Поездка в Амстердам

      – Еду в Амстердам, – сообщил литератор Александр Иликаев коллеге Игорю Вайсману. – На кафедре получили грант.
      – В Амстердам?! Эту колыбель капитализма?!.. Слушай, а нельзя ли и мне как-нибудь пристроиться? Уж я бы там показал этим буржуям недорезанным, где раки зимуют!
      – Как бы ты им показал?
      – Я бы их вызвал на интеллектуальный поединок и разнес в пух и прах! Просто мокрого места бы не оставил! 
      Через пару дней Иликаев позвонил приятелю и огорошил:
      – А тебе везет! Представляешь, получили три путевки. Так один доцент заболел, другой предпочел поехать на свадьбу, а остальные в отпуске. Так что собирай чемодан, через шесть дней вылет.
      – Ну, дела!.. – только и вымолвил Вайсман. – А кого еще возьмем?
      – Думаю Илью Гольда. А то он из Черниковки почти не вылезает, зачах совсем…
      
      Когда друзья прибыли в аэропорт, позвонил Эдуард Байков:
      – Мужики, с каждого небольшой отчёт о поездке для «Книжного ларька».
       – Зачем с каждого? – переспросил Иликаев. – Вайсман напишет отчёт.
       – Нет уж, – настаивал Байков. – Напишите все. Вот увидите, как ваши впечатления будут отличаться.
      Едва самолет с путешественниками набрал высоту и взял курс на Запад, Александр под диктовку Игоря отправил объявление в центральную газету Королевства Нидерланды. Голландского языка он, конечно, не знал, но английским владел вполне сносно. Однако, чтобы не ставить читателей в неловкое положение, привожу текст на доступном русском:
Идеолог из России Игорь Вайсман бросает вызов всем политическим умам Королевства Нидерланды, приглашая на интеллектуальный поединок, который он назвал
ВАША ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ – ЧУШЬ СОБАЧЬЯ
Ждем ваших ответных действий. Защищайтесь!

     Самолет еще не пересек границу России, как пришел ответ:
«В какой аудитории вы бы хотели устроить поединок?»
      – На стадионе «Амстердам-арена», – не задумываясь, выдал любитель политических баталий.
      – Но за столь короткий срок мы не сможем собрать такое количество участников, – ответила принимающая сторона.
      – Давайте предоставим выбор хозяевам. Наш идеолог не знает других публичных заведений в Амстердаме, кроме стадиона, – дипломатично написал знаток английского и владелец ноутбука, на сей раз не спрашивая мнения инициатора поединка.
       – Так что они решили? – спросил тот.
       – Вместо стадиона предложили арт-кафе.
       – Вот скряги буржуйские! – разразился бранью интеллектуальный дуэлянт. – Но телевидение-то хотя бы будет?
       – Сказали, будет.

      В аэропорту голландской столицы уфимцев встретил заведующий отделом политических новостей газеты «Algemeen Dagblad» Йоост ван Богард. По дороге в город он взял интервью у российского идеолога и заодно сообщил ценную информацию о гостиницах, достопримечательностях и прочих полезных для туристов мелочах.
      К месту дискуссии компания приехала за двадцать минут до начала дуэли, но публика уже начала собираться. Наскоро перекусив, устроитель баталии устремился к микрофону.
       – А где кафедра? – недовольно спросил он.
       – Йоост говорит, что у них не принято говорить с кафедры в подобных заведениях, – после некоторой паузы перевел расположившийся рядом Иликаев.
       – Ну, буржуи! Слов нет! – продолжал брюзжать Вайсман.
      Желая показать, что россияне не уступают в пунктуальности хваленым западноевропейцам, могильщик капитализма приступил к делу, едва секундная стрелка его, купленных по-дешёвке у алкашей китайских часов, коснулась цифры 12.
      – Господа капиталисты, демократы, либерасты, толерасты и педерасты! – начал дуэлянт.
      Но собравшиеся в «переводе» его коллеги услышали:
      – Добрый день, уважаемые жители столицы Королевства Нидерланды!
      – Сколько себя помню, вы все загниваете, загниваете… От вас хоть что-то осталось? Толерантность не все человеческое естество извела?
      – Я придерживаюсь взглядов, отличных от ваших, – «перевел» Александр. – Но ведь согласно толерантности, которую вы исповедуете, другие точки зрения имеют право на существование?
      – Yes, yes! – дружно подтвердили присутствующие.
      – Так вот, сейчас я вашу политкорректность с плюрализмом и прочей чушью утоплю в дерьме. У меня есть тридцать шесть тезисов, которые неопровержимо доказывают, что все ваши либеральные ценности – бред сивой кобылы.
      Как можно догадаться, дипломатичный переводчик перевел только последнее предложение, заменив все связанное с кобылой на «глубокое заблуждение».
      – Начнем с вашей долбаной свободы. Значит, говорите: свобода – главная ценность?.. 
      – Что он несёт! – не выдержал тут Илья Гольд. – Пора кончать эту бодягу! Этот Вайсман в Уфе всех достал, так теперь и здесь беспредельничает!
       – Товарищи! – обратился он к собравшимся. – Не слушайте этого фашиста! Он хочет, чтобы в вашей свободной стране установили тоталитаризм, сталинизм и ГУЛАГ.
       – Что сказал этот господин? – поинтересовалась молодая журналистка за ближайшим столиком.
       – Э-э-э…– замешкался переводчик, – это наш местный олигарх… Теневой. То есть, нелегальный.
      Он хотел добавить что-то ещё, но по залу разнесся одобрительный гул. С этого момента интерес голландцев переместился от Вайсмана к Гольду. Все 36 заготовленных тезисов пошли прахом – что там какой-то сумасшедший идеолог, вот настоящий русский олигарх – это да! 
      – А чем занимается ваш олигарх? Можно ли взять у него интервью? И автограф? А сфотографироваться на память? – послышалось со всех сторон.
      – Это вряд ли, – запротестовал Иликаев, совсем не ожидавший, к чему может привести его импровизация. – Он очень скромный.
      – Я готов заплатить за это интервью двадцать тысяч евро! – выкрикнул солидный мужчина у барной стойки.
      – Господа! Давайте не нарушать правил приличия, – вмешался Йоост ван Богард, видя смущение россиян. – Да и время, отведенное на дискуссию, вышло. Поблагодарим наших гостей!

