Мальчик-светлячок

- Попробуй без меня тут ещё что-нибудь переставить! – Верочка хлопнула дверью и торопливо сошла с крыльца. Оглянувшись пару раз на неприбранную территорию перед домом, она размашисто распахнула водительскую дверцу и плюхнулась на сидение. С минуту Верочка никак не могла попасть ключом в замок зажигания. Наконец ей удалось завести машину. Она стремительно выехала со двора и, поднимая столб пыли, исчезла в изгибах просёлочной дороги.
Пыль ещё долго кружила в воздухе, отделяя, будто утренней дымкой, Владика от жены Верочки, только что наговорившей ему огромное количество гадостей по поводу…

Впрочем, какой же это повод? Хозяин дома решил что-то переставить из мебели по-своему усмотрению? Более того, переставить в своей личной комнате ради собственного уюта и разнообразия жизни.
«Странно, - размышлял Владик, стоя на крыльце и разглядывая дорогу сквозь оседающее облако пыли, - человеку так мало нужно, чтобы просто жить и иметь возможность думать или заниматься каким-то делом. Крыша, немного еды, инструмент и душевное равновесие. Ну, какая разница, как стоят вещи? Конечно, они должны стоять удобно, их расположение должно быть гармонично и спокойно. Согласен, внутренняя диалектика частенько заставляет человека перестраивать себя и окружающий быт. Ведь диалектику генерируют сердечные удары. Но тело инертно и противится непредвиденным изменениям. Поэтому "сердечная диалектика" накапливается в нас до определённой величины, потом разом лопается, как мыльный пузырь, с выбросом месячной нормы адреналина и заставляет совершать какие-то действия. Если же их не совершать, эта "несносная" диалектика, как прокисшее молоко или нерастраченная сила, оседает на стенках предсердий, сбивая ритм и вызывая ответное внутреннее давление. Иными словами, две дрянные подружки всякого нереализованного человека тут как тут - гипертония и мерцательная аритмия…»

Владик вздохнул и вернулся в дом. Рассуждая о влиянии основного закона философии на его отношения с Верочкой, он не спеша заварил чай и, пока остывала «чайная церемония», стал бесцельно бродить по этажам своего новенького владения.
Этот дом он построил пять лет назад. Московская квартира понадобилась детям, да и собянинская Москва уже не вызывала, как прежде, трепета коренного московита, а, скорее, развивала чувство терпимости к обстоятельствам - татарин на Москве, что тут скажешь!
Первое время Владик метался душой между милой Плющихой и новым загородным домом. «Всё таки у человека должен быть один дом, - в конце концов мучительно осознал он, - один дом, одна страна, один костюм, один рабочий стол для сакральных упражнений… И менять их следует только тогда, когда к этому ведут непреодолимые обстоятельства. Всё остальное – гостиницы. Гостиницы для тела, гостиницы для души. К примеру, старик Хэм семь лет подряд останавливался в одном и том же отеле старой Гаваны (Ambos Mundos, номер 511). Жил, работал, хранил там оружие и удила. До сих пор обстановка в номере напоминает многолетнее присутствие великого писателя. Но этот номер 511 не был его настоящим домом. В нём всё по-деловому случайно и временно. А вот в доме Хемингуэя, расположенном в пригородном районе Гаваны Сан-Франциско-де-Паула совсем по другому. Всюду распахнутые окна и слегка неприбранные комнаты. Там даже, уж простите за пикантные подробности, в туалете, рядом с «отверстием для» целый книжный шкафчик. В этом доме Хэм наслаждался уютом и никуда не торопился!

Владик поймал себя на мысли, что бродит, как по огромному могильному склепу, что-то вроде фараона в собственной гробнице. "Лестничные марши, комнаты с расставленной мебелью, холодильник, полный всякой всячины. Как заботливо меня похоронили! – подумал Владик, - вот только тронуть я всё это не могу. И переставить не могу - я же дух..."
- Ну какой ты дух, ведь ты только что наливал чай! Духам пить, чай, не обязательно, - откуда-то с нижних ступеней лестницы прозвучал насмешливый детский голосок.
Наверное, пока он расхаживал по дому, вошёл этот странный мальчик. Владик оглянулся. Но никого ни рядом, ни на нижних ступенях лестницы не было.
- Ты не наблюдательный! – ещё раз прозвучал, как колокольчик, уже знакомый голос.
- Я никого не вижу. Где ты? – ответил Владик в задумчивости.
- Не видишь, и не надо. Значит, ты ещё не научился смотреть на жизнь сквозь обстоятельства, - заключил детский голосок.
- Как это, сквозь обстоятельства?
- Ну, например. Ты только что похоронил себя. А известно ли тебе, сколько людей проложили свои линии жизни через твою биографию?..
- А, понимаю! - перебил мальчика Владик, - Выходит, я эти линии, как паутину, увлекаю за собой в никуда?
- Вот именно. Ты сильный человек. Так наберись сил, сними с себя паутинки чужих судеб и делай тогда, что хочешь!
Влад сдвинул брови.   
- Да где ты в самом деле?!

Никто не ответил. Влад спустился по лестнице, открыл дверь и вышел на крыльцо. Мелкий дождик совершенно прибил дорожную пыль, и можно было разглядеть околицу до самого леса. Метрах в ста впереди, вдоль соседского забора шёл, перепрыгивая канавки и лужицы, небольшого роста мальчик. Одет он был просто, даже как-то по-крестьянски. Его светлая русая шевелюра колыхалась в такт вольным прыжкам и на фоне тёмного старого забора казалась крохотным светлячком или искрящейся капелькой воды, слетевшей с неба.
"Он что ли?" – подумал Владик, вглядываясь в мокрую околицу.
Проводив глазами мальчика до края деревни, он поднял голову и увидел под самой крышей крылечка серебристую вуаль и крохотного паучка, притаившегося в центре узора.
- Господи, сколько паутины наросло!
В это время сверкнул солнечный луч и высветил правильное радиальное построение крохотной житейской западни. Влад невольно улыбнулся, припомнив фразу, сказанную Феофаном Греком в фильме "Андрей Рублёв": "А всё же красиво всё это!.."