Дом над обрывом

Их дом, разделенный на две половины между семьями Николаевых и Кривенко, стоял на краю обрыва. В хорошую погоду море спокойно, равномерно переливало свои воды, разбивая волны о тонкую кромку земли и покрывая ее белой пеной. Зато в дни, когда свирепствовала непогода, разбуженное ветром море начинало угрожающе грохотать, поднимая волны так высоко, что, казалось, они стремятся достать их дом, и тогда становилось страшно...
Но, несмотря на это, благо случавшееся нечасто, Нина любила свой дом и море. Из окна она ежедневно наблюдала восход солнца, когда по равнине темных вод стелилась  дорожка первых лучей проснувшейся зари, а затем будто всплывал, постепенно нарастая, диск ослепительного светила и начинали кружить в чистом небе говорливые белые чайки, словно старавшиеся своим криком перекричать рокот моря и возвестить миру о приходе нового дня. А какое наслаждение было видеть, как они камнем бросаются вниз, навстречу волнам и, подхватив добычу, взмывают опять в небо! Частенько Нина сама сбегала вниз и вслед за ними смело предавалась ласковой воде, дарящей покой и умиротворение, силу и бодрость.
Нина любила и поздними летними вечерами, когда полная взошедшая луна посылает на землю привет, окунаться в искрящуюся полосу, пересекающую тихую морскую рябь, испытывая ни с чем не сравнимое блаженство...
Нина, как и ее мать, трудилась на ниве просвещения учительницей начальной школы. Она обожала своих озорных «курносиков», ловящих каждое слово любимой их Нины Максимовны и дерущихся за право держать ее за руку или нести портфель, когда отправлялись куда-либо. Но главными в ее жизни были, конечно, дочь Маринка и Геннадий.
Муж служил мотористом на сейнере в ближайшем рыбколхозе. Любила ли она его? Ответить утвердительно на этот вопрос Нина самой себе вряд ли бы смогла... Бывало, когда Геннадий возвращался после путины, - большой, шумный, веселый, пахнущий рыбой и морем, и обхватывал ее, приветствуя, - в эти мгновения Нина испытывала что-то подобное счастью, что вернулся в целости и сохранности.
Радовало и наполняло гордостью сознание, что она им любима, в чем ни на секунду не сомневалась, что Гена обожает и души не чает в их дочери, и вообще, что у нее надежный тыл. Но того, что испытывала Нина к Ростиславу, бывшему другу мужа, конечно, сравнивать с этим было нельзя...
...Они все учились в одном классе. Нина встречалась со Славой, а Гена всегда был рядом с ними. После окончания школы оба друга ушли в армию. Слава служил где-то в Прибалтике, а Гена здесь, рядом, в Херсонской области, пограничником в Железном порту.
Нина переписывалась с обоими. Гена даже пару раз приезжал, получая за какие-то заслуги отпуск. В один из таких отпусков он огорошил подругу сообщением:
- Нинок, ты в курсе, что наш Славка женился?
Это было так неожиданно и неправдоподобно, что она рассмеялась:
- Шутить изволите, Геннадий?
- Нет, дорогуша, чистейшая правда! Не веришь - спроси у его матери. Он даже написал, что после дембеля останется там, домой решил не возвращаться.
Нина, все же не поверив Генке, решила сама убедиться. Родители Славы подтвердили: да, их сын женился.
- Вот, Ниночка, и фото прислал. Красивая девочка! Поварихой служит там же, в его части. А он в школе прапорщиков решил учиться, дальше служить будет. За ум взялся! - похвастались они.
На прощанье мама Славы, провожая Нину до калитки, сказала:
- Ты уж прости нашего Славика... А сама оглядись. Вон, Гена, хороший парень. И, как говорил сынок, тебя любит...
И действительно, скоро демобилизовавшись, Гена сделал Нине предложение. Он так и сказал:
- Нинка, а не пожениться ли нам? Знаю, что ты любишь Славку... Но, вдруг я потесню его в твоем сердце? Честное слово — буду стараться!
