Новый год на Черной речке

    Не помню, у кого родилась идея собрать всех у нас дома для встречи Нового года, но она была воспринята сообществом весьма воодушевленно, и уже за неделю до означенного дня, или точнее, ночи, началась работа по подготовке этого мероприятия.
 
    Время в ту пору стремительно насыщало обилием новшеств стиль, образ да и, собственно, в саму суть нашего существования, и в целом воспринималось, как довольно лихое в хорошем смысле этого слова. Это несколько позже оно трансформировалось в то, что потом назвали "лихие девяностые". А тогда оно казалось многообещающим, белым и пушистым, особенно в канун нового года.

    Союз к тому моменту уже распался, партия больше не рулила, и ветер перемен, о котором повествовалось в одноимённой композиции набирашей популярность группы «Scorpions», крепчал. Талонная система распределения сходила на нет, в магазинах вновь появлялись товары, но уже с кусающимися, рыночными ценам. СМИ обильно пропитывали аудиторию откровениями журналистов и разоблачениями историков. Экраны телевизоров, словно опомнившись от запрета, навёрстывали упущенное и пестрели безудержной рекламой и клипами рок и поп звёзд всех времён и мастей. В общем, для веселой организации новогоднего праздника пищи для ума и фантазий хватало с избытком.

    Посовещавшись в узком кругу единомышленников, мы решили, что для оживления мероприятия следовало организовать конкурс бутылочных наклеек, продумать тематические тосты, фанты и прочую забавную лабуду. Подготовку празднества, общую идеологию и координацию процесса товарищи щедро возложили на меня

    И вот тут Вова Иванов, который к тому времени уже основательно вошёл в круг участников регулярных посиделок у нас на Савушкина, предложил дополнить новогоднюю тусовку Андреем Бурлакой.
    С Бурлакой, или Петровичем, как на Руси издревле именуются обладатели этого отчества, мы познакомились во время встречи нового года, которое имело место у Марины Чуевой, на Костюшко. С тех пор прошло уже два года, но мы с ним больше практически не встречались.

    Предложение Иванова пришлось мне по душе, поскольку генераторов креативных идей и их воплотителей в быт, как известно, много не бывает. А Бурлака, судя по всему, принадлежал к числу последних, и, как потом выяснилось, числился среди них одним из первых. Так что его кандидатура была принята без колебаний.
Я набрал продиктованный Ивановым номер Бурлаки, попутно отметив про себя, что комбинация цифр на кнопочном телефоне при наборе образовывает своеобразную рюмочку. У меня с детства привычка запоминать числа на слух или образно.
К чему бы эта рюмочка - невольно подумал я, но тут раздался бодрый голос Петровича.

    Я представился и быстро перешёл к сути. Он с удовольствием откликнулся на предложение присоединиться, после чего я в двух словах обрисовал незатейливую фабулу культурной программы и, заодно, попросил поучаствовать в её доработке и воплощении.
    - У тебя фломастеры есть? - первым делом поинтересовался Бурлака.
    - Должны быть.
Фломастеры я иногда использовал для учебного процесса в академии.
    - А зачем они?
    - Будем деньги рисовать.
Вечером следующего дня приехали Бурлака с Зыковым. Фломастеры и листы бумаги формата А4 уже дожидалось его на моем письменном столе.
- Маловаты будут - нахмурился Петрович, теребя листы, - Ватмана не найдётся?
Ватманом я не располагал.
    - Есть обои.
    - Пойдут, если можно - пошире.

