Мысль изреченная есть ложь

Мысль изреченная есть ложь (с)
Давным-давно, когда человек был ещё не вполне разумен…

Нет, это не очередная история известного цикла. Не продолжение  иронических рассказов о троерукости, токсикозе или тщеславии.
Нет.  Это истинная драма, случившаяся…
Впрочем, не станем резать недопечённый пирог.

1.
Ура! Свершилось! Не прошло и года, как у молодожёнов Качаловых появились дети, старшая Алёна и Иван, отставший от сестры на пятнадцать минут.
Чудесные здоровые двойняшки, похожие на родителей и не похожие друг на друга.

Алёна, в младенчестве Алёшка —  беленькая, с тёмными папиными глазами. Она крупнее и горластее Ивана–Авоськи, голубоглазого, как мама, с каштановыми кудрями, как у папы.

Дети росли и развивались нормально, с одинаковой скоростью и не доставляя ненужных хлопот.

Одинаково? Ну да, почти. Потому что Авоська в полтора года уже не только смеялся-улыбался, но и лопотал что-то на своём языке.
Алёшка же, изучая окружающий мир, хватала всё, что подворачивалось под её сильные пальчики, улыбалась-смеялась, но ничего не говорила.

Она, как все дети, послушно смотрела на лампочку, показывала, где у неё носик, ротик. На имя Ваня радостно тянулась ручками к брату. 
Всё слышала, реагировала как положено, но произнести «мама», «папа» или «дай» отказывалась.

Настойчиво, беззвучно требовала что-то, недоумённо округляла глаза и ротик, потешно выворачивала ладошки. Но понять её никому не удавалось, и Алёшка заливалась горючими слезами.

Необъяснённым остался случай, когда двухлетняя Алёна вдруг схватила брата за ногу и не отпускала, пока на совместный рёв не прибежала мама и не унесла девочку в другую комнату.
К слову, Ванька тут же вылез из манежа и направился прочь. Был быстро пойман и водворён на место. Поскольку ничего страшного не случилось, все посмеялись и забыли. 

Педиатры успокаивали родителей, заявляли, что на семью вполне хватит одного Демосфена, что девочка заговорит, не в два года, так в два с половиной.  Нет никаких причин для беспокойства: здоровая, слышит хорошо. Звуки произносит,  значит, с речевым аппаратом полный порядок. Не говорит? Погодите, ещё попросите помолчать.

Но папина мама, невролог,  рассудила иначе. Она начала серьёзно заниматься с внучкой по собственной системе. 
И всего через две недели Алёна заговорила, причём без детского сюсюканья, сразу называя собаку собакой, а кукол — их именами.

Родителям же бабушка объяснила, что Алёнушка развита не по возрасту, это доказали  блестяще выполненные  тесты, разве что упряма и себе на уме.
Пришлось уговаривать её, демонстрировать, насколько легче о чём-то попросить словами!
Не указывать ручками, не таращиться на конфетку вопреки уже сформировавшейся привычке, а обратиться и сказать.
И вот безграничное бабушкино терпение вкупе с профессиональным искусством сломало лёд, высвободив неудержимый поток слов.
Систему развития она вскоре опубликует в серии статей.

С этого момента родители не могли нарадоваться успехам детей.
Алёшка соображала удивительно быстро.
Она как будто знала ответ на незаданный вопрос.
Подсказывала брату, исправляя ещё не сделанную ошибку.
Ваня никогда не обижался и с лёгкостью признавал её лидерство.

Постепенно необъяснимые фокусы-успехи закончились, и в детском саду они отличались от других детей только привязанностью друг к другу.

Кто-нибудь замахнётся кубиком на Алёну — и рядом немедленно появляется Иван. 
Попытается какой-нибудь смельчак стащить Ваню с качелей — Алёшка (впрочем, так её уже не называли, большая девочка) тут же примчится на помощь.
И что вообще удивительно – Алёна делилась с братом своей порцией любимого яблочного пюре!
2.
Почему бы нам на минутку не вернуться к началу?