Этим «буду стараться» приятель рассмешил Нину и она решила, назло предателю, выйти за Генку. Пусть потом пожалеет, узнав от друга, какая она хорошая жена!
И Нина дала согласие.
...А дружба у ребят сошла на нет после того, как Гена и Нина отправили Ростиславу фото с их свадьбы. На письмо тот не ответил, да и приехав навестить родителей, даже не зашел к ним, после чего был напрочь вычеркнут ими из числа друзей.
Молодожены стали жить вместе с родителями Нины, которые вскоре переехали в Судак, оставив им свою квартиру в доме над обрывом.
В другой половине дома жила молодая пара, почти их ровесники, с сынишкой на четыре года старше их дочурки. Не найдя общих интересов, семьи общались сугубо по-соседски. Частенько Валентина забегала одолжить то хлеб, то спички, то лампочку. Работала она в засолочном цеху рыбколхоза, в хозяйстве же, как и в быту, по мнению Нины, была безалаберна, весьма неопрятна и ленива, предпочитая телевизор и лузганье семечек своим обязанностям в семье.
Ее муж, Василий, - приземистый, кряжистый, рано начавший лысеть, работал водителем автобуса. Отличаясь добродушием, он всегда улыбался, бывая всем доволен и, по-видимому, давно смирился с порядками в семье...
Соседи были тихие и, как говорила Нина, «удобные», так как, когда Геннадий уходил в море во время путины, а сама с дочкой уезжала на каникулы к родителям, она со спокойной душой оставляла квартиру - присмотрят.
...Так было и на сей раз. В этом году весна выдалась ранней и уже в конце марта колхозные сейнеры вышли в море. Нина с Маришкой отправились, воспользовавшись каникулами, порадовать своим приездом бабушку и дедушку, скучающих по своим родным. Когда вернулись, первой во дворе Нине повстречалась Валентина, развешивающая белье. Лицо соседки поразило — оно было похоже на один сплошной сине-желтый синяк.
- Валя, что с тобой? Где ты так «разукрасилась»? - не удержалась Нина от вопроса.
- Да, вот, упала... Оступилась, спускаясь в  погреб. Теперь всех пугаю своим видом.
- Приложить бы что надо.
- Да вот, Васька и приложился...
- Что? - не поняла Нина. - Он-то причем?
Валентина как-то невнятно объяснила:
- Да вытащил он меня оттуда. Я потом и компресс прикладывала, и ромашкой мыла лицо, - ничего не помогает...
«Бедняжка! - пожалела Нина соседку. - И надо же было так удариться!»
А дома ее ожидал сюрприз - висела роба мужа. Значит, Геннадий не в море.
Вечером супруг вернулся, удивив Нину здоровенным синяком под глазом.
- Ты почему не на путине?
- Да вот, три дня как возвратились. Небольшая поломка. Да и рыба куда-то вдруг ушла...
- А что за фингал? Где и кто тебя так наградил?
- А, это я ночью... Захотел пить, пошел впотьмах в кухню, да наткнулся на дверь и трахнулся косяком прямо в глаз. Думал, без зрения останусь...
- Это ты наверно из солидарности с Валей? Тоже отмечена синяком! - смеясь сказала Нина. - Бывают же такие совпадения!
- А причем тут Валентина? И на что ты намекаешь? - вдруг чуть ли не обиделся Геннадий.
- Я ничего не имею ввиду. Просто обзавелись фонарями одновременно.
А на следующий день Василий, сидевший на ступеньках своего крыльца спросил возвращавшуюся из магазина Нину:
- Что, в гастрономе опять очередь большая?
- Да нет, там вообще — ни людей, ни продуктов, хоть шаром покати.
- Так куда же моя сучка подевалась? Сказала — в гастроном намылилась, а уже больше часа нет этой шалавы!
- Наверно в другой пошла. Но, Василий, негоже так женщину называть... - сказала Нина, а сама подумала: «Что это с ним? Чего на Валентину взъелся, чем не угодила? Раньше, казалось, его все в ней устраивало...»