    Я снял с антресолей рулон немного выцветших обоев и прикинул, можно ли им пожертвовать. С обоев на меня смотрел замысловатый рисунок, напоминающий совокупление и деление инфузорий. Видимо, он достался нам еще от прежних хозяев квартиры - на стенах комнат нигде  ничего подобного не встречалось. Я развернул его тыльной стороной и расстелил на полу.  Мои приятели заняли позу "сверху", и, вооружившись карандашами и фломастерами, дружно засопели.
     Общий дизайн купюры разрабатывал Бурлака. Прототипом для него служила десятидоллоровая банкнота, полученная им накануне в качестве гонорара за интервью какому-то музыкальному изданию. Крупными, размашистыми движениями карандаша он наносил на полотно основные элементы банкноты и делал эскизы надписей. Зыков фломастером наращивал зелёное мясо на карандашный скелет и старательно обводил буквы до боли знакомых ему слов. Он сравнительно недавно распрощался с торговым флотом, где на разных судах в течение доброго десятка лет служил не то вторым, не то третьим механиком, и американские денежные знаки ему был хорошо известны.

     Через некоторое время моим глазам предстало то, что в народе, по всей вероятности, называют "большие деньги". С куска обоины, превратившейся в результате импровизированного полового акта в гигантскую купюру номиналом в девять! долларов, на меня взирал какой-то американский государственный деятель, судя по всему - Гамильтон, имевший, честно говоря, весьма отдаленное сходство с оригиналом.
    Я порадовался предпринимательской хватке приятелей – они умудрились в качестве вознаграждения за своё творчество удержать с купюры десятипроцентную комиссию.

    Бурлака отошёл на пару шагов, молча оценил выражение наших лиц - моего и псевдо-Гамильтона, и почесал нос.
    - Сейчас внесём поправки.
Я протянул ему зелёный фломастер. Он замотал головой.
    - Лучше ножницы.
    - ???
    - Это будет аналог будки гласности.
В те времена популярностью пользовалась телепередача с таким названием, транслировавшая, якобы, в прямом эфире голос народных масс.
Через минуту вместо лица Гамильтона в купюре зияла аккуратная эллиптическая дыра.

    Я тоже не терял времени даром, и к моменту апробации фасада скворечника гласности я уже заканчивал «мастырить» этикетку на бутылке с шампанским. Теперь этот напиток именовался «Собесское Шаманское» (Собес в те времена означал «Социальное обеспечение»).

    Конкурсная бутылка водки накануне также прошла через мои руки, и теперь ее этикетка предупреждала неосторожного потребителя содержимого бутылки модифицированным рефреном шлягера Антонова «Водкак бывает», а аббревиатура СПИ (не помню точно суть расшифровки) дополнялась словом СПОКОЙНО. Рука у меня была довольно твёрдая, поэтому для обнаружения подделки приходилось подносить бутылку к глазам и напряжённо искать, в чём же подвох.

    Встреча нового года стартовала весьма нестандартно. Каждый, вновь прибывший, проходил фотопробу на роль президента заморской страны, просовывая голову в отверстие гигантской купюры и произнося что-нибудь сакраментальное или злободневное, или просто придавая лицу торжественно-патетическое выражение, которое, по его мнению, отвечало статусу мировой валюты. Этот момент фиксировался на мыльницу для истории, и номинант причащался рюмкой горячительного.

    Пропуском к столу с закуской служила бутылка, оформленная в соответствии с пристрастиями и способностями причащающегося. Она торжественно выставлялась на отдельный столик для всеобщего обозрения и последующего участия в состязании названий напитков в номинации «С новым гадом».

    Конкурс этикеток успешно прошёл вступительный, визуально-эстетический этап, определивший финалистов состязания. Выявить победителя мы рассчитывали по результатам дегустационной части конкурса, которая слегка затянулась, и мнения разделились. Проигравших, как и можно было предположить, не оказалось. Далее празднество шло по разработанной и утверждённой программе, то есть закуска строго следовала за выпивкой.

    Незаметно приблизилась полночь, а с нею и новый год. Это событие было встречено одобрением. После полуночи программа начала давать сбои – закусывали уже с отступлением от регламента, выдерживая паузу, или вовсе обходились без неё. В силу указанной причины запас ординарных напитков вскоре стал иссякать, и я отлучился на кухню за конкурсной бутылкой. Вернувшись, я застал компанию за игрой в ассоциации.
 
