Письмо для брата

Димка рос крепким молодым человеком, устремленным, подающим большие надежды. Своими достижениями в соревнованиях по спортивному ориентированию он выводил на первое место не только свою деревенскую школу, но и весь район. Поэтому лучи славы не меркли над его головой никогда.

Димкой гордились все: родители, сестрица Анюта, классный руководитель и даже директор школы. Только дед Митяй недовольно ворчал, глядя на победные значки внука:

- Подумаешь, от флажка к флажку бегать! А ты бы в настоящем лесу попробовал сориентироваться! А так что? Один форс.

Когда-то у деда Митяя был старший брат Леонид, заядлый рыбак и охотник. Никто в деревне не знал лес лучше Лёньки! Даже бывалые охотники у него совета спрашивали. Иногда он брал младшего братишку Митьку с собой на рыбалку. С той поры дед Митяй бережно хранил эти воспоминания.

В сорок первом Лёньке, как и Димке сейчас, едва пятнадцать стукнуло. Его тогда по молодости лет на фронт не взяли, вот и остался он в деревне с матерью да с маленьким Митькой.

В тот августовский день к станции эшелон подогнали, говорили, наша часть из окружения выходит, раненых много. Еще слух шел, что немцы наступают, того и гляди, в деревню придут. Бабы скулили, что пожгут всех, старики угрюмо молчали…
Вот как раз тогда Лёнька и пропал. Ушел из дому и не вернулся… Люди сказывали – к лесу пошел.

- Деда, а может, он просто в лесу заблудился? – однажды опрометчиво спросил Димка, и очень скоро об этом пожалел.

- Чего??? Заблудился??? – дед Митяй навис над внуком, словно грозовая туча. – Ты помалкивай лучше, следопыт липовый! Что бы ты в этом понимал! Брат мой Лёнька в лесу заблудиться не мог!

Своего деда Митяя Димка любил, а девятого мая непременно приносил в дом цветущие ветки сирени, но с того дня он больше никогда не возвращался к разговору о Лёньке. И только, спустя несколько лет, накануне областных соревнований, сказал деду:

- Вот, дед, соревнования у нас завтра будут, как раз по партизанским местам. По тем самым… Победители в Москву поедут.

Но дед лишь нахмурился и буркнул, отвернувшись к окошку:

- Много вы знаете, по тем, али по другим каким… Ты гляди там, не сворачивай с тропы, следопыт.
*****
Соревнования начинались рано утром. Общий этап был позади, и Димкина команда вышла вперед. Теперь предстояли испытания на прочность персонально для каждого. Димка шел третьим, он нарочно пропустил вперед двоих – Мишку и Николая, и теперь не суетясь, делал отметки на карте, сверяясь с ландшафтом. Река синей лентой извивалась среди ориентировочных отметок. Следующий КП был километрах в десяти, уже за её излучиной. Димка верил в свои силы, спортивный опыт и смекалку.

 «А вот теперь я их всех обойду! – он заранее радовался, проводя на карте прямую линию от брода до КП. – И глазом моргнуть не успеют! Общекомандный зачет и личное первенство гарантировано! А значит, и поездка в Москву тоже.»  Он легко перешагнул через запретный красный флажок, ограждающий трассу, и уверенно направился в глубь леса.  « Какие-то три-четыре километра по лесу вместо десяти по маршруту – и я на КП! – не давала покоя задорная мысль. – Пусть потом гадают, как я их обогнал!»

Сначала все давалось легко: ручей – перепрыгнем! Валежник – одолеем! На горку- заберемся! Но вдруг, как-то незаметно, подкралась усталость. Димка взглянул на экран смартфона: прошло уже два часа, а КП все не было. И шум реки почему-то больше не прослушивался. Димка остановился.

Было досадно: не единожды побеждавший в соревнованиях по спортивному ориентированию, он оказался беспомощен, как второклассник, который впервые укатил без разрешения в большой город. Это было нечестно. Получалось, что все его заслуженные награды вдруг теряли свой смысл.