      – Идем в кофейню! Вдохновляться, – объявил Александр, когда компания покинула место дискуссии.
      – Ты хотел сказать: отупляться? – передёрнул Игорь.
      – Каждому своё.
      – А не лучше ли пойти в художественную галерею? Я хочу, глядя на портреты предков нынешних голландцев, убедиться насколько  они деградировали.
      – Это потом, – тоном, не требующим возражений, отрезал организатор турпоездки. – Ты, надеюсь, бывал в художественных галереях? А в амстердамской кофейне никогда не был и других шансов не будет.
      Едва путешественники вошли в одно из знаковых заведений голландской столицы, к ним подскочил галантный администратор и поздоровался по-русски. Он усадил уфимцев за столик почетных гостей и заявил, что угощает господина олигарха и его друзей за счет заведения. Затем принес книгу записей почетных гостей и предложил Гольду что-нибудь написать.
      – Что он так заискивающе на меня смотрит? – спросил Илья.
      – Наверное, подумал, что ты среди нас главный, – пояснил Александр.
      – С чего бы?
      – Но ты же видный мужчина!
      Полчаса спустя за столик к приятелям подсела молодая девушка и что-то стала говорить «олигарху».
      – Что она хочет? – осведомился Илья, становясь все более подозрительным.
      – Девушка мечтает совершить карьеру певицы и ищет спонсора. Она спрашивает, не мог ли ты ей помочь.
      – Чем?! Мне бы кто помог!
      – В общем, я скажу, что ты подумаешь.
      – Ну, я не знаю…– пожал плечами Илья.
      Девушка заулыбалась, в глазах заблестела надежда. Вручив напоследок свою визитку «русскому богачу», она удалилась.
      Однако буквально через пятнадцать минут к «олигарху» подсел мужчина лет сорока и стал рассказывать, что он художник и ему необходимо выкупить мастерскую, на что он не может найти денег. Затем он стал показывать фотографии с репродукциями своих картин. Беседа закончилась тем же: из уст переводчика просящий узнал, что господин олигарх обдумает его предложение.
      – Ничего не понимаю, – возмутился Гольд. – Это нам впору просить у них деньги!
      – Толерантность совсем крышу им снесла, – сделал вывод Вайсман.
      Но и художником дело не закончилось. Вскоре к Илье подсели два солидных мужчины, явно не из бедных.
       – Мы представляем футбольный клуб «Аякс», – отрекомендовался один из них. А второй вручил уфимцу вымпела, буклеты, значки и прочую атрибутику их клуба. – Наша знаменитая в прошлом команда сейчас переживает не лучшие времена. Причина банальная – нет достойного спонсора. Не могли бы мы обсудить возможность вашего участия в делах нашего клуба?
      «Российский денежный мешок» почувствовал себя совсем плохо.      
      – Александр, по-моему, они меня с кем-то путают. Скажи им это, пожалуйста.
      – Да ладно тебе, не лишай их иллюзий. Людям хочется надеяться на лучшее, а ты пытаешься у них это отнять.
      – Иллюзии – единственное реальное счастье людей, – вставил Игорь.
      – Точно! В конце концов, что ты теряешь? На все просьбы отвечай: я подумаю. Делов то!
      – Слушайте, давайте валить отсюда! – предложил Илья. – Иначе этому конца не будет. 
      – Идем на улицу розовых фонарей! – скомандовал Иликаев.
      – А это ещё зачем? – удивился Вайсман.
      – Все нормальные люди едут в Амстердам по трём причинам: попить пиво, посетить кофейни и улицу розовых фонарей. Только тебе одному пришло в голову устроить эту дурацкую дискуссию. Правильно я говорю, Илья?
      – Ну, так-то да, только вот…
      – Что еще?
      – Да… Татьяна, – растерянно пробормотал  тот.
      – А что Татьяна? Никуда она не денется. Приедешь в Уфу, будет тебе и Татьяна. Скажи честно: ты когда-нибудь спал с настоящей голландской проституткой?
      – Ну, нет.
      – О! И больше такой возможности у тебя не будет. Нам надо максимально познать здесь всё, чего нет у нас и получить от этого, что? Максимум вдохновения. Правильно я говорю, Игорь?
      – Я бы сказал несколько иначе: нам надо постичь всю глубину падения этого мирового рассадника буржуйства.
      – Кому что, а шелудивому баня!
      – Должен заметить:  в логике тебе не откажешь. Но вот с точки зрения нравственности и духовности, – попытался возразить Игорь.
      – О нравственности и духовности поговорим после посещения этого богоугодного заведения, – отрезал Александр и решительно двинулся на милую сердцу (сердцу ли?) улицу.
      Поняв, что без организатора поездки они всё равно что немые в этом городе, Гольд и Вайсман вынуждены были последовать за ним.
      Оказавшись в борделе, друзья сразу заметили, что «мамаша» уже осведомлена о них. С услужливым выражением лица она предложила «русскому олигарху» за счет заведения самых лучших жриц любви. А также несколько молодых парней и парочки обеих полов.
      Клиент же вместо восторга впал в замешательство и, чтобы окончательно не ударить в грязь лицом, остановил свой выбор на невзрачной украинке. Позже выяснилось, что то был трансвестит. Но для рыцаря-однолюба это никакой роли не играло, так как всё отведенное время он провел с сим субъектом в политических беседах.
      Вид красоток на любой вкус не произвёл должного впечатления и на грозу всех либералов. С прежним пафосом он продолжал клеймить загнивающих буржуев. «Мамаша» то ли понимала по-русски, то ли каким-то чутьём догадалась, кто перед ней, в результате зловредного посетителя «осчастливила» толстая немолодая афроголландка. А заплатить за неё пришлось по максимальной таксе.
       Что касается руководителя концессии, то он предпочёл   всем тоненькую стройную азиатку.

