С утра в детдоме суета. По утренней росе

С утра в детдоме суета. Заменили постельное бельё, хотя до банного дня ещё целых пять дней, нам выдали новые платья, мальчикам - новые брюки, вышитые рубашки. Для них нашлись не хлопчатобумажные, а нормальные, шерстяные брюки, какие носят поселковые ребята.
 В столовой срочно сменили меню. К манной каше добавили сыр, мы его не пробовали даже в праздники, в меню появилось какао.
Было воскресенье. В комнатах наводили порядок, мыли полы. Утром по коридору бродила одна Зоя Фёдоровна, а тут весь персонал детдома бегает. Что же случилось? Нам, дежурным, тётя Даша шепнула:
- Корреспонденты из «Марийской правды» едут. Вас будут снимать, напишут в газете. Вот какое дело.
Мария Александровна в чёрном костюме, подтянутая, исчезла куда-то её полнота. Нарядилась в лучшее платье тётя Ксения.
К обеду подъехал небольшой автобус с фотокорреспондентами, журналистами. Весь детдом в сборе. В коридоре расставили стулья, поставили пианино, там появилась и ковровая дорожка.
- Откуда её привезли? Где купили? - любопытствовали мы. - Вот бы всегда было так!
Одна из страниц «Марийской правды» за 1952 год полностью посвящена Вятскому детскому дому. «О них заботится Родина» - наши фотографии, рассказы о нас, о нашей жизни.
Да, о нас заботились, учили любить труд, людей труда, любить природу - значит, любить Родину. На этот раз наряды оставили, не стали собирать, как это делали прежде.
- Завтра привезут корейцев, шестьдесят детей-сирот, - сказала Галина Емельяновна.
Корейцев ждали с утра. У детдома собрались любопытные поселковые ребята, спрашивали:
- Интересно, говорят ли они по-русски? Как будете общаться с ними?
Мария Степановна позднее сообщила:
- Корейцев к нам не привезут, их повезли в другой детский дом. Ждите к нам других гостей, сейчас их подвезут.
- Если не корейцев, то кого же? - интересовались мы.
Только к вечеру в детдоме появились новенькие, дети дошкольного возраста, совсем маленькие, человек двадцать. Одни девочки.
- Маленькие, им по четыре-пять лет. Вы, ребята, для них будете сёстрами, братьями, - улыбаясь, в то же время, волнуясь, говорит Мария Степановна.
Я подошла к девчушке.
- Как тебя зовут? - спросила я.
-Галя я, Петрова,- говорит и протирает грязными ручонками глазки. Как я заметила, глаза её большие, голубые, как ясное весеннее небо.
- Сколько тебе лет?
-Четыре,- показывает четыре пальца.
Тётя Катя, прачка, в то же время банщица в детдоме, затопила баню, нагрела воды. Я купала Галю, Лиде досталась Ксюша, Тане Сеновой - маленькая Оля.
Зое Фёдоровне тяжело с ними. Тяжелее было бы без нас. Мы в школе - они ждут нас. Ждут, когда будем читать книжки с картинками. Зимой их катали на санках.
Тогда вместе с маленькими девочками в детдом привезли Мару Темащук, двенадцатилетнюю девочку из Люльпанского детского дома. Почему-то воспитатели её встретили недружелюбно. Когда я разговаривала с маленькой Галей, взглянула в сторону незнакомой девочки - с короткой стрижкой, светленькой. Она улыбнулась мне. А вечером мы с ней познакомились.
-Я Мара Темащук. Попала сюда из Белоруссии. Мама недавно умерла, работала уборщицей в Люльпанском детдоме. В Люльпанах её похоронили. У мамы, кроме меня, были сын и дочь, старше меня.
- А где они?
- Погибли. Мы бежали от фашистов. Я не помню, была маленькой. Мама рассказывала, что было очень страшно. Она несла меня на руках, с ней бежали брат и сестра. Наш город бомбили, бомба взорвалась недалеко от нас. Многие погибли, погибли брат и сестра. Мама была ранена, долго лежала без сознания. Я плакала, плакала и уснула на маме. Немцы подумали, что мы мёртвые, прошли мимо. Тех, кто шевелился, был жив, расстреливали.