- А как эту «простигосподи» называть прикажешь? - ответил сосед. - Вроде хорошо проучил, «разукрасил», а все, гляжу, не в прок...
- Так это ты ее, Вася?.. Уж такого от тебя не ожидала!
- А ожидала ли ты, что и твой туда же, в чужой огород полезет? Я и его припечатал, чтоб знал... - сосед сжал свой огромный кулачище, привычный к монтировке.
- Я, Вася, чего-то не пойму... Причем тут Гена?
- А притом, Ниночка Максимовна, что поймал я сих голубков на горячем! Ты что, не в курсе? А Генка обещал, что сам тебе покается, слезно молил, чтоб я молчал.
Нина ожидала всего, но только не этого. Как муж, всегда осуждавший соседку, считавший ее неряхой и бездельницей, от которой за версту разит селедкой, мог так кривить душой? Действительно, Валентина, всегда небрежно одетая, с распущенными нечесаными патлами, вызывала и у Нины неприятные чувства. Как такая женщина смогла увлечь Геннадия? Нину оскорбил не только сам факт измены, но и выбор мужем соперницы... Неужели, коль скоро жена надоела, он не сумел найти чего-нибудь более достойного? Ведь сам говорил о соседке, как о полнейшей дуре, без царя в голове...
Как только муж вернулся, Нина, не дав ему даже переступить порог, спросила:
- Так значит, угол трахнул?
-  Ой, не все ли равно, Нинок? Скоро от фонаря ничего не останется.
- Нет, дружок, ошибаешься. - Нина еле сдерживала себя от обиды, от нанесенного мужем оскорбления. - От этого синяка останется шрам на сердце нашего ребенка.
- А причем тут Мариша? Я что-то не пойму!
- Сейчас поймешь, когда соберешь манатки и закроешь дверь моей квартиры с обратной стороны!
- Ты что, Нин, белены объелась? Какая муха тебя сегодня укусила? Дала бы поесть, жрать хочется!
- Поешь в другом месте! А муха зовется Валькой. Все, бери вещички и разойдемся, как в море корабли. Ошиблась я в тебе, Гена... Думала, ты достойный человек, а на поверку оказался...
Она встала, не договорив, и ушла на кухню. Через несколько минут зашел туда и Геннадий.
- Ниночка, выслушай. Прости, дал слабину...
В это время вернулась с танцевального кружка дочь.
- Гена, возьми вещи и уходи. Свободен!
- Куда ты меня гонишь?
- Ты сам выбрал свой путь. Не надо при дочери препираться. Маринка, попрощайся с отцом. Он уходит.
- Куда, в море?
- Наверное.
Геннадий ушел. На следующий день пришла уговаривать Нину свекровь.
- Ниночка, прости дурака этого! Ну, случилось... Он любит тебя, ты же знаешь. Думаешь, твой свекор, его папаша, не баловал? Баловал! Но сердце наше, бабье, отходчиво. Прости ты Генку, и живите. Дочь пожалей!
Но все ее доводы натыкались на один ответ:
- Прошу вас, мама, не уговаривайте! Я так решила. Что заслужил, то и получил! И меня с собой не сравнивайте, я — не прощаю!
- Ой, доченька, никогда не зарекайся! - сказала свекровь на прощанье.
Валентина, как ни в чем не бывало, забегала к Нине по своему обыкновению, что-либо одолжить, а иной раз, раскрыв дверь, кричала:
- В магазине дают постное масло, тебе очередь занять?
На смену сошедшему синяку у нее появлялись новые: по-видимому, Василий продолжал жену учить... А та, судя по всему, как говорил ее супруг, «слетела с катушек», чего ранее за ней не наблюдалось.
На слова Нины, зачем Василий руку на жену поднимает, это ведь унижение, самое последнее, на что может пойти человек, расстались бы, для обоих будет лучше... - был ответ:
- Не могу! - честно признался Василий. - Ее, эту гадину, люблю. А ты, Нина, как видно, Генку своего не любила, если так легко рассталась... Другая на твоем месте простила бы...