Димка в очередной раз оглянулся. Вокруг был только лес. И сзади, и впереди, и с обеих сторон. Никаких флажков и этапов, никаких соперников и друзей по команде. Легкий холодок пробежал по спине.

Димка лихорадочно вспоминал, знакомые по инструкторским наставлениям, правила ориентирования в лесу. «Мох на дереве растет с северной стороны». Как же! Ближайшие ёлки и осины были равномерно покрыты мхом со всех сторон! А еще неплохо было бы знать, в каком направлении от спортивной трассы он ушел, стараясь сократить дорогу и обогнать товарищей?

Что там еще? Муравейники? Они-то как раз должны были быть с южной стороны деревьев. Но муравьи, по-видимому, не читали никаких инструкций, и муравейники располагались вразнобой…

Еще, еще, еще… Километр за километром – а на пути все те же ёлки да березы. А вот эта, огромная, с широченными лапами, ель, похоже, не первый раз попадается на пути. Димка реально ощутил страх и беспомощность. Неужели, он ходит кругами по лесу? Эх, зря он над дедом смеялся…

Навигатор на смартфоне предательски не загружался, антенна оператора тоже сигнал не ловила… Оставалось еще одно средство – высокое дерево. Димка неуверенно подошел к огромной ели, что так настойчиво возникала на его пути.  Страх немного отступил. «Вот заберусь повыше и все увижу. А не увижу, так навигатор заработает»

У подножия ели громоздилось, не понятно, что – неестественно округлый, заросший мхом и брусничником, холм, с торчащими во все стороны бревнами.  «Наверное, там когда-то дерево упало, а местные лесники распилили его и сложили в кучу под елью, - решил Димка. – Иначе, откуда такие бревна? Но странно, зачем нужно было посреди леса дерево распиливать?» Однако, забираться на ёлку с этой замшелой округлости оказалось очень даже удобно, поэтому Димка не стал развивать свою мысль дальше.

Сначала все шло хорошо. Димка упирался в липкие от смолы еловые ветви, и упорно продвигался вверх. Куртка и брюки с горем пополам защищали от колючих веток, но вот ладони вскоре оказались исколотыми еловыми иголками и перепачканными смолой.

Сколько прошло времени, сказать трудно, но Димка настойчиво карабкался вверх. И вот, наконец, проступил вожделенный простор! Но открывшаяся взору картина, не принесла ожидаемого облегчения: всюду, до самого горизонта, куда только мог упереться Димкин взгляд, был виден бесконечный осенний лес… Верхушки вековых деревьев размеренно покачивались, словно волны бескрайнего океана, в котором среди темно-зеленой бездны еловых бурунов пестрели яркие -  желтые, оранжевые, красные – осиновые, березовые и рябиновые островки. И не было конца-края тому океану.

На этот раз стало страшно по-настоящему. Димка окончательно понял, что заблудился. Он прижался к липкому еловому стволу и зажмурился. Поднимался ветер, и дерево стало раскачиваться сильнее. Димка достал из кармана смартфон. Связь робкой лесенкой проступила на синем экране. Но сделать звонок Димка не успел: порыв ветра заставил его крепче ухватиться за ветки, а смартфон выскользнул из липкой от еловой смолы ладони, и исчез в наползающем снизу сумраке.

Димку охватило отчаяние. От раскачивания на верхушке ели, его слегка подташнивало. В горле пересохло, а едкий, колючий, словно еловый лапник, страх комом встал в груди. Надо было спускаться вниз. Оказалось, что это гораздо труднее, чем подниматься вверх. Сучья ломались под ногами, ладони скользили по шершавому стволу, а колючие ветки больно царапали лицо.

Когда до земли оставалось не больше трех метров, Димка очень неудачно перехватил рукой опору, потерял равновесие и сорвался вниз.

Падение было стремительным. Короткий удар о замшелое бревно у подножия ели, острая боль в лодыжке и тут же - треск сломанного прогнившего дерева.

