Подушка

       Оголодавший студент Мишка сидел в раздумье, где бы подкормиться. И тут вспомнил – недалеко от города, в деревне, живёт родная тётка – сестра его отца. Впереди два выходных дня. Полчаса на электричке, пять километров по тропинке через лес, и вот она деревня.
       Тётю Марусю он нашёл утром на птицеферме – она птичницей работала. Оба обрадовались, обнялись, расцеловались и пошли домой.
       – Как я рада, что ты приехал. Вон, посмотри, видишь во дворе куча дров, вчера только машину свалили. Поколол бы дровишек, сколько сможешь…
       – С большим удовольствием. Давно топором не махал. – Тётя достаёт из-под лавки топор. Он расхлябанный, тупой и щербатый, рукоять сколота…
       – Таким инструментом много  не наработаешь – скривился Мишка брезгливой улыбкой.
       – Ладно, ладно, сейчас к деду Михею, соседу нашему, сбегаю, попрошу, может даст. У него и топор хороший, и колун есть. – Племянник, не уверенный в успехе, поплёлся вслед.
       Вышел дед Михей. Статный, крепкий ещё старик, с окладистой, аккуратно расчесанной бородой уральских кержаков. Осмотрел Мишку с ног до головы, усомнился.
       – Колол ли дрова ране, али совсем городской?
       – Что ты, что ты,  дядя Михей, – зачастила тётя Маня. – Деревенский он, деревенский. Из деревни-то он уехал только после семилетки, а до того всё в деревне с отцом – матерью жил. А дров-то переколол за жизнь свою и не сосчитать кубометров сколько! – продолжала расхваливать тётушка племянника, будто жила с ними в одной деревне.
       – Да-а-а, –  усмехнулся дед, – жизнь-то парня не длиннее хвостика козлёнка твоего Васьки, – широкий ладонью сгрёб в щепоть ухмылку и спрятал её в бороде. Неспешно развернулся, снял замок с чулана, скрипнул дверью, через  минуту вышел  и подал Мишке топор. Тот оценивающе посмотрел, подкинул и ловко поймал. Дед оценил финт молодого.
       Тонкие березовые чурки, расколотые пополам, разлетались в стороны от Мишкиных ударов топором. Он брал половинки и ещё раз колол их. Дед Михей ещё долго стоял и ревностно наблюдал, переживая за топорище  – не разобьёт ли его малец от неумения своего. Потом подошёл и подбодрил парня: – Ловко у тебя получается, сноровисто, молодец,  – и спокойно ушёл в дом.
       За субботу Мишка переколол все чурки и вернул Михею топор. При нём обтёр его об штаны, погладил ладошками железные щечки инструмента, на вытянутых руках передал в руки хозяину с сердечной благодарностью. Дед улыбнулся  – оценил крестьянское отношение к орудию труда.
       Пришла тётя Маня. Она вернулась с работы. Увидела высокую гору поленьев, взмахнула руками от удивления и запела, прославляя Бога и племянника. Обошла дрова, желая убедиться, все ли чурки расколоты, не завалены ли полешками, убедилась – работа без обмана, и пуще прежнего принялась хвалить работничка. Мишка смущённо молчал, глупая улыбка удовлетворения маской застыла на его лице.
       – Ты вот что, Марья, парня надо отблагодарить, – подал голос дед Михей.
       – Да вот я и думаю, как? Ума не приложу… Ну пойдём, Мишка, в дом, я приготовлю что-нибудь на ужин.
       В воскресенье, после утреннего чая, Мишка отправился складывать дрова. Смастерил две клетки в торцах поленницы, чтоб дрова не рассыпались, сложил первую поленницу, вернулся в дом попить и передохнуть, смотрит: тётя Маня подушку новую сшила. Помяла её, подбросила, ещё помяла, любуется.
       – Вот решила подарить тебе подушку, да уж больно хороша, получилась… Я тебе другую излажу. Поднялась на чердак и спустилась с фуфайкой. Распорола её, вынула вату, свернула в рулон  –  размер на стандартную подушку не тянет. Ещё раз отправилась на чердак, принесла ватные штаны и начала пороть.
       Мишка отправился складывать дрова во вторую поленницу, размышляя: «Без подушки из гостей не уйти. И зачем мне подушка? В общежитии постель казённая». И представил, как он с подушкой-подарком подмышкой поедет на электричке, потом по городу на трамвае, и все встречные-поперечные будут смотреть на него с подозрением: «Ты где, парень, подушку спёр?» Позору не оберёшься. И тётку обидеть не хочется…
       Вышел дед Михей, он из окна наблюдал за Мишкиной работой, похвалил и спросил: – Чем же тётка отблагодарила тебя, паренёк? – Подушку подарила, – ответил Мишка добродушно. Старик недовольно покачал головой и отправился к соседке. Мишка отдыхал, сидя на толстом чурбане, вдруг услышал тёткин голос: – Генка! – это её сосед, – пойди, заколи Ваську, мясо на ужин нажарю! – Генка в ответ: – А поллитровка будет, тёть Маш? – Будет, будет!
       Уставший Мишка пошёл в дом, наверное, Генке помогать придется козлёнка ловить. Умылся под рукомойником.
       – А ты когда уезжаешь? – спрашивает тётушка.
       – Последней электричкой, в восемь.
       – А сейчас сколько времени?
       – Шесть.
       – Генка! Не надо ловить Ваську, не успеем, гостенёк-то уезжает уже! Тебе торопиться надо, – это она Мишке говорит. – Пять километров ещё бежать до станции. Давай хоть чаю попьём, – засуетилась хозяйка.
       Возмущению Генки не было предела. Предвкушая жаркое под водочку, он сейчас неистово ругался, и отдельные хлесткие выражения были слышны через тонкие дощатые стены старого барака. Мария, делая вид, что ничего не слышит, громко гремела чайником на плите.
       Близкие родственники любезно распрощались. Тётушка всё-таки, как Мишка не сопротивлялся, засунула ему подмышку ватную подушку. Он вышел в коридор, положил подарок в угол и пошёл в другую, от окон тётушки сторону. За углом он встретил Ваську. Козлёнок щипал последние осенние листья и так с листиком в зубах удивлённо уставился на Мишку. В его взгляде читался вопрос: «Ты чего это, парень, прёшь через бурьян и крапиву? Дорога с другой стороны дома».
       – Эх, Васька, Васька… Мы ведь чуть было не съели тебя сегодня. Ладно, живи долго. – Студент улыбнулся козлёнку и весело, с чувством выполненного долга перед родной тётушкой, зашагал по тропинке на станцию. Козлёнок ещё долго смотрел ему в след,  – с ним никто ещё так не разговаривал.