«Может, он прав?... - подумала Нина. - Но чувство обманутой жены — не по мне! - решила она. - И любовь тут ни причем! Лучше быть одной, чем бесконечно испытывать недоверие к человеку, уже однажды изменившему. Да и грош цена его любви, если был способен на такое. Связаться с этой Валькой, живущей по-соседству... Ведь даже сознательные коты в порядочном доме не гадят. Нет, что бы ни говорили свекровь и тот же рогоносец Василий, да и мои родители, уверяющие, что ради дочки следует простить мужа, - нет, я правильно поступила! Пусть исчезнет - с глаз домой, из сердца вон!» - к такому выводу пришла Нина, не соглашаясь ни на какие компромиссы.
Как ей показалось, дочь на удивление спокойно восприняла разрыв родителей. Отец жил неподалеку, у своей матери, и часто бывая у бабушки, Мариша встречалась и с ним, если Геннадий не был в море. А возвращаясь домой, дочь всегда передавала Нине привет от папы и деньги, которыми тот щедро одаривал ее...
Однажды Мариша принесла весть, что отец завербовался куда-то на Дальний Восток, будет там рыбачить.
- Он скоро уезжает и велел спросить, мама, тебя, можно ли прийти проститься?
- Передай, что я желаю ему доброго пути. А приходить незачем — уже простились.
Геннадий уехал. Сначала часто приходили письма к дочери, денежные переводы. Сообщал, что теперь рыбачит на Камчатке, на краю земли, где суровый климат и сильные люди. Потом письма стали приходить все реже и короче, и Нина решила, что по-видимому, Геннадий, наверно, завел новую семью и к дочери постепенно остыл.
Нина, по-прежнему, была вся в трудах и заботах. В стране свирепствовал хаос последних дней перестройки. А вскоре они с Геннадием стали жить в разных странах: Нина с Маришей остались в Крыму, на Украине, а он — в России... Деньги с Камчатки совсем перестали приходить, а зарплату в школе вообще задерживали по нескольку месяцев, к тому же она была так мизерна, что, как Нина не старалась, приходилось жить почти впроголодь.
Нина стала по выходным ездить на Тамань, в Темрюк. Там покупала вяленых судака, тарань, рыбца, а потом перепродавала, получая небольшую прибыль. Конечно, стоять на базаре, особенно в первое время, было обидно и стыдно, при одной мысли, что увидят ее ученики или их родители... Тогда Нину охватывала нервная дрожь, но она ничего не могла поделать - другого выхода не находилось...
А после очередной задержки зарплаты она написала заявление и ушла из школы. Скооперировавшись с бывшей коллегой, они арендовали место на базаре. Теперь Галина Михайловна продавала, а Нина стала добытчицей товара и ездила за ним чуть ли не через день, притаскивая полные корзины с вяленой рыбой, которая шла неплохо, давая сносный доход.
Как-то, вернувшись не на пароме, как обычно, а на катамаране намного раньше, Нина застала в доме неожиданную картину: ее тринадцатилетняя Маринка старательно прибирала следы, по-видимому, только что ушедших гостей. Первое, что насторожило Нину, это стоявший в комнате табачный запах.
- У нас кто-то был?
- Да, девчонки. - ответила дочь, отвернувшись, занятая как-бы приборкой.
- А ну, дыхни!
- Ты что, мам, я не курю!
-  А кто же наполнил всю квартиру вонью сигарет?
- А, это заходил соседский Толька.
- И что этому оболтусу нужно тут?
- Просто мы сначала делали уроки, а потом включили магнитофон. А он, услыхал музыку и зашел. 
- Один, или со своими дружками-пэтэушниками?
-  Один, мама, ну что ты!
- А то, что ему здесь делать нечего! Счастье, что я его тут не застала! А эт-то что о такое?! Почему на полу валяется бутылка? Вы что, пили?
- Нет, почему пили? Это бутылка от минералки. - ответила Марина, пряча глаза.
- А ну, выкладывай все по-порядку, чем вы тут без меня занимались!
