие пироги уже лежали на столе, прикрытые чистым полотенцем, а в чугуне, на припечке, добродушно булькали щи, источая одуревающий аромат. Когда же ты все успеваешь?» – к моему горлу подкатил невольный комок и я, желая сделать для матери что-нибудь приятное, глухо пробурчал:

- Пойду тогда в тайгу, клюквы наберу. Там, в этой клюкве витаминов пропасть, я в книге читал, - что было величайшим подвигом с моей стороны, так как собирать ягоды я не любил.

- Какая тайга! – мать возмущенно всплеснула руками. – Побудь хоть сегодня дома, ведь совсем тебя не вижу!

- Можно подумать, я тебя часто вижу, - упрямо пробормотал я, натягивая болотные сапоги. Хотя лето стояло очень жаркое и в лесу было сухо, но кто его знает: болото, есть болото, а я собирался идти на Дальнее...

Мама, по опыту зная, что меня не переубедить, помогла надеть на плечи ведерный туес и проводила до калитки.

- Недолго смотри, сынок, а то пироги остынут! - мать долго смотрела мне вслед.

Я зашёл к деду, но тот был занят. Сосредоточенно дымя сигаретой, старик выстругивал из липовой заготовки очередной протез и отказался составить мне компанию.

- Ты в лесу-то поосторожнее! Сейчас болотницы бесятся, а они ядовитее гадюк будут.

Болотницами в нашей местности называли водяных гадюк.

- Видишь, теплынь какая стоит! Вот они и мечутся, бедолаги. Раньше в это время спали давно, а теперь не знают, куда им голову приткнуть. На Дальнее говоришь собрался? – дед отложил нож и пристально посмотрел на меня. Я кивнул головой.

- Смотри, Геньша. Дальше вёшек моих – не суйся. Ну, с Богом! - старый охотник перекрестил меня и я тронулся.
В лесу стояла тишина. Оглушительная. Мне даже показалось, что я слышу завораживающий шёпот оранжевых листьев, медленно плавающих в прозрачном воздухе. Сентябрьское солнце поднялось уже достаточно высоко и седоватый иней на иголках превратился в сверкающую капель.

Болото, до которого я добрался довольно быстро, дышало ровно и спокойно, стыдливо прикрывшись густой пеленой плотного тумана. Оно словно не желало лишний раз показывать свою убогость в виде хаотично разбросанных кочек и высохших аналогов, которые раньше были деревьями.

Я уже ходил по Дальнему по дедовским вешкам и поэтому, вооружившись длинным шестом, без особой опаски ступил на зелёное одеяло мха, ощупывая перед собой невидимую гать. Кочки были буквально усыпаны крупными ягодами, но я, повинуясь необъяснимому инстинкту, продвигался дальше.

Туман начал рассеиваться и показались смутные контуры двух огромных сосен, которые возвышались по краям островка, а мой туесок был заполнен только до половины.

«Сейчас дойду до острова, передохну и назад... Пока до берега доберусь, как раз полный туес будет», – размышлял я, тщательно обирая каждую кочку.

Неожиданно, нарушая гнетущую тишину, крякнула утка, и я, вздрогнув, осмотрелся. До места предполагаемой передышки оставалось совсем немного, и я, с трудом выдирая ноги из трясины, рухнул наконец на начинающую желтеть траву.

Я лежал на спине раскинув руки и бездумно смотрел в лазурное небо, по которому плыли белоснежные облака.

«Странно, ветра нет, а облака двигаются», – скользнула ленивая мысль. Моё расслабленное внимание привлёк неясный шелест, который доносился из зарослей осоки, обрамляющей природный атолл. Дальше простиралась водяная гладь, усыпанная ряской и переплетениями гниющих водорослей. Я приподнялся на локте и сразу вскочил, разглядев узкую, блестящую ленту, которая довольно быстро двигалась ко мне.

Змея остановилась в полуметре от меня и приподняла голову, водя ею из стороны в сторону, словно выискивая добычу.

«Не обижай зверя, и он тебя не тронет», – перед моими глазами возникло лицо деда Степана. Но у меня даже в мыслях не было причинить вред змее, которая была настроена явно недружелюбно. Я подсознанием, неведомым чутьём почувствовал, что ещё несколько мгновений и болотница бросится на меня. Она угрожающе зашипела, а раздвоенный язычок мелькал в полуоткрытой пасти.

В этот момент позади меня послышался глухой треск и я обернулся. По спине потёк холодный пот, а рот раскрылся в беззвучном крике. Огромная, высохшая сосна, слегка вздрагивая корявыми сучьями, неторопливо, как в замедленной киносъемке, валилась на меня. Болотница зашипела еще агрессивнее и сделала резкий выпад в мою сторону.

Тут нервы не выдержали и я бросился в трясину, в сторону прямо противоположной той, откуда я пришёл. Вязкая, вонючая жижа, в которую я провалился по пояс, любовно заурчала, принимая меня в свои липкие объятия, а я истерично забился в трясине, чувствуя, что с каждым взмахом погружаюсь все глубже.

Умирать мне не хотелось! Категорически!