Очнулся Димка под землей, почти в полной темноте.  И если бы не тоненький лучик света, который проникал сквозь пролом, откуда-то сверху, то можно было бы подумать, что разом закончилось все: время, мысли, жизнь.

Округлая, поросшая травой и мхом, вершина холма проломилась под ударом, и стало понятно, что это вовсе никакой не холм и не распиленное дерево, а старая заброшенная землянка. Глаза понемногу стали привыкать к темноте. Приподнявшись на локте, Димка осмотрелся вокруг.

Узкая щель под бревном была похожа на бойницу, а под ней, у самой стены, стоял, сколоченный из грубых досок, стол. В дальнем углу – сложенная из битого кирпича, печка.  Димка осторожно сел. Голова гудела, как пчелиный улей, нога распухла и ныла от боли. Положение было ужасным: смартфон утерян безвозвратно, соревнования безнадежно проиграны, помощи ждать неоткуда. От былой самоуверенности победителя и сильнейшего игрока школьной команды не осталось и следа. 

От сознания собственной беспомощности, соленый комок подкатывал к самому горлу. Бесполезным вдруг оказалось все, что считалось достижением: спортивный опыт, награды, перспектива поездки в Москву… Димка зажмурился и даже закричал от досады, но голос его в темной затхлой землянке глухо ударялся о её стены и смешно барахтался на земляном полу.

От бессилия Димке захотелось плакать, и он наверняка заплакал бы, но как раз тут он и увидел Его… На полу, там, куда сквозь прореху в крыше падал солнечный свет, раскинув руки в стороны, лежал человек. Точнее, останки человека. Истлевшая от времени одежда едва прикрывала его грудь и ноги, а пустые глазницы смотрели вверх, туда, где шелестел осенний лес и проглядывал лоскутик синего неба.

Сначала Димка очень испугался! Даже еще сильнее, чем тогда, когда понял, что заблудился. Было ощущение, что он провалился в чью-то могилу и нарушил покой усопшего в ней. Димка отпрянул в угол землянки и снова попытался закричать, но с пересохших губ сорвался только хрип. Человек на полу лежал тихо и не обращал на Димку никакого внимания.

Понемногу страх отпустил, и Димка еще раз взглянул на Него. Ростом он был примерно на полголовы ниже, в огромных, не по размеру, кирзовых сапогах, с кожаным солдатским ремнем на поясе и в каске, прошитой автоматной очередью, как раз на уровне виска.  Гладкие костяшки его пальцев крепко сжимали винтовку.

«Солдат, - подумал Димка.  – Только маленький какой-то…» Выбраться из землянки мешала боль в ноге, холодок в груди не отступал, и Димка, то ли со страху, то ли от безысходности, попробовал заговорить с Ним:

- Эй, парень! Ты давно здесь?

Пустые глазницы все так же бесстрастно смотрели в небо, словно старались запомнить его синий лоскутик еще лет на сто.

- Знаешь, я не хотел мешать тебе. Но так получилось, очень нога болит… И холодно, вечер скоро. Я смотрю, у тебя здесь печка? Давай разведем огонь? Ты не против? У тебя есть спички?

Человек на полу продолжал равнодушно смотреть в небо. Ему не было страшно, его не донимал холод, ему не мешали духота и сырость. Он смотрел сквозь прореху в потолке и оставался совершенно безучастным к судьбе случайного, свалившегося откуда-то сверху, мальчишки.

Темнело довольно быстро, и Димке вовсе не хотелось остаться в полной темноте, рядом с Тем, кто уже столько лет лежал на земляном полу. Надо было срочно найти какой-нибудь источник тепла и света. С собой, как назло, не было ни спичек, ни зажигалки. «В лесных избушках охотники всегда спички оставляют для случайных путников…» Димка отчаянно стал вглядываться в темные углы старой землянки. На пыльном столе стояла ржавая металлическая коробка, вроде табакерки, только немного больше, с выгравированной пучеглазой рыбой на крышке. Вместо замочка на ней была прикручена, позеленевшая от времени, медная проволока. Димка осторожно, стараясь не шуметь, так, словно лежавший на полу неизвестный солдат, мог его слышать, взял коробку в руки:

- Я посмотрю? Можно?

