Салат из Кандинского с перцем а-ля Дали

– Будете жульен из шампиньонов? – спрашивает молодая застенчивая кухарка Платона, родители которого вот уже год как работают в управленческом аппарате Моссельпрома и живут в новой квартире, неподалёку от Красной площади.
Утреннее солнце бросает красивые узорные пятна на скатерть, на фарфоровую, ещё пустую тарелку и тёмно-вишнёвый халат Платона.
– Салат из Кандинского, густо посыпанный перцем  а-ля Дали, – отвечает, блеснув своими фисташковыми глазами, Платон, откидывается на спинку плетёного стула и долго смеётся.
Платон – будущий художник. Он учится на последнем курсе художественного института имени Сурикова и влюблён в авангардную живопись в целом и в живопись Василия Кандинского – в частности.
По карнизу окна, ещё ни разу не открывавшегося после долгой и холодной зимы, разгуливает голубь. Его крыло, видное из кухни, лоснится на солнце, по спинке  пробегают волнистые сине-зелёные отражения. Платон задирает рукава халата до локтей и театрально хлопает в ладоши. Раз, два, три… Изменилась ли картина в окне? А там – Кандинский из облаков, связками белых, геометрически правильных шаров плывущих по небу! На фоне облаков порхает голубь и пишет своими крыльями, обмакнутыми в невидимые чернила, стихи…
 Платон улыбается своей наполовину увиденной, наполовину придуманной картине, вытирает салфеткой губы, так и не вкусившие еды, и встаёт со стула. Кухарка, ещё не привыкшая к странностям и противоречиям жизни артистической среды, пытается задать ему вопрос…
– A-ля Дали… перец… потом, потом… – отвечает Платон рассеянно и спешит в мастерскую. Она представляет собой отдельную комнату в квартире, смотрящую на юг тремя большими окнами. И Платон, жадно втягивая воздух, пахнущий краской и растворителем, проходит к мольберту и говорит:
–  Спасибо, голубь, за вдохновение!