Меня засосало почти по грудь и я, наконец, нащупав онемевшей ногой какую-то опору, замер, лихорадочно обдумывая свое критическое положение. Болото, потревоженное моим непрошеным вторжением, успокоилось, и снова наступила тишина.
Я, в ту пору воспитанный на коммунистических идеях, не верил ни в Бога, ни в чёрта и был ярым атеистом, а тут...

- Боженька, - плачущим шёпотом обратился я ко Всевышнему, - помоги мне, пожалуйста, ведь я ещё маленький!

Я постепенно замерзал от могильного холода, шедшего из болотных недр, но несмотря на это я почувствовал, как по моему телу снова пробежала нервная дрожь. Прямо перед моим залепленным тиной лицом возникла качающаяся головка с тускло блестевшей на солнце кожей, которая приблизилась ко мне вплотную, замерев у самого носа. Я крепко зажмурил глаза, мысленно попрощавшись с мамой и дедом Степаном, но как только вспомнил отца, раздалось тихое шипение. Я осторожно раскрыл глаза.

Змея, не переставая шипеть отплыла в сторону и замерла, неотрывно смотря мне в глаза, словно приглашая следовать за ней. Я вспомнил Маугли, удава Каа, бандерлогов... Я до сих пор не могу найти объяснения своим дальнейшим действиям, почему я, повинуясь гипнотизирующему шипению болотницы, стал медленно поворачиваться. Шипение, больше похожее на удовлетворенное, теперь послышалось у меня за спиной. Я осторожно развернулся.

О, Боже! В метре от меня лежал кряжистый ствол дерева, который едва не задавил меня, а на нём узкая, серебристая полоска моей спасительницы. Маленькая, сантиметров семьдесят, змейка продолжала смотреть мне в глаза. Мои телодвижения не остались незамеченными ненасытной трясиной и она еще крепче вцепилась в меня.

Я, стоя в воде по горло, балансировал на качающейся кочке.

Собрав весь остаток вымотанных в неравной борьбе сил, я рванулся!

Я знал, что если не зацеплюсь за толстый сучок, то это будет конец. Левая рука скользнула по сырым остаткам коры и сорвалась. В отчаянии я снова бросился вперёд. Опора под ногой не выдержала очередного толчка и ушла в пучину, но я уже вцепился в сук обеими руками. Медленно, неохотно расставалась трясина с ускользающей добычей в моем лице

- Шиш тебе! – прохрипел я неизвестно кому, вскарабкиваясь на полузатонувший ствол. Змейка  исчезла.

- Спасибо, болотница, - по телу разлилась горячая волна благодарности, а из глаз, наконец-то хлынули облегчающие слезы.

Я отдышался, а затем не спеша перебрался на островок, с недоумением разглядывая искореженный туес и подобно каплям крови разлетевшиеся ягоды. А в мозгу с бешеной скоростью закрутились произошедшие недавно события.

Невесть откуда взявшаяся змея, падающее дерево, мой прыжок в трясину, снова болотница...

«Да ведь змея спасла мне жизнь! – взорвалось в голове.

Я вылил из сапог вонючую грязь, прилег и незаметно задремал, а когда очнулся, солнышко уже коснулось кромки деревьев на горизонте, на берегу, до которого мне ещё предстояло дойти.

Сполоснув лицо и взяв в руки шест, я пустился в обратный путь, а когда моя нога коснулась берега, на тайгу опустились сумерки.
«Здесь-то я не заблужусь! - думал я, уверенно шагая по лесу. Пройдя больше половины пути и услыхав впереди встревоженные голоса, я остановился и прислушался.

«Мама, отец и дед Степан! – безошибочно определил я и крикнул:

- Я здесь!

Кусты с треском раздвинулись и мать, заливаясь слезами, повисла на моей шее.

- Сынок! Живой! А мы едва с ума не сошли! – невысокого росточка мама с трудом, на носочках, доставала до моих плеч. Снова зашелестел кустарник и показались дед Степан с отцом, а я, смутившись, снял с плеч мамины руки. Ну не принято у нас в деревне проявление бурных чувств, да еще – на людях.

Теперь все вопросительно смотрели на меня – грязного, мокрого, взъерошенного... Я вкратце поведал о своих злоключениях.

- Тайга, она ведь такая, своих в беде никогда не бросит! - нарушил молчание старый охотник и с уважением пожал мне руку. - Молодец, Геньша! – а я ощутил возрастающую волну гордости. Ведь не каждый день тебя вот так, прилюдно, хвалят и не каждому удаётся выйти победителем в неравной схватке с болотом.

- Вырос, сын, - задумчиво произнес отец. – Пришла пора ружьё тебе покупать, - при его словах глаза мамы тревожно заблестели, но она молчала, продолжая крепко держать меня за руку.

- Ой, мам! – спохватился я. – Ягод-то нету. Ну ничего! В следующие выходные я обязательно принесу!

- Вместе пойдём! – дед Степан с достоинством прошелся перед нами. – Я ведь теперь с новой ногой, - добавил он, имея в виду своё липовое изделие.

- И пироги уже остыли! Придётся опя-я-ть печку топить, - растерянно, словно подводя итоговую черту под тяжелым днем, протянула мама, и все рассмеялись.

- Ничего, мы и с холодными пирогами чаю попьём, - твёрдо, по-взрослому ответил я и первый шагнул вперёд…