Нина вся пылала от гнева и волнения. Еще чего не хватало, чтобы ее дочь связалась с этим семнадцатилетним сынком Вальки, таким же бездельником, как и его мамаша, еле окончившим восемь классов, у которого в табеле отметки, о которых обычно говорят: три пишем, два в уме, и которого еле приняли в ПТУ, учитывая весьма сомнительную характеристику.
- Так чем же вы занимались? - опять повторила вопрос Нина. - Я жду!
Поняв, что с матерью шутки плохи, Марина призналась, что играли в бутылочку.
- А что это, - не поняла Нина, - что за игра?
-  Да ладно тебе, ты что, в нее не играла? - спросила дочь. - Ну, мы ее крутили, а на кого горлышко указывало, тот и целовался.
- С кем? - полная гнева привстала Нина.
- Ну, с Толькой...
- Ясно! Иди, полощи рот!
- Это зачем?
- Чтобы грязь смыть от этого шалопая! Завтра же мы поедем в Судак.
- А школа? Завтра ведь среда...
- Там будешь у бабушки жить и учиться.
-  Ой, зачем?
- Затем, чтобы моя дочь окончательно не отбилась от рук, пока я тружусь, добывая средства на жизнь.
- Мама, с чего ты взяла, что я отбилась?
- Мне видней! От этого соседства, я предчувствую, добра ждать не приходится, когда в голове у дочери ветер гуляет. Будешь у бабушки, и в обсуждении этот вопрос не нуждается!
Нина отвезла дочь к родителям, а вернувшись домой вдруг заметила, что их дом заметно покосился. «Отчего бы это? - обеспокоенно подумала она. - Хоть бы не завалился...» О своем наблюдении она поделилась и с соседом:
Василий, ты не заметил, как наш дом покосился? С чего бы это?
- Эх, Нина, что дом... Вся жизнь наша покосилась!
- Может ты и прав, но как бы не рухнул...
- Ничего, он крепкий. Мы же выстаиваем! Вот ты, учительница, а понадобилось, и торговать стала, не погнушалась.
- Жизнь заставила, ничего не поделаешь.
- А моя вертихвостка тоже, как будто, решила базаром заняться. Рыба-то перестала ловиться, колхоз — тю-тю, развалился... Так вот, накупила она огурцов, капусты, засолила да заквасила их, меня даже запрягла капусту шинковать, да что-то, видать, не так сделала — огурцы все вздулись, перекисли, а капуста вообще завонялась... Ох, беда мне с нею, за что ни возьмется - все не так получается! Одно только и умеет делать — вертеть хвостом да бить баклуши...
Нина в ответ промолчала — против правды не попрешь...
...Рабочий день на базаре подходил к концу. Нина уже приступила к подсчету выручки, а Галина Михайловна собралась запереть лавку и только направилась к двери, как та вдруг широко распахнулась. Трое бравых, затянутых в черные кожанки, бритых удальцов, ввалились внутрь. 
- С чем пожаловали, молодые люди? Мы уже не торгуем! - попыталась Галина Михайловна выставить незваных гостей.
- Тетеньки, здрасьте вам! И потише на поворотах! Мы с делом пришли — крышевать вас будем.
Что, что? - не поняла Нина, поднимая голову. - Что значит — крышевать?
- А то, что завяжем рыночные отношения. Мы вас охраняем, крышуем значит, а вы делитесь с нами. Вы слыхали, даже по телику один умник сказал: «Делиться надо!»
И вдруг вожак, вглядевшись в лицо Нины, осекся:
- Ой... Это вы, Нина Максимовна? Помните меня? Я — Вова Осокин, учился у вас.
- Осокин? А, как же, помню! Такой тихий мальчик с челкой, сидел у окна. Это был мой, кажется, самый первый класс...
- Да, вы были тогда совсем молоденькая, красивая.
- Уж не подумала бы и никогда не поверила, что такое из тебя получится...
- А что, «такое»?
Его лицо, еще секунду назад улыбавшееся, приобрело злобное выражение. Нина поежилась под этим взглядом, но, собрав всю силу духа, сказала:
- Получится такое грозное чудо под названием «крыша».