Не получив ответа и приняв молчание за согласие, Димка аккуратно стал раскручивать проволоку. Коробка оказалась ржавой только снаружи. Под самой крышкой, завернутое в ветхую тряпицу, лежало кремниевое огниво. Какая же это была радость!

- А ты классный парень, оказывается! Что же ты мне сразу не сказал, что у тебя огниво есть? Это совсем другое дело!

Сухой мох и слежавшиеся в печке дровишки горели хорошо. Теперь можно было передохнуть. 

- Вот видишь, переночуем в тепле. Ты, небось, давненько печку-то не разжигал? - продолжал разговор Димка. –Завтра мы с тобой что-нибудь придумаем. Вот увидишь!

В коробке, кроме огнива, лежал потертый плюшевый медвежонок, синяя ученическая тетрадка и огрызок карандаша. Почему-то защекотало в носу – вдруг вспомнился рассказ деда Митяя о том, что когда его брат Лёнька ушел из дому, то вместе с ним исчезла и его, Митяева, любимая игрушка – плюшевый мишка. Дед еще вспоминал, что очень огорчился тогда его пропажей.

Димка взял игрушку в руки: один глаз у медвежонка потерялся, но зато второй зорко глядел в этот мир своей потертой пуговицей.  «Мало ли плюшевых мишек на свете, - подумал Димка, но мысль о том самом, дедовском, мишке почему-то не отпускала. – Это совпадение».

Синяя тетрадка наполовину была исписана огрызком карандаша, что лежал в той же коробке. Страницы в ней пожелтели от времени, стали хрупкими и ломкими.

- Ты разрешишь? – Димка открыл тетрадку. – Я прочту? Если хочешь, даже вслух прочту? Ну, вроде как, познакомимся?

Солдат ничего не ответил, но в его молчании было уже что-то совсем другое, очень печальное. Димка глубоко вздохнул и стал негромко читать:

- Здравствуй, мой любимый братишка Митя!

Руки у Димки дрогнули. Сердце забилось сильно-сильно, так, словно, солдат сам заговорил с ним.

- Ты у меня один остался, больше никому сказать не могу. Ты не горюй там шибко, что я из дому убег. Я ведь не от мамки деру дал, я для дела, не так себе. Маманя-то, поди, ругает меня? А ты ей скажи, чтобы не сокрушалась напрасно. Митюня, я знаю, ты поймешь меня, ведь ты совсем большой теперь, а если бы годков на три-четыре постарше был, то мы бы с тобой вдвоем в леса подались, это точно. Но может, оно и к лучшему, что ты мал – должен же кто-то за мамкой доглядывать? Я знаю, ты справишься.

Почерк был неровный, но твердый, чем-то очень похожий на его собственный, Димкин, почерк. Переведя дыхание, он продолжил читать:

- Третьего дня, когда меня из военкомата выгнали, помнишь? Ну, дядя Коля тогда еще сказал: « А чтоб я тебя за версту отсель не наблюдал!» Вот я и решил в лес, к партизанам идти. Там направление из военкомата не спрашивают, да и, небось, не выгонят меня, коли приду. А я леса наши лучше любого охотника знаю! Ты хоть у кого спроси! Да ты ведь и сам понимаешь, что врать мне без надобности. Да! Митюня, я твоего мишку с собой взял. Это для храбрости, как будто мы вдвоем с тобой, как раньше, до войны. Я верну его обратно, ты не думай. Ей-богу, верну!

Сердце снова затрепыхалось в груди, словно птица в клетке. Этот неказистый плюшевый медвежонок внезапно превратился в тоненькую связующую ниточку, и Димка улыбнулся, лежащему на полу солдату:

- Да ты, оказывается, авантюрист, брат? Совсем, как я!

Теперь необычный сосед по землянке не казался таким уж жутким, теперь он был просто мальчишкой, который когда-то давно самовольно сбежал на фронт.

