Уходят фронтовики

     Олег понимал, отец умирает, он чувствовал это. Люди смертны, все уйдут в мир иной, рано или поздно, и это произойдет с каждым. Но как принять эту неизбежность, как с ней мириться? Да, девяносто два года, это очень солидный возраст. Война, два ранения, контузия, сложнейшие послевоенные годы, армейская служба, смерть жены, всё это зарубки на сердце. 
     Каждый прожитый день давался отцу тяжело. Он почти не вставал, был худ, ел мало и неохотно, лекарства выбросил напрочь. Через силу шутил: «К чему они, только желудок травят». Но он держался, держался, как мог. Он пытался не отвлекать родных от повседневных забот, а если уж и позовет к себе, то ясно, без их помощи никуда.
     В то утро Олег как обычно заглянул к отцу.
     – Доброе утро, отец.  Как ты, как себя чувствуешь?
     Вопрос глупый, наверное, а что другое он мог говорить. Надо ведь  что-то говорить. И ответ сыну был известен.
     – Нормально, сынок, по годам и самочувствие. А у вас что новенького.
     Олег знал, утренний разговор с отцом, это лекарство, которое  батя принимает с особым желанием. Сегодня было что рассказать. Правнучка  его зубики первые показала. Внука Володьку в городскую хоккейную команду взяли. Вратарь, мал ещё росточком, но уже сейчас его Третьяком кличут.
     – Спасибо, сынок, рад за вас.
     Отец прикрыл глаза, чуть повернул голову к сыну.
     – Олежек, ты не спешишь, может, поговорим, а то ведь жизнь идёт, а толком поговорить нам так и не удаётся.
     Конечно, Олегу надо было спешить. И он, и супруга работали, так что их ждали повседневные трудовые будни. В часы, когда их не было дома, за отцом приглядывала сиделка, месяц как наняли, женщина аккуратная, чистоплотная, отец был доволен.
     – Давай-ка сынок, отправь Наталью Сергеевну домой, а мы с тобой поговорим, пообщаемся как в прежние времена.
     Отказать отцу было нельзя. Олег позвонил  шефу, тот «добро» дал, благо был знаком с ситуацией в их доме. Жена Олега показала, где и что лежит из лекарств и продуктов,  и, забрав сиделку, вышла из дому.
     Олег присел на стул рядом с отцом. На прикроватной тумбочке  лежала пара открытых альбомов, пачки старых писем, чуть ниже из выдвижного ящика выглядывал офицерский кортик, подушечка, к которой были аккуратно пришпилены отцовы награды. Не любил он держать их на пиджаке, эту небольшую подушечку сам сделал и частенько, особенно в последние годы доставал.
     – Что, папа, альбомы разглядываешь?
     – Да, сынок, к прошлому возвращаюсь. Не уйдешь от него, тем более, сейчас. Друзей вспоминаю, вот с мамкой поговорил, вот её фото, помнишь, лучшее, наверное, из всех её фотографий.
     Отец взял в руки небольшую рамочку с портретом жены. Долго с полуулыбкой смотрел на неё. С фотографии мило улыбалась красивая, русоголовая, молоденькая  девушка.
     – После войны сделано. В сорок шестом, наверное.
     Они помолчали. Но это было умиротворённое молчание. Отец долго смотрел на фотографию. Затем чуть прикрыв глаза, заговорил.
     «Послушай, Олег, ты частенько просил рассказать меня о войне. И рассказывал я, многое тебе  рассказывал. И как война для меня началась, и как призывался, и о ранениях своих, многое, о чём говорил. Но не сказал о главном. Почему я, пройдя все четыре страшных военных года, постоянно находясь на передовой, жив остался. Хотя многие эпизоды моей военной жизни ты знаешь, но о главном я не всегда говорил. А главным было то, что люди всегда рядом были.
     Помнишь мои английские фронтовые ботинки, те, что и сейчас в кладовой лежат. Я говорил, всю войну эта английская обувка грела солдатские ноги. А вот как они мне достались, я не рассказывал. Так вот дело было в ноябре сорок первого. В окопах мы, под Можайском мерзли. Ботинки эти мне старшина наш, Иван Кузьмич приволок. Не принёс, а именно приволок, обстрел в те дни был мощнейший, а у меня день рождения, девятнадцать стукнуло. Откуда он проведал, что родился я в этот день, уж и не знаю, а вот подарок сделал, от всей роты подарок был. А когда он ботинки эти ползком тащил к окопчику нашему, пуля шальная  каблук ему на сапоге оторвала. Смеялись мы, мол, ботинки мог бы и вместо своих подпорченных сапог забрать, так нет, он мне подарок принёс. И вот подумаешь, вроде пустяк, подарок этот. Сколько таких сапог да ботинок солдату выдавали. А нет, не просто это. Ведь жизнью человек рисковал, мог не без сапога, без головы остаться.
     Так вот, война – это кровь, окопы, слякоть, грязь, пот. Снова окопы, снова грязь, снова пот. Но война – это, прежде всего люди.  Простые люди, солдаты,  такие люди как наш Кузьмич, под Москвой он в том же сорок первом полег. Как ротный наш, в том же году похоронили. Много таких людей рядом было, большая часть их полегла на военных дорогах. А я вот жив. Девять десятилетий прожил. И их, моих окопных братьев за то  каждый день вспоминаю, и благодарю.
     Не так давно, лет, наверное, пять назад, Володька Павлов умер. Ты знаешь его,  друг мой. Так ведь он ещё и брат мне. Нет не по крови брат, просто жизнью я ему обязан. Под Сталинградом мы с ним в страшное месиво попали. Он артиллерист, командир взвода, а мы – взвода его прикрытие, шесть человек. После почти часового обстрела наших позиций в живых только мы с ним и остались, накрыло нас в траншее. Я в ногу ранение получил, контузию, и он контужен. Несколько часов землицу  Володька руками грёб, сначала сам выбрался, затем живых искал. Все погибли, девять человек накрыло. Меня отрыл и на плечах почти бездыханного в лазарет принёс. Я уж только  в госпитале в себя и пришел. Сколько же таких Володек и Кузьмичей рядом было. Не счесть. Люди сами гибли, а товарищей выручали…
     Мало нас, бойцов Великой Отечественной осталось. Жаль, конечно, но что поделаешь, жизнь не остановить, течет она, не спрашивая человека. Сколько Богом отведено, столько и живём. Благо мне вон девять десятков отпущено.
Когда я говорю «жаль», ты не подумай, я ведь не о  себе говорю, я о вас думаю.  Смотри, как в мире всё идёт. Вот уж нас и оккупантами величают,  и карту мира пытаются перекроить, и памятники героям той войны уничтожают. Фашисты на Западе факелы свои жгут. Кто за всё это ответит? Кто мир защитит? Наше поколение уходит, вы, рожденные в прошлом веке, ещё что-то знаете и помните, а внуки, правнуки наши… Кто им расскажет о горе нашем, о подвигах наших, о нашей Победе, великой Победе народа нашего. Ты думаешь, это только мои мысли, да нет, все кто ещё жив из нашего брата, также думают и переживают.
Да, мало нас осталось…»
     Олег чувствовал, разговор тяжело дается отцу, он понимал, что его страдания, его переживания это не физическая боль, нет, просто отец прощается с ним и старается в разговор этот вложить главное, что его сердце и душа выносили за долгую и достойную жизнь.
     Долго ещё продолжался этот разговор. Олег внимательно слушал отца, стараясь запомнить его слова, и его самого запомнить таким вот ясно мыслящим и сосредоточенным.
     «И последнее, сынок. Уйду я скоро. Понимаю, а потому прошу простить, если в чём обидел тебя, кого из родных твоих. Прости… Богатства, ты знаешь, не было у меня, это я о деньгах говорю. Наше с мамкой главное богатство – это вы. Считаю, хорошим ты человеком вырос, семья твоя нас радовала, внучата и правнуки молодцами растут. Спасибо тебе, сынок.
     Прошу, ты положи… когда я уйду…  в карман нагрудный, мамкино фото, билет партийный и вон ту медаль, медаль «За отвагу». Особо памятна она мне, земля и моя кровь за Сталинград на ней. Остальные награды сохрани и по наследству передай. Не сжигайте меня, с мамкой положите. Скромно похороните. Просто предайте земле…
     Пожалуй, и всё, спасибо, что выслушал меня.
     А теперь оставь, устал я, отдохну».
     Он прикрыл глаза, чуть повернул голову к стене и затих. Дышал тихо и ровно.
     Олег встал, поправил одеяло на кровати отца, чуть прикрыл оконную штору и вышел, осторожно и тихо прикрыв дверь. Стоял он у двери, тихонько стоял, думать уже не о чём не мог, он просто стоял и  плакал.

