Ой, мороз, мороз

И никто не виноват, что не будет в этом году «белого Рождества». И новогодней ночи со снегом тоже не будет. Не те широты.

Разнаряженный, взбудораженный предчувствием праздников город и не думал успокаиваться, несмотря на поздний вечер. Спешили прохожие, успевшие сделать последние  покупки. Кипели и сияли рождественские базары.  Гудел и сигналил переполненный транспорт. А над всей этой  ж и з н ь ю  насупилось тяжёлое, сумрачное небо – ни единой звёздочки, сплошные асфальтово- антрацитовые тучи.

Я, тоже нагруженная покупками из разряда «сделано в последний момент», - чего уж скрывать, плохая самоорганизация, мадам, крайне плохая... -  торопливо нырнула в толпу на площади перед собором, собираясь пробраться к станции метро. Но не успела. Русская речь, не такая уж частая в этом пёстром множестве народов и наречий, коснулась сознания, и взгляд непроизвольно стал искать её источник. Обычный синдром эмигранта. Свой родной язык слышишь в любом шуме и обязательно хочешь посмотреть, кто же это говорит.

Группа молодёжи неподалёку деловито обустраивала пятачок асфальта. Освобождались от футляров музыкальные инструменты; обсуждалось, кто и где будет стоять; там, где посуше, примостили кокетливую пёструю кепочку – для денег. Наконец, они выстроились в одну линию, эти четверо ребят и две девушки, и запели. По-русски. Что-то фольклорное, многоголосое, невероятно красивое. Уличные музыканты в Кёльне – норма, всегда есть желающие послушать, бросить денежку, словом перемолвиться. Так и в этот раз: вокруг моментально появились слушатели-зрители, охватив поющих в кружок, как бы защищая их от шума и суеты, от всего того, что извне... А пели эти полудети очень хорошо.
Народ не спешил расходиться.  Вряд ли кому из них было знакомо то, что исполняла эта слаженная группка, но я, я всякий раз внутренне вздрагивала от радостного узнавания...
 
И когда грянули вступительные аккорды песни «Ой, мороз, мороз...», невольно разулыбалась: с детства и мелодия её, и текст вызывали в моём воображении целый спектакль... Но надо же такому случиться: не был допет ещё первый куплет, как над площадью раздался густой, медленный гул, разрастающийся и, казалось, физически заполняющий собой всё пространство. Это пробудился Большой Питтер, колокол Святого Петра, подающий голос только по самым большим праздникам. Там, в немыслимой вышине, колыхались в сыром воздухе двадцать четыре тонны литого металла, огромный колокольный язык неторопливо совершал свой путь в триста двадцать два сантиметра от одного края колокольного купола к другому,  разливая над миром  з в у к . Площадь притихла. Смешались наши певцы. О чём-то тихо посовещались, объясняясь больше понятными лишь им одним жестами, чем словами. И вдруг снова запели.  Но  совсем по-другому. Медленнее и спокойнее текла теперь мелодия. Ниже звучали голоса. Песня подстроилась под аккомпанемент колокола. Никто никому не мешал, каждый идеально дополнял другого... Всё-таки они были мастерами своего дела, эти юные дарования!

Но не только сама песня – всё исполнение превратилось в настоящее действо! 
«...Не морозь меня, моего коня...Моего коня белогривого... У меня жена ох, ревнивая...» - и  быстрый взгляд  девушки с краю на её поющего соседа, брошенный чуть исподлобья, не даёт возможности усомниться: ревнивая жена, не забалуешь.
«...У меня жена раскрасавица!» - выводит тот самый сосед, а в глазах его столько гордости, в улыбке столько превосходства, что сразу понятно: есть чем гордиться, его ведь выбрала раскрасавица, не кого-то другого.
Мой любимый куплет – вот он! «Я вернусь домой на закате дня. Обниму жену, напою коня!» О, этот мальчик, какой он молодец, как приобнял девушку, как взглянул на неё! Будто и в самом деле после долгой разлуки, страшно соскучившись...

... А память моя возвращает меня на десятилетия назад, в тот предновогодний день, когда мы, школьники, в последний раз прогоняем концертную программу. Юноши наши шалят и меняют слова местами: «...Напою жену!... Обниму коня!...»  «Ну-ну, ребята, вы с текстом повнимательней! – журит их наш географ и по совместительству аккомпаниатор, старательно пряча улыбку. -  Герой жену долго не видел и обнять хочет именно её. С конём он, поди, в дороге наобнимался!» И тут пацаны не выдерживают и ржут, как те самые кони, потому что радуются удачной шутке, потому что счастливы, что учитель только что приравнял их  ко взрослым...

Надо же, к кепочке не пробиться! Как народ за душу взяло! Ловко забрасываю свою лепту с расстояния и, пользуясь моментом, обращаюсь к одной из певиц:
- Ну, ребята, вы даёте: самого Большого Питтера перепели!
- Ну а как же, - смеётся она, совершенно не удивляясь русской речи на самом западе Германии, – глотки-то лужёные!
Господи, где же это так «окают», в каком регионе России?! Что там говорили нам, зелёным студенткам филфака,  об этом мудрые корифеи диалектологии?!

А над соборной площадью неожиданно и щедро начинает падать снег.