Давным-давно, когда человек был ещё не вполне разумным, и до того, как появилось Слово, пралюди уже умели общаться. Жестами? Нет, у них руки были заняты лазаньем по деревьям или метанием копья.
Знаками какими-нибудь? Вряд ли.
Они общались напрямую, просто считывали информацию из мозга своего визави.

Трудно ли уловить безмолвный призыв «помоги»? Или предупреждение «караул»?  Кокетливое «Я буду твоей сегодня»? Легко! Вот они и улавливали.

Но когда между пралюдьми начали возникать  более сложные взаимоотношения, требующие  объяснений другого уровня, вроде «отдай», «отвали», «ну ты динозавр»  —  вот тогда из рычаний, бормотаний и прочих нечленораздельных криков начали возникать слова. Развилась система речевых сигналов, называемая второй сигнальной. Бурно росло количество слов, обозначающих уже не только предмет, «мамонт», к примеру, или «топор», но и чувства, эмоции, элементы пейзажа…

Именно тогда умение воспринимать образы напрямую «из глаза в глаз» отмерло за ненадобностью.

Изредка, раз в несколько веков, появлялись люди с таким атавистическим даром. Нетрудно представить незавидную судьбу этих несчастных, хотя они не были ни пророками, ни ясновидцами, ни ведьмами, ни колдунами.

Они просто отвечали на ещё не заданный вопрос.
 
Это настораживало, и пылали костры.
***
Если чему-то суждено  случиться, оно рано или поздно непременно произойдёт.

Двойняшки учились легко и с удовольствием.
Иван отличался на уроках физики и математики, неплохо рисовал, а Алёна была сильна в гуманитарных науках и иностранных языках.

Если ещё учесть, что оба стали хорошими спортсменами — высокая Алёна играла в волейбол за школу, а Иван показывал впечатляющие результаты в беге — можно утверждать, что их школьная жизнь до самого выпуска складывалась вполне благополучно.

Добавим к портрету эффектную внешность платиновой блондинки с ясными тёмно-карими глазами и стройного голубоглазого шатена и поймём, почему брат с сестрой были в школе парой популярной и обсуждаемой.

Ивану, естественно, уже не требовалась опека старшей сестры, но если Алёна рвалась помочь, он, снисходительно улыбаясь, помощь принимал. Будь то совет стоит ли продолжать встречаться с Веркой, глуповатой красоткой-одноклассницей; предложение объяснить употребление глагола might или выданное на перемене большое мытое яблоко.
И вот наступил этот день.

Заканчивается экзамен по английскому. Алёна в последний раз проверяет свою работу. Внезапно меркнет свет перед глазами, возникает и усиливается низкий волнообразный шум, во рту появляется неприятная горечь…
И на фоне этого неожиданного недомогания Алёна слышит Ваньку!  Он, ругаясь и матеря весь белый свет, школу, английский и его носителей, пытается разобраться в задании.
И зовёт её по имени! Раз, другой...

Алёна резко оборачивается  —  брат сидит позади через ряд — и ничего не понимает: Иван вовсе не пытается поймать её взгляд и явно не ждёт помощи. Он хмурится и быстро что-то пишет…

У Алёны закружилась голова, затошнило. Девушка закрыла глаза и вцепилась в стул. Через минуту она почувствовала на лбу холодную руку и подняла голову.

— Что с тобой, Качалова? Ты не заболела? — услышала Алёна участливый шёпот преподавательницы. — Дай-ка посмотреть работу… Да ты уже закончила! Кто бы сомневался. Я забираю, а ты подожди Ивана в коридоре, не иди домой одна, хорошо? Ты что-то красная…

Алёна улыбнулась, вежливо поблагодарила и вышла. И вовремя: на неё обрушился оглушающий гул разнообразных голосов. Или не голосов, чего-то другого?

Она сидела на подоконнике, прижав пылающий лоб к прохладному стеклу… 

Что это?! Воздух перед глазами колышется и сверкает острыми вспышками, сквозь них она видит прутья детского манежа и братика в противоположном углу.

Девочка совершенно определённо чувствует, как у Авоськи возникает идея перелезть через бортик. Нельзя! Она хватает брата за ногу, напрягаясь, зовёт маму! Но мама не приходит! И никто не приходит. А Ванька лупит её второй ногой и ревёт…
— Алёшка, что случилось? Меня Марьяша поторопила, говорит, ты коньки отбрасываешь. Воды принести? Или пивка купим?