     – А если это источник света? –  терзаемый догадками о задуманной нами персоне, пытал ведущего Андрей Бурлака. Отгадывалась его жена Лена.
     – Люстра рожка на три, – поведал Дима, обведя глазами комнату и взглянув на потолок. По-моему, он поскупился.
    Как мы и ожидали, Бурлаке это не помогло. С потолочным светильником свою жену он как-то слабо ассоциировал. Он стал перебирать другие темы, но это тоже не приводило его к прозрению.
    Вскоре Диме приелась роль ведущего, и его метафоры стали скудеть. Андрей, наконец, взял правильную ноту и идентифицировал образ, попутно узнав о своей супруге много нового.
    В разгар веселья кто-то из нас предложил пойти покататься с горки. Идея всем пришлась по душе. Мы высыпали во двор и стали искать это нехитрое инженерное сооружение. Поблизости его найти не удалось, и тогда, через подворотни, я повёл компанию к скверику у кинотеатра «Юность».

    Каждую зиму это место традиционно оборудовалось привычной зимней забавой, радуя собой окрестных детишек. Так оно оказалось и в этот раз. При свете уличных фо-нарей я вдруг обнаружил, что Бурлака, улучив момент в процессе наших сумбурных сборов, умудрился отыскать висящую в кладовке военно-морскую шинель и надеть её на себя. И теперь он щеголял в ней, несмотря на то, что она ему была несколько великовата и длинна.

    До сих пор я наивно полагал, что моряки делятся на надводников и подводников. Но тут наш приятель наглядно продемонстрировал, что в нашей среде существуют ещё нагорники и подгорники. Петрович попеременно переходил из одной ипостаси в другую, лихо проносясь мимо нас и снова взбираясь на горку. Съезжая, он не всегда удерживал равновесие, но даже его горизонтальное положение или нелепо скрюченная поза не мешали моим товарищам вытягиваться в струнку и отдавать ему честь. Детишки пугливо ёжились в сторонке.

    Ночь пролетела незаметно. Под утро Петровичу пришла идея навестить знакомых музыкантов, живущих на Петроградке. Тогда я ещё не знал, что для Петровича определение «знакомые» в сочетание со словом «музыканты» было явно лишним. Слава богу, шинель на тот момент жена уже убрала вглубь гардероба, с глаз подальше, и встреча с военным патрулём меня не тревожила.

    Нас с радостью встретили обитатели характерной для старого Питера квартиры с узкими коридорами и высокими потолками. Мы  разместились в тесной каморке между пианино и духовым шкафом, из которого тут же была извлечена распятая на бутылке курица, послужившая нехитрой закуской. Хозяин помещения Сэм, как его представил Петрович, сессионный музыкант, обладатель небольшого роста и заурядной, далекой от привлекательности внешности, сел за пианино, и, несмотря на свои весьма скромного размера пальцы виртуозно исполнил несколько рок-баллад. Его лицо при этом волшебным образом преобразилось и наполнилось одухотворённостью. Праздник удался.

    Возвращались домой мы в девятом часу утра. Джулия громко поздравляла всех встречных с новым годом и, неожиданно для всех, просила деньги. Некоторые недоуменно шарахались в сторону, но большинство с улыбкой выполняло её милую просьбу. Следующим встречным нам она пыталась вместе с поздравлением вернуть полученные деньги, но здесь ситуация кардинально менялась. Деньги практически никто не брал. Склонность видеть во всем скрытый подвох у нас достаточно широко распространена.

    После нескольких неудачных попыток расстаться таким способом с последней монетой Джулия оставила эту затею. Тогда она просто бросила эту монету на тротуар и искренне пожелала добра и удачи тому, кто её найдёт.

   Я уверен, что так оно и случилось в конце концов.