Вам очень повезло.
- Да, повезло. На повозке ехал дяденька, он нас подобрал, довёз до партизан. Мама долго болела, была ранена в ногу. Она хромала.
- Ты же была в Люльпанском детдоме, там мама твоя похоронена, почему сюда тебя привезли?
- Не знаю, ничего мне не сказали. Наверно, за поведение, училась плохо. Уроки в школе срывала. Всё бесит меня. Бесит, когда воспитатели задирают нос.
- Почему учишься плохо? В каком классе учишься?
- В пятом. Двойки ставят за поведение.
Мара попала в группу Галины Емельяновны, воспитательнице с ней было нелегко. Объявили отбой. Девочки не спят, шумят, ругаются.
- Емеля! Топай отсюда! - слышу Марин крик. - Топай, кому говорят?
Мы, старшие, не выдержали, побежали в соседнюю группу.
- Мара, ты что? А ну, успокойся! - кричу я.
- Ты! Ты тоже туда же? Она обозвала меня. Теперь все будут меня так звать!
- Не будут. Слышишь, не будут!
Прошло несколько лет. Мару, девочку с приятной улыбкой, с красивыми ямочками на щеках, я встретила в Люльпанах, в рабочей столовой. Я, студентка первого курса Марпединститута, иногда навещала свою сестру Римму, ученицу десятого класса, воспитанницу Люльпанского детдома. Что было в столовой? Это надо видеть. Мара, повзрослевшая, голубоглазая, на ней такого же цвета зимнее пальто, белый пуховый платок, узнав нас с Риммой, встала из-за стола, побежала к нам навстречу. Мы обнялись, долго стояли посреди зала. Выбежали все кухонные работники, с любопытством смотрели на встречу друзей.
Ещё одна подобная встреча произошла (гораздо раньше, чем с Марой), встреча, неожиданная, случайная, с Розой Тойбахтиной, с той, которую мы подобрали в Мари - Солинском детском доме перед церковью. Я как студентка Йошкар-Олинского педучилища приехала на практику в Параньгинскую среднюю школу.
Знакомлюсь с классным журналом, со списком учащихся. Я в изумлении - Тойбахтина Роза. Кто? Совпадение или это она? Спрашиваю у учительницы:
- Тойбахтина - детдомовская?
- Да.
Прошло столько времени. Ей тогда было три-пять лет. Скоро звонок на урок. Волнуюсь, жду встречи. Села за последнюю парту. Звонка ещё нет, дети заходят в класс, разглядываю каждого ученика. Начинается урок, учительница покачала головой, дала знать, что Розы на уроке нет. Почему? После уроков учительница рассказала мне о Тойбахтиной:
- Оставили Розу на третий год.
- Во втором классе на третий год? - с удивлением и возмущением спрашиваю я. - Что уж так плохо?
- Очень. Лучше, когда её в классе нет.
- Почему?
- Ужас! По классу ходит, на уроках не работает, мешает другим. Объяснение учителя для неё как об стенку горох.
После уроков иду в детдом, еле его нашла. Параньга - райцентр. Начало октября. Идут осенние дожди. Улицы грязные. Розы в детдоме тоже нет.
- Где гуляет? Где моя беглянка?
- К ужину обязательно придёт. На обеде была, - успокоила меня Розина воспитательница.
Сижу на скамейке перед столовой детского дома. Девочки, одноклассницы Розы, обошли всю территорию детдома. Они рассказали мне, что она часто гуляет по посёлку, сидит где-нибудь, в школе бывает редко, дерётся, вечно ходит в синяках. Описали её портрет.
Купила конфет. Дождалась ужина, по-прежнему сижу на скамейке. В Вятском детдоме на ужин приглашает горн, а здесь дети сами идут. Привыкли, вначале - малыши, потом - взрослые. Бегут малыши. Воспитательница и меня пригласила в столовую, сказав, что Роза ужинает. Она знает обо мне от девочек. Я тоже ем кашу, но