Иван внимательно разглядывает сестру, а она с ужасом ощущает непонятный второй слой: «Нормально выглядит, розоватая какая-то. Отволоку домой, Верка полчаса подождёт».

Алёна собирается отреагировать на Верку, но какая-то сила удерживает её. 

— Да нормально всё. Голова закружилась, там душно. Уже прошло, честное слово. Вань, я пойду домой. Лучше скажи, ты на всё ответил? Не напахал?

И опять она слышит «дуэт» ответа. Один голос — Ванькин баритон:
— Алёна, кончай не по делу разговаривать. Давай-ка я тебя по-быстрому домой отволоку. Ещё случится что-нибудь по дороге, меня родители убьют.

И второй, с каждым мгновеньем всё более отчётливый: «некстати, планы были с Веркой… но надо однозначно.»
3.
Слово «телепатия» решительно не подходит. От «чтения мыслей» бросает в дрожь. «Слышать» совершенно не отвечает сути феномена.

«Сканировать»?  Нет. «Качать» — вот оно. То, что она скачивает из чужих мозгов, будет называться «качалово».
Включить качалку, выключить, заблокировать… Определения не важны. Она же не собирается рассказывать кому-то, хвастать. Или жаловаться и плакать.
Алёне понадобилось не больше часа, чтобы разобраться, что с ней происходит. И намного больше времени, чтобы приспособиться к совершенно новому миру, где она очутилась не по своей воле.

Если появившееся умение — это шестое чувство, то осознание, что надо изо всех сил его скрывать, — чувство седьмое. Важное, абсолютно необходимое.
Никому, даже Ивану!

Но до чего же трудно стало жить…
Вечером после злополучного экзамена, когда Ванька рассказывал родителям, что произошло в школе, мама, сочувственно кивая головой, думала: «Ничего страшного, если только не беременная. Да от кого, переборчивая такая. Не засиделась бы».

А папа только любовался дочерью: «Качаловская порода. Красавица. Хорошо, не в тех. Да и Ванька тоже — наш, но меньше. Хлиповат, в тех. А ведь сын. Алёнка — больше сын по сравнению». И тяжело вздохнул.

Алёна, прикрыв глаза, с трудом выдавила «правильный» ответ:

— Пап, не вздыхай, всё обошлось. Я уже совсем здорова. И все задания успела. До того.  Только ужасно устала, пойду спать.
Выпускной вечер оказался нескончаемым кошмаром.
Алёна невольно качала всё и всех и чуть ли не шарахалась от грохота чужих мыслей, от ошеломляющего открытия: если мысли касались её самой, то по большей части оказывались недоброжелательными! От осуждения элегантной простоты её кремового платья до удивления, почему девушка, раньше казавшаяся привлекательной, сегодня выглядит какой-то стёртой, даже волосы не блестят…

К тому же никто, никто! не проговаривал то, что думал! Даже любимый брат. Но тот хотя бы не врал по сути, только формулировал мягче. Вместо «нафиг мне твои советы, отстала бы» сказал: «Алёшик, ты умница, но я как-нибудь сам».

Получая из рук директрисы аттестат с отличием, Алёна задохнулась от урагана зависти, рванувшегося из зала.

Сразу после официальной части она пожаловалась Ивану на дикую мигрень, отвергла все варианты помощи, пожелала хорошо повеселиться на её долю тоже и ушла домой. Больше-то некуда.
Но и дома уже не было покоя. И не только именно в этот вечер.
Занятая подготовкой к экзаменам, волейболом и прочими личными заботами, Алёна делами семейными не интересовалась. А там под коркой благопристойности кипели страсти.

Неприятным сюрпризом оказалось отношение родителей к двум октябрьским юбилеям. Конечно, не к самому семидесятилетию папиной мамы и золотой свадьбе маминых родителей, а к неминуемым серьёзным расходам —  вот о чём, оказывается, родители постоянно размышляли. Больше, чем об их с Иваном ближайшем будущем. Даже больше, чем о своей работе.
И хотя на словах они призывали друг друга к спокойствию и «как-нибудь выкрутимся», мысли прокручивались грубые, жестокие и без тени юмора.