- А ты знаешь, моего деда тоже Митей зовут, - Димка доверительно улыбнулся своему молчаливому собеседнику. – И его старший брат тоже, как и ты, сбежал на фронт и не вернулся … Может быть, ты даже был с ним знаком, его Лёнькой звали, Леонидом. Интересно, а тебя как зовут?

Пламя в печке вдруг вспыхнуло ярким оранжевым светом, и его веселые отблески заплясали по землянке. Димка отстегнул ремень, поднатужился, обдирая кору с соснового полена, а затем плотно обвязал распухшую лодыжку.

- Как ты думаешь, нас тут найдут? Тебя вот уже много лет не находят… Я думаю, что теперь найдут. Вдвоем-то, небось, веселее! Нам бы только выбраться отсюда…
Тепло от печки растекалось по всему телу, Димка вытянул ногу к огню:

- Тебе хорошо, брат, ты хотя бы есть не хочешь, - в кармане куртки нашлось три раскрошившихся крекера. Димка зашуршал оберткой. – Не густо, но лучше, чем ничего. Не сердишься, что я тебя братом называю? Знаешь, я сначала очень испугался, когда тебя увидел… А теперь – нет… Ну, как будто ты мой брат, а не Митькин, которому ты письмо пишешь… Я ведь тоже Дмитрий, только меня дома не Митькой, а Димкой зовут… Но ты можешь звать меня, как тебе нравится.

Солдат на полу по-прежнему смотрел пустыми глазницами в прореху на потолке и крепко сжимал винтовку.

- А тебе было страшно? Ну, когда ты один здесь был? – Димка снова взял в руки тетрадку. – Я, например, без тебя со страху бы помер…

- Наши отступают, брат мой Митька. Знаешь, я ничего страшнее в своей жизни не видал. Даже когда на медведя прошлой весной вышел, не так страшно было. А тут… Все побитые, израненные, в глазах тоска. Меня снова гнали из отряда обратно в деревню. А чего гнать-то? Они, все одно, через нашу деревню пойдут, к станции. Раненых надо в эшелон погрузить да в тыл вывезти. А вокруг – немцы! На пятки наступают – здоровые, сильные, с автоматами. Не отбиться нашим, никак не отбиться! А они, немцы, как к станции выйдут, чего доброго, и всю деревню нашу сожгут – и тебя, и мамку… Люди говорят, что никого не милуют – ни старых, ни малых… Есть, конечно, другой путь к железной дороге, но с обозом там не пройти. А вот кабы немцев туда заманить! Они бы так быстро оттуда не вышли.  Митя! Ты помнишь, как мы с тобой прошлым летом грибы за излучиной собирали? Место надежное, скрытное, болотина кругом.

Димке вдруг стало стыдно за свой страх. Подумаешь, заблудился! Мастер спорта по спортивному ориентированию! Этот мальчишка в пробитой каске о людях думал, а он, Димка, - о потерянном смартфоне и о поездке в Москву! Но сознаться вслух смелости не хватило…

- Митя, тебе приходилось воровать? Ну, так, чтобы серьезно? Яблоки в саду у тетки Фёклы я не считаю. Вот, братишка, в том-то и дело… Мне тоже раньше не приходилось. А сегодня вот пришлось. Я украл две гранаты, четыре бутылки с зажигалкой, самую настоящую винтовку и с десяток патронов. Представляешь? У своих украл, от чего и горько до сих пор. Но ты не думай, я не взаправдашний вор, мне для дела надо. Я для себя все решил, брат. Ты помнишь землянку, что Фёдор с Василием за излучиной рыли? Вот к ней и пойду. И немцев за собой поведу. Там лес да болото вокруг, гиблое место. Сами они ни по чем оттуда не выберутся. А наши, зато, раненых успеют на поезд погрузить…