     Отец умер утром следующего дня. Отошел тихо и спокойно. Причитаний и рыданий дома не было. И Олег, и его жена, сын были готовы к этому.
     Хоронили солдата с почестями. Оркестр. Почетный караул.  На подушечках, что бойцы несли перед траурной процессией, лежали его награды – Орден Отечественной войны, два ордена Красной звезды, медали «За взятие Будапешта», «За Победу над Германией». Не было только медали «За Отвагу», с собой её солдат взял.
     Пришли прощаться с ним ветераны, седые старики с орденами и медалями, многих  дети и внуки под руки поддерживали. На лицах  скорбь и печаль. Мало их, фронтовиков, в живых осталось. Военкомат делегацию и венок прислал. Соседняя школа, где солдат не единожды выступал на праздники, делегировала старшеклассников. Ребята портреты своих дедов и прадедов принесли. Как в День Победы всё выглядело, вроде как Великий «Бессмертный полк» встречает своего товарища. Пришли соседи, знакомые и незнакомые люди, много было людей. Много было венков, цветов. Слова говорили хорошие, добрые слова говорили. Говорили о Памяти подвигу солдат, о  Великой Победе.

     Уходят фронтовики, солдаты Великой Отечественной. Тяжело сознавать, что с годами их становиться меньше и меньше. Время неумолимо мчится вперёд. Но оно не властно над Подвигом солдата. Сколько бы лет не прошло, эта война не уйдет из нашей памяти. И в сердцах новых поколений будет вечно жить благодарность  живым и мертвым, тем, кто спас мир от фашистской чумы, отстоял право людей быть свободными.