Для Алёны это становилось невыносимым.

Тогда же она вывела Первый закон качалости. Он гласил:
Сила и качество качалова обратно пропорциональны расстоянию.
И первое следствие — не приближаться. По возможности уходить подальше от всех.
Или хотя бы воздвигать материальную преграду.

Последнее Алёна сформулировала, когда, окончательно разобравшись в своих ощущениях, с ужасом подумала о родительской спальне. Но нет, Бог миловал: закрытая дверь спасала.

Как же быть с образованием? В том, что она будет зачислена в университет и именно на психологию, сомнений нет, с её-то оценками. Но всё остальное? Конечно, личное общение сведётся к минимуму, но сама учёба?!
Каждая лекция в компании сотни сокурсников — пытка длиной в два часа!

А вдруг и специальность вымечтанная — психология рекламы — окажется недоступной? Или наоборот?! Непонятно, непонятно! Грядущее и смутно, и темно…*
Время до приказа о зачислении Алёна попыталась провести с максимальной пользой: искала в интернете материалы о телепатии.
Отметала всё.
Ей не развивать своё несчастье требуется, а целенаправленно блокировать, если уж не удастся уничтожить полностью.

Многочисленные шутки блогеров казались верхом бестактности. Попробовали бы эти шутники пройти по базару в субботу утром!
В рекомендуемом котелке на голове.

Именно на базаре выяснилось, что для скачивания язык, на котором человек говорит, не имеет никакого значения.
Образы, мысли, витающие в головах разноязыких торговцев, заставили Алёну поскорее купить какую-то зелень и сбежать. Без вишни, без запланированных абрикосов.
Так жить невозможно. Нельзя постоянно находиться в потоке чужих сомнений и мрачных мыслей. Да пусть бы и радостей, но не имеющих к ней никакого отношения!

Ни разу не пришло в голову как-то использовать обретённый дар. Наоборот, Алёна ощущала нечистоту своего невольного «подслушивания». И от этого ей становилось ещё хуже.

Необходимость сохранять тайну тоже оказалась нелёгкой ношей. Кроме того, она всё время боялась проговориться, в разговоре упомянуть не услышанное, а скачанное.
Ответить на незаданный вопрос.

Если раньше она переживала, что Иван уезжает в Москву (поступление на мехмат МГУ практически гарантировано), то теперь разлука с братом вовсе не казалась катастрофой.
Катастрофой было «несанкционированное проникновение» в его голову! Причём именно в его голову — без малейших усилий.

Алёна с каждым днём становилась всё более угрюмой, молчаливой и постоянно искала уединения. Замечала за собой эти изменения, и тоска густела ещё сильнее…
4.
Если чему-то суждено случиться, оно произойдёт непременно.

Найти в интернете методику подавления не удавалось. Безвылазно сидеть дома становилось тяжело. Алёна теперь уходила гулять по дальним безлюдным аллеям парка; бездумно шагала по набережной реки, пересекавшей город, не замечая первых желтеющих листьев, налетающих порывов ветра…

Сегодняшний дождь загнал её в новый Музей современного искусства.

Алёна рассматривала картины в пустом зале, целиком отведённом местному художнику; читала таблички, пытаясь найти соответствие между описанием и изображением.

Внимание привлекло большое полотно, хаотично исчерченное золотыми зигзагами на светло-сиреневом фоне. Отступила на два шага – зигзаги поменяли цвет на радужный опаловый и почти слились с фоном.

Мелькнула мысль о качании: если не удаётся изничтожить, может, поискать возможность кто-то ослабить интенсивность качалова? Например…

Додумать Алёна не успела.
В тишине послышались торопливые приближающиеся шаги, девушка невольно обернулась.
Прямо на неё надвигалась высокая женщина в чёрном платье, в тёмных очках, с голубым шарфом на голове и большой сумкой на левом локте.

Алёна с ужасом скачала оформленную словами мысль «вот я до тебя и добралась и как тебе понравится например такое»

Алёна отскочила в сторону и увидела, что взгляд женщины устремлён не на неё, а на картину. И правая рука ныряет в сумку!

