Капли памяти о море

Мой организм продолжал жить по-тюменски и проснулся в четыре утра. Босые ноги вели меня как  сомнамбулу по Центральной улице, затем по береговой гальке, жёстко массажировавшей ступни. Сняв легкую тунику, я вошла в воду, и сон окончательно улетел за лёгким облаком, нанизанным на розовые лучи.

Не только я встречала раннее море. По устойчивой дороге пирса проезжали велосипеды и мотоциклы до края пирса, где бдили за поклёвкой местные рыбаки. Опираясь ногами на пирс, я охватила руками пронизанный морем воздух, а взглядом  пробежалась по гладкой водной сини. Утренние лучи превратили мою тень в крест. Спокойная вода отзеркалила меня наполовину и явила прозрачную чистоту – у берега просматривалась донная галька, дальше которой лежал мягкий песок. Море скрыло своё недавнее облачение грязно-зелёной тиной. Синеву прерывали красные точки буев.

Места под деревянными зонтами, протянувшимися ниткою бус, были  ещё свободны. Солнце мягко положило лучи на пляжную полосу, нарисовав в размытой строке горизонта переходы оттенков воды и неба. Живые пальцы моря пробежались по галечным клавишам берега. К утренней непорочности волн тянулись проснувшиеся люди.

Прохлада водной массы с трудом продвигала меня от берега, но потом уже не отпускала.  Я плавала вдоль берега, но преодолеть водное расстояние к заманчивым буям не рисковала. На лежаке рассматривала свежеприобретённую копию пейзажа кисти Нури Якубова. Ветерок разносил звучный голос упитанной шоколадной блондинки, предлагавшей пляжникам горячие пирожки и рыбу.

Вечер перебирал воздушные струны, и море, не посмев ему перечить, собирало короткие и длинные белые оборки волн и нашивало их на берег, захватывая утомлённую жарой гальку и добираясь к заповедной территории пляжных лежаков. Я пыталась подойти и погладить упрямую волну, как расшалившегося щенка, но ступни проваливались в мокрую жижу и скользили.  Следы становились глубокими и наполнялись водой.  Каждая  волна топила предшественницу и накидывала на неё белое кружево. Добравшись до берега, волна распластывала на нём своё тело и в изнеможении исчезала под натиском последующей. Море утратило чистоту сини и вобрало в себя зелень темноты. Мои руки ловили настроение волн, но ветер его  выхватывал и путал в оборках. Облака вдавили в  холодное кипение воды Солнце, красневшее воспалённым лбом заката. Рокот ритмично создавал певучую балладу. 

Пространство втягивалось в бесконечную воронку гармонии пения  и  танцев волн.
Очередная рань не успокоила море, усилившее волновой бег наперегонки. Прибрежная полоса воды и суши белела, как намыленная стиральная доска. Волны приобрели желтовато-зелёный оттенок, но оборки не потеряли белизны, а засияли под восходящими лучами, просочившимися сквозь многоэтажный тучевой налёт. Очаровательно строптивое море вдыхало откатом, выдыхало –  бурливым набегом на гальку. Волны становились агрессивней и захватывали всё большую территорию берега, покорившегося власти воды.

После бессонной ночи ветер не отпустил волны, и они покорно наступали друг другу на пятки. Свою жёлто-болотную мантию холмистые воды перекрасили в насыщенную бирюзу и, перестав  хлестать прибрежный песок, мягко укладывали сливочную пенку на послушную гальку. Рыбаки упорно пытались что-нибудь выловить с высоты проветренного пирса. Редкие купальщики не испугались прохлады.

Я не хотела упускать последний день, и из воды ловила кожей свежие лучи, которые, ослепив умытое небо, скользили по моим рукам. Молочные тучки плотно заполняли горизонт, обещав захватить его полностью. Полоса берега быстро загустела загоральщиками. Море не баловало покоем и неприлично шутило позеленевшими волнами, накрывая ими смельчаков. Било побелевшими пальцами по галечным клавишам и радовало детей. Поглощало блёстки лучей и отражало их белыми кудряшками. 
Эта встреча с морем стала последней каплей в чаше памяти о нём.