Димка даже о больной ноге забыл! Дед Митяй рассказывал, как наш обоз с ранеными вышел к станции. Людей грузили в вагоны, торопились. А мать его все металась по насыпи вдоль состава: «Мальчонку моего, Лёньку, никто не видал?»  Тогда ей кто-то и сказал, что, мол, был такой малец, спер две гранаты, винтовку да горсть патронов. А потом его больше никто и не видел. «Не был Ленька ни вором, ни трусом! Никогда не был!» – до глубокой старости повторял слова матери дед Митяй…

- Митя, а помнишь, как ты заблудился у этой самой землянки? А я, дурак такой, смеялся над тобой? Ты меня прости, братишка, я бы теперь нипочем не стал над тобой смеяться. Да и не мудрено было заблудиться за излучиной! Я, знаешь, чего придумал? Ну, чтобы немцы за мной пошли? Сперва стрельбу открою, беспорядочную. Хорошо бы, мотоциклу по колесу попасть, а еще лучше – в бензобак, чтобы рвануло. Тогда они погонятся за мной! Митька! Ей-богу, погонятся! А в низине тишина, все звуки глохнут, и рация там не ловит. Эх, мне бы только суметь! Жаль вот, что ногу давеча подвернул, бежать мешает. Но я кору сосновую снял, здоровый такой кусок, стропой к ноге примотал, так легче. Некогда мне нынче по кочкам хромать, если немец следом идет.

Димка приподнялся и взглянул на ноги лежащего: из левого сапога торчал кусок прогнившей сосновой коры.

- Э, да мы с тобой товарищи по несчастью! – стало даже весело и почему-то уже совсем не страшно. Так, словно кто-то родной и очень близкий взял за руку – не бойся, мол, брат, я с тобой.

Дальше листок в тетрадке был смят и перепачкан. Димка перевернул страничку.

- Свезло мне, братишка! Ох как свезло! Я вчера из винтовки в аккурат по бензобаку угодил! Ты бы видел, чего тут началось! Немцы отряд на двое разделили, да за мной в лес кинулись! Как бы не так! Я в низину-то мигом домчался и притаился. А они рыскают-рыскают, под каждую корягу заглядывают, лают чего-то там на своем немецком! Я гляжу – один в сторону ушел, потом другой. А из низины голоса не слыхать, хоть заорись! А те, кто гурьбой шли, остановились, тоже стали горлопанить на весь лес. Да куда там!  Про меня они уже и забыли, но я-то их, как на ладони видел. Как скукожились они вместе, поняли, что заблудились, тут я гранату и метнул! Митька! В самую середку! Их семь человек на земле остались. А я по ложбинке, помнишь я тебе говорил? Ну, где ужи водились? Так я по ней до самой землянки и добрался. Думаю, что гранату даже из низины слыхать было, теперь немцы непременно своим на подмогу пойдут.

Димка вдруг замолчал. Дед Митяй говорил, что в деревне уже образа из домов выносили, прятали на случай пожара, но немцы тогда к станции так и не вышли… Пропали, словно сгинули. Целый отряд, человек тридцать.  Старики деревенские шептались – не могли они просто так пропасть, следом за обозом шли, не иначе, отвел их кто …

- Я, Митя, вот чего думаю. Я, как отсюда выберусь, я дальше на фронт подамся. А чего? Скажусь, что от своих отстал, кто разбираться станет? У меня даже фотокарточка для военного билета есть! В школе еще фотографировали, помнишь, как мамка рубашку мне крахмалила? А мишку твоего с письмом я вам по полевой почте отправлю. Ты не бойся! Не потеряется твой мишка! У нас полевая почта, знаешь, какая? Уж если посылку отправили, то обязательно доставит! Ты, Митя, как мое письмо получишь, в сельсовете его покажи: я тут карту нарисовал, ну, где немцы увязли. Они же с автоматами были все, и патронов у них не меряно! Пригодятся! Только сам не ходи на болотину, страшное это место. Пусть лучше дед Николай по моей карте идет. Да скажи, чтоб по старой узкоколейке выходил, не то в болотине утопнет. Ну, Митюня, пора мне, после войны, небось, встретимся. Ты только дождись меня. С тем и остаюсь – любящий тебя, брат Леонид.