Страх сменился необычайным возбуждением, Алёна закричала что-то нечленораздельное и неожиданно рванула сумку на себя! Рванула так сильно, что не удержалась на ногах и отлетела к колонне посредине зала.

И очень кстати, потому возле женщины возник широкоплечий парень в сером костюме. Одним движением он завёл за спину и заблокировал обе её руки.

Потом оттащил отбивающуюся и визжащую женщину к стене и, продолжая удерживать, усадил на банкетку.

В зал уже вбегала охрана.

Испуганная до изумления Алёна дрожащими руками осторожно приоткрыла сумку. На груде каких-то книжек, платков, кошельков на самом верху лежал огромный поварской нож.

Затем последовали валерианка и разговор в кабинете замдиректора музея по безопасности.
Алёна рассказала, что услышала, как тётка выкрикивает угрозы, приняла их на свой счёт, потому что та бежала прямо на неё. Отскочила с дороги и с испугу вырвала сумку. Не очень соображая, что делает.

Сидевший сбоку тот самый широкоплечий парень в костюме с интересом смотрел на Алёну. И в какой-то момент она неожиданно скачала: «Всё правильно, красавица, так и говори. Закрой глаза, на меня не смотри».

Естественно, она тут же повернула голову в его сторону! И увидела мелькнувшую улыбку. Показалось, что ли, от всего пережитого?..

— А что той женщине будет? — спросила Алёна, немного успокоившись.

— Её задержали, допросят,  — ответил замдиректора. — Но вменить-то ей нечего! Это вы, гражданка Качалова, напали на человека, сумку вырвали. Потом ваш друг её ещё и помял. Нож? А она скажет, что собиралась к точильщику.

Замдиректора переглянулся с парнем в костюме и добавил:
— Не переживайте, разберутся. Может быть, вас вызовут для дачи показаний. Но скорее всего, всё уже закончилось. Подпишите вот здесь и прощайте.
5.
Они медленно шли по улицам и разговаривали. А вот скачать ничего не удавалось. Как стенка бетонная. И это было странно и замечательно.

Имя-фамилию Алёна услышала ещё в музее, когда они диктовали личные данные для протокола. А сейчас Сергей сказал, что живёт в Москве, сюда приехал в отпуск, повидать родителей. Возвращается на работу через две недели.
И что, если Алёна не возражает, очень хотел бы продолжить так необычно начавшееся знакомство.  И на всякий случай — он не женат.

— Ну не женат, и ладно. Ещё женишься, молодой. Но, во-первых, как тебя занесло  утром в музей? И, во-вторых, ловко ты тётку-то скрутил! Что за приёмчик? И почему это, «нечего вменить»? Ничего себе, она же угрожала! — воскликнула Алёна.

— Отвечаю. Я слышал то же, что и ты, про «добралась». Так в показаниях и написал.
Приёмчик? Да несложный. Я занимаюсь крав мага, знаешь, что это? Контактный бой. На тренировках шкафов укладываю по нескольку штук зАраз, а тут какая-то дура хлипкая. Я подумал, у неё в сумке кислота. Потому и спешил.
А в музей – так матушка моя преподаёт в художественной школе. Настоятельно рекомендовала посмотреть новые работы её бывшего ученика и обязательно обратить внимание на новаторский «Зигзаг».
Услышал, как ты заверещала, и побежал. Ещё вопросы будут?

Алёна хмыкнула и на «матушку», и на «настоятельную рекомендацию». Интересно разговаривает парнишка.

— Серёж, а ты кем работаешь? Лексика у тебя…

— Переводчики мы. Полиглоты опять же.

— А что кончал? Знаешь, я выбирала пойти на иняз или на психологию. Выбрала психологию. Брат мой в Москву собирается, на мехмат. Возьмут, конечно, он же занимался… Да, так ты что кончал, полиглот?

— МГИМО. А? Как тебе понравится, например, такое?!

Они переглянулись и понимающе рассмеялись.