- Что ж, Нина Максимовна, и я бы тоже никогда не мог подумать, что вы, моя первая учительница, будете торговать на базаре...
- Куда деваться, жизнь заставляет...
- Вот и я кушать хочу... Братаны, пошли! - обратился он к своим дружкам. - Здесь базара не будет! А вы, Нина Максимовна, торгуйте спокойно, а если кто будет наезжать, скажите: «Мы — под Осокой». Сразу отстанут. Ну, бывайте!
Он ушел, а в душе Нины остался горький осадок от этой встречи...
...Занятая добычей товара, торговлей, поездками к родителям и дочери, она редко думала о себе, об одинокой женской доле, на которую себя обрекла... Лишь длинными осенними холодными ночами, когда в окно стучали грозные порывы ветра и слышался оглушительный гул вздымающихся волн, она вспоминала своего Гену... Как он там, рыбачит на далекой Камчатке, где бесконечно свирепствуют куда более яростные ветры?
Нина порой начинала казнить себя — быть может, во всем, что случилось, есть и ее вина? Вспоминалось, как часто она говорила мужу: «Отстань, я устала!», «Надоел, мне не до твоих штучек!», не понимая, что тот нуждался не только в сытном обеде и чистоте вокруг, а во взаимности и ласке, на которые она была скуповата... Вот, недополучая ласки, Гена и нашел ее на стороне, не погнушавшись Валькой, умеющей щедро дарить себя, расточая чувства без оглядки, чем и преподнес жене урок, хотя полезный, но горький и запоздалый...
От этих мыслей становилось неуютно, сон бежал, наполняя душу тоской, а мозг свербила мысль, высказанная как-то Василием: «Вот ты, Нина, выставила своего Геннадия, а кому хуже сделала, ему или себе? Ты, как я погляжу, одинокая, а его, такого ладного мужика, кто-то, скорее всего, пригрел уже и приголубил...»
Нина старалась отогнать воспоминания о бывшем муже, но они возвращались снова и снова...
Весь октябрь шли бесконечные злые дожди, казалось, им не будет конца. Соседи в тот день уехали в Севастополь на принятие сыном присяги, а Нина, по обыкновению, отправилась к паромной переправе, направляясь на Тамань.
Нам следующий день, вернувшись с товаром, она сначала отвезла его на рынок, а потом отправилась домой. Хотелось отдохнуть с тяжелой дороги. Как обычно, сойдя с автобуса, Нина пошла по прилегающей улице по направлению к своему жилищу. Но еще издали, не увидев привычной картины, остановилась, как вкопанная.
Дома не было. Не было и двора, и рядом растущих не только кустов туи, но и красивейшего дерева — ленкоранской акации, которой они все очень гордились.
Нина невольно провела рукой по глазам — быть может, это какое-то наваждение от усталости. Она даже хлопнула себя по щеке. Дома не было — исчез, испарился...
Это было действительно так. Случился оползень, огромный пласт почвы устремился вниз. Все окружающее последовало за ним, в том числе их дом, рушившийся с ужасным треском, погребая под обломками все нажитое за долгие годы...
Нина стояла, онемев, взирая на пропасть, в которую кануло их жилье и, как ей в эту минуту показалось, куда рухнула и вся ее жизнь, накрепко связанная с этим домом...   
Вдруг кто-то сзади обнял ее и Нина ощутила почти уже позабытый, знакомый, до боли родной запах.
- Ты?.. Это ты? - не веря, спросила она. - Видишь, его нет!
- Бог с ним! Слава Богу, все живы, это главное! А остальное — дело наживное. Знала бы ты, что я испытал, увидав все это!
- Когда обвал случился? Вчера?
- По-видимому, да.
Когда я вчера утром уезжала, а Кривенки еще раньше, все было нормально... Что же теперь будет? И где я... - с отчаяньем в голосе произнесла Нина.
- Полетишь со мной!
Нина склонила голову ему на плечо, и закрыв глаза полные слез, застыла, позабыв обо всем...