Дрожащими руками Димка перевернул страничку. На пол из тетрадки выпала пожелтевшая карточка. С нее на Димку смотрел светловолосый мальчишка в застегнутой на все пуговицы рубашке. Точно такую же фотографию хранил в своем альбоме дед Митяй, как единственную память о старшем брате…
*****
С рассветом Димка выкарабкался из землянки. Нога все еще ныла, но это было уже не важно. Димка стал внимательно вглядываться в поросшую травой тропу.

Старая, еще довоенная, узкоколейка за восемь десятков лет поросла лесом, погрязла в земле и травах. Однако, добротная, на совесть сделанная, насыпь выдавала её присутствие опытному глазу следопыта. Спотыкаясь и хромая, Димка медленно продвигался в сторону деревни. Теперь он точно знал, что Лёнька, смелый и отчаянный мальчишка, ошибиться не мог!

Изредка останавливаясь, чтобы передохнуть, Димка открывал жестяную коробку, доставал синюю ученическую тетрадку и сверялся с нарисованной в ней картой.

- Ты, брат, теперь ничего не бойся, - Димка говорил так, словно Лёнька шел рядом. – Теперь ты в этой землянке не останешься. Домой тебе надо. Знаешь, а ведь братишка твой, Митька, до сих пор тебя ждет. Когда все говорили, что ты в болоте сгинул, он один не поверил. Он говорил так: Мой брат наш лес лучше любого охотника знает, не мог он просто так в болоте утопнуть. И трусом быть не мог тоже.

В небе закружил вертолет. Шел низко, над самым лесом.

- Гляди, Лёнька! Нас ищут! Значит, скоро уже. Это ты здорово придумал – по узкоколейке идти.

К станции Димка вышел только к вечеру. Милиция, мама, отец, тренер, односельчане… Все стояли на перроне и смотрели куда-то совсем в другую сторону. Потом радостно залаяла собака.

После утомительных расспросов и горячего чая уставшего Димку, наконец, отпустили домой. Точнее, их с мамой на «Скорой помощи» подвезли к самому крыльцу дома.

Дед Митяй сидел на скамейке у забора и курил. Завидев машину, он смял сигарету и напряженно приподнялся. Когда из «Скорой» вышел Димка с перебинтованной ногой, дед облегченно вздохнул, и снова опустился на скамейку.

- Давай в дом, сынок! – суетилась мать. – Ведь двое суток ничего толком не ел!

- Погоди, ма, - Димка запрыгал на одной ноге и сел на скамейку рядом с дедом. – Дедушка, тут тебе посылка…

- Чего? – дед удивленно взглянул на ржавую жестяную коробку с пучеглазой рыбой на крышке. - Какая еще посылка? Тебе бы все шутки шутить! Мать извелась вся! Ты лучше расскажи, где ты был, следопыт липовый?

- А это Полевая почта, дед Митя. Знаешь, она какая? Уж если посылку отправили, то обязательно доставит по адресу, - и Димка протянул деду жестяную коробку.

… Одноглазый плюшевый медвежонок смотрел на деда Митяя своей потертой пуговицей и улыбался, словно старому знакомому.

Гулкая тишина долго кружила над скамейкой. Молчали все – дед Митяй, Димка, Димкина мама, отец и сестренка Анюта…

- Значит, ты все-таки нашел его? Леньку-то?... – руки у деда дрожали, и непрошенная слеза катилась по впалой щеке.

- Нет, деда, это он меня нашел и из леса вывел… Без него я бы не смог. Мы с ним вместе по узкоколейке шли. Теперь он и мой брат тоже.

- Это верно, наш лес лучше Лёньки никто не знал…

… Лёньку похоронили у Сельсовета, на аллее Славы, как настоящего героя. Односельчане, внуки тех, кого он заслонил собой в сорок первом от неминуемой гибели, бережно несли его гроб по главной улице. А младший брат Митька, постаревший и поседевший, шел рядом и крепко сжимал в руке одноглазого плюшевого медвежонка…