— Серьёзный вуз, — с уважением произнесла Алёна. — Я туда даже не закидывалась. Нет, я лучше дома, меня психология рекламы интересует.
Алёна с огромным удовольствием разговаривала с новым знакомым. Он нравился ей всё сильнее. Какое счастье говорить свободно, не бояться проговориться, не сверять услышанное со скачанным.
Даже обрывки качалова прохожих мешали меньше обычного.
И когда Сергей предложил завтра с утра поехать на пляж, сразу согласилась.

Только дома за ужином, рассказывая, что произошло в музее, сообразила, что тёткино «добралась» она же не услышала, а скачала. Странно это. Может, тётка и вправду вслух угрожала?!
Погода не подвела, и ранним утром Алёна подходила к лодочной станции. Сергей ждал в лодке.
Они ещё вечером договорились, что загорать лучше на острове: чище, народу меньше.
Прибыли, нашли хорошее тихое место, расположились, позавтракали. Попили кофе из термоса. И Сергей сказал:

— Пирожки отменные, спасибо. А теперь давай к делу. Разговор у нас длинный.
6.
Сергей улетел в Москву в последних числах августа.
Алёна сидела на вступительной лекции в университете и вспоминала.
Любовалась тонким колечком с аметистом и вспоминала.
Оглядывала огромную аудиторию, полную взволнованных первокурсников, и вспоминала…
***
— Алёна, я не могу тебя потерять. Уму непостижимо: можно было бы всю жизнь параллельно существовать, но так и не пересечься!

— Ты меня пугаешь. Мы вчера только познакомились! — Алёна отодвинулась подальше и открыла бутылку воды: от неожиданно возникшего напряжения у неё пересохло в горле.

— Пугаю?! А ты не бойся! Но ты права, я начал с конца. Итак. Ты не можешь считывать мои мысли. Или как ты это дело называешь, скачивать? Потому что я всегда блокируюсь. Но сам тебя читаю с лёгкостью, ты совсем открыта…

Алёна подавилась водой и закашлялась. Сергей переждал приступ и продолжил:

— В музее я услышал не крик твой, а испуг, а перед этим чьё-то «добралась». Поэтому побежал — и успел. А в кабинете у безопасника  решил проверить подозрение. Тётка та, с ножом, она же ничего вслух не проговаривала!
Ты купилась как миленькая — тут же повернулась ко мне. И тогда невероятное стало явным.
Так что давай: как давно ты читаешь, почему не блокируешься, в общем, всё по этому поводу.

Алёна отпрянула ещё дальше и с ужасом смотрела на нового знакомого. Он как ни в чём не бывало наливал кофе в свою кружку.

— Сергей, вы кто? Вы шпион? Я же никому не рассказывала, я так боялась именно чего-то такого! Или маленькой бетонированной комнатки, как у Кинга*, —  Алёна  плакала, не сдерживаясь и утирая слёзы ладонью. — Мало того, что жить совершенно невозможно стало, теперь ещё это! Не буду я ни на кого работать, я просто повешусь! Так и знайте!

— Детективных сериалов насмотрелась, детка? — рассмеялся Сергей. Он покопался в  своей сумке, вытащил пачку салфеток и протянул девушке. — Нет, Алёнушка, я не шпион. Документы показать?  Я просто переводчик и при этом очень хороший. Я и в ООН переводил, было дело.
И ты, кажется, пропустила главное: я такой же! Только ты, судя по всему, начала недавно, а я лет двадцать назад, мелким пацаном. Поэтому сейчас уже умею очень многое. И тебя научу. Хочешь? Тогда рассказывай. Я всё рано от тебя не отстану:  не хочу тебя потерять, просто не могу.
Подумай сама, фантастика же! Там, — он потыкал пальцем куда-то вверх, — здорово поработали, чтобы нас в музей заманить!

Алёна, не переставая всхлипывать, попыталась качнуть и, к немалому удивлению, не обнаружила никакой стенки! Сергей улыбался не только явно, но и в мыслях.
Ещё секунда колебаний — и, махнув рукой на все тайны и страхи, она начала рассказывать…
Молчание затягивалось, но Алёна стойко держала паузу. Осмысливает, что ли? Ну и пусть. Какая разница, всё рассказано, и слёзы высохли.