       – Уф-ф-ф!!! – выдохнул руководитель концессии, едва троица покинула достопамятное заведение. – Ну, после такого только на пляж!
      – В музей! – возразил его приятель, изрядно помятый истосковавшейся по ласке невостребованной жрицей любви.
      – А ты знаешь, как по-английски музей?
      – Нет.
      – О! Стало быть, без меня ты его не найдёшь. А из этого следует что? То, что мы идём на пляж!
      – А как же музей? – не унимался Вайсман. – Культура в загоне! Ей предпочитают низменные удовольствия!
      – Музей потом. Если время останется.
      – По остаточному принципу, – веско добавил Гольд.
      
      Будучи большим специалистом по пляжам, Иликаев отыскал песчаную косу на одном из рукавов дельты реки Амстел, в довольно уединённом  месте. Тут на Илье, до сего момента олицетворявшем образец скромности, неожиданно сказались  угощения кофейни, усиленные политической беседой с украинским трансвеститом. Он разделся догола и стал мерить пляж полутораметровыми шагами. Когда же с моря подул холодный ветер, напялил очень короткую футболку, но трусы так и не одел.
      – Илья, как тебе не стыдно! – попытался урезонить товарища Игорь – тот еще моралист.
      – Мне нечего стыдиться, – возразил Гольд. – Свидетели, если такие будут, должны отдавать себе отчёт в том, что в уединённом месте можно и не такое увидеть.
      – Ага! – возликовал Александр, для которого все события в мире, – да что  наш мир! – термоядерные процессы в недрах звёзд, рождение и гибель галактик, – служили всего лишь сценками его очередного романа. – Моя культурная программа работает! А что бы дал музей? Ничего!    
   
       На следующий день первые полосы амстердамских газет занимали фотографии «русского олигарха» на том самом пляже. Жадные до сенсаций, недобросовестные журналисты дополнили и без того пикантный снимок фотографией российского президента на футболке олигарха с надписью: «Путин – наш президент». Все газеты растиражировали фотомонтаж, соревнуясь в заголовках: «Русский олигарх показал всему Амстердаму свои достоинства», «Так ведут себя русские олигархи»,  «Ответ русского олигарха владельцам «Аякса», «Русский феномен: даже теневые олигархи  боготворят Путина»…   
      – Надо в суд на них подать! – разорялся Илья. – Я никогда не носил таких футболок.
      – И подай, – поддержал Александр. – Тем более, что Гаага недалеко. Вот только действовать тебе придётся самостоятельно и за свой счёт. Потому что нам пора возвращаться домой.   
        Оболганный Гольд лишь в сердцах сплюнул.                                                                                                                                                                                                 

      Поездка трёх друзей в Амстердам привлекла внимание не только тамошней прессы. Во всяком случае, когда вернувшиеся на родину путешественники ступили на трап приземлившегося самолёта, их встречало не менее полусотни земляков. Среди них выделялся круглолицый небритый молодой мужчина в несвежих тренировочных брюках. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: это был краевед и публицист Александр Барановский. Увидев знакомую троицу, он громко крикнул:
      – Эй, Вайсман! Я хоть и не либерал, но на твои тридцать шесть аргументов против у меня есть шестьдесят три контраргумента.
      – Готовь площадку, собирай народ, и я спущу тебя в унитаз! – крикнул с трапа могильщик либерализма. – Будешь выступать под флагом Нидерландов.
      – Вот ещё! – возразил краевед. – Я буду под флагом Черниковки.
      – Бедная Черниковка! Как я ей не завидую!
      Со стороны могло показаться, что спорящие самым нахальным образом работают на публику, однако, когда путешественники поравнялись с толпой встречающих, выяснилось, что её собрал не гроза всех капиталистов и не блестящий романист, а скромный Илья Гольд, новость об истинной сущности которого опередила самолет. Защёлкали затворы фотокамер, и напрасно Иликаев и Вайсман прихорашивались на ходу – они никого не интересовали. Разве что одного Барановского, который оказался здесь потому, что просто напросто жил вблизи аэропорта.
      Новоявленная знаменитость могла бы и не вырваться из объятий фанатичной толпы, если б не своевременная помощь крепких ребят в спортивных костюмах. Они препроводили приятелей к черному джипу с красивыми номерами, в котором их ожидал солидный мужчина, представившийся главным менеджером футбольного клуба «Уфа».
      – Садитесь, мы развезём всех по домам, – предложил он.
      Друзья согласились, посчитав,  что отказом выразят неуважение.
      – Наш клуб, конечно, не столь знаменит, как «Аякс», – без лишних предисловий начал менеджер. – Но могу вас заверить: года через два о нас будут говорить не меньше. Проблема только в спонсоре.
      На лице Ильи появилось мученическое выражение. Он молча, с мрачным видом слушал, ибо что ему ещё оставалось делать – до Черниковки было далеко.
      – Я надеюсь, имидж патриота вам не безразличен? – продолжал менеджер.
      Похоже, он подготовил убедительную речь для тайного «денежного мешка», но тому было явно не до его слов. Коварное воздействие угощений амстердамской кофейни, так ярко проявившееся в поведении на пляже, закончилось, и проснувшаяся совесть, к которой его безуспешно склонял Вайсман, теперь явила всю свою мощь. С лица Гольда сейчас можно было рисовать портрет великомученика.
      – Я подумаю, я подумаю, – твердил он в ответ на доводы напористых футбольных функционеров.
      Никогда в жизни, как за последние дни, Илья Гольд не думал столь много и мучительно.

      А Эдуард Байков как в воду глядел: отчёты путешественников не имели ничего общего. Как будто они и не ездили вместе.
      «Неплохо съездили, – писал Иликаев. – И пиво попили, и в публичный дом сходили, и с аборигенами пообщались. Если бы не Вайсман со своими дурацкими инициативами, так и вовсе классно было бы».
      «Поездка явно не удалась, – отмечал Вайсман. – Политическая дискуссия, из-за которой я и отправился в это путешествие, не состоялась. Даже в музей не сходили. А всё Иликаев, которого постоянно тянуло на всё низменное».
      «Ужасно съездили, – проворчал Гольд. – До сих пор в себя не могу прийти».