— Всё понял, — Сергей тряхнул головой и поменял позу. — Сразу о главном: пожалуйста, не говори глупостей — вытравить бесценный дар! Неразумно и расточительно. Да нас может быть во всём мире таких двое. Или трое, где-нибудь в Китае, может, девочка появилась. Или на Ямайке.
А вот контролировать – да, необходимо.
Это тебе не легилименция с окклюменцией. Им там, в Хогвартсе*, легче: у них волшебные палочки по карманам.
Но я умею закрываться и ты сумеешь.

Алёна слушала и удивлялась самой себе: с чего это она рыдать вздумала? Вот балда! Её понимают! Да, Сергей возражает, но по делу! И ещё это обещание научить осмысленному владению!

— Серёж, не растекайся, давай конкретно. Как ты это делаешь? Нет, сперва давай, как отключаться от чужих. Это важнее.

— Согласен. Ты глазами видишь людей вокруг себя? Видишь. Они тебе жить мешают? Нет. Отнесись так же к их мыслям. Для начала перестань страдать от самого факта считывания и прекрати обдумывать чужие проблемы. Сразу полегчает.
Радикально всё изменится, как только научишься считывать не спонтанно, а только намеренно.
Дальше. Ты на улицу в домашнем халате выходишь? Нет же! Так вот, люди в собственной голове — у себя дома. Что хотят, то и думают. А ты там находишься незванно и у тебя нет права осуждать их стремление «на людях» выглядеть покрасивше. Это общечеловеческое, и это нормально.
Ещё в ту же степь — твои мама и папа.

— Погоди, я их даже не упоминала! — возмущённо воскликнула Алёна и осеклась.

Сергей засмеялся и ободряюще похлопал Алёну по руке:
— Ничего, это ненадолго: скоро научишься блокироваться. Так вот, твои уважаемые родители.
Поставь себя на их место: два студента, один вообще в Москве. А денег-то больше не становится. Конечно занервничаешь, и в запале чего только не вообразишь. А ты влезаешь в их мысли и на них же  злишься. Это несправедливо, детка.
Да не обижайся ты! Я старше, я знаю. Едем дальше.

Сергей потянулся к своей сумке и вытащил небольшой потрёпанный блокнот.

— Вот, возьми. Моя методика тренировок. Там всё подробно расписано, но мы успеем пройти начальный курс вместе. Продолжишь сама. И постарайся никому не показывать: не поймут.
Они встречались каждый день. Сергей отменил все отпускные развлечения, все намеченные рыбалки и походы с друзьями.

Художника навестили вместе. Развлекаясь, в лицах изобразили несостоявшееся нападение на картину; художник в благодарность набросал портреты, подчеркнув, какая они красивая пара — высокая кареглазая блондинка и широкоплечий крепыш-брюнет среднего роста.

Алёне было хорошо рядом с Сергеем. Спокойно и тихо. Даже ненавидимое раньше «детка» у него звучало мягко и необидно.

В последний день перед отлётом они стояли возле «Зигзага». Приближались к картине. Отходили. Любовались игрой красок, и Сергей говорил:

— Ты точно выбрала специальность. Психология. Реклама, говоришь? Я бы сказал, по нынешним временам простовато. Сейчас появились очень интересные направления в области когнитивных исследований! Прямо на тебя скроено. Но в вашем универе  такой лаборатории пока нет.
После второго курса, если захочешь, перетащим тебя в Москву.
И если захочешь — ко мне. Детка, у нас с тобой есть нечто очень важное — мы понимаем друг друга с полуслова…

«Или без слов» — подумала Алёна.
«Или без слов» — подтвердил Сергей.
***
Через два года Алёна переехала в Москву. Они с Сергеем живут вместе, но пока не поженились. Сергей легко нашёл с Иваном общий язык, брат всегда желанный гость в доме.
Алёна учится в ВШЭ и иногда выполняет разовые задания. Ей нравится.
Сергей получил внеочередное повышение и в тридцать лет стал подполковником.
ПРИМЕЧАНИЯ

*…грядущее иль смутно, иль темно   — М.Ю.Лермонтов,  «Дума»
* Стивен Кинг, «Воспламеняющая взглядом»
* Джоан Роулинг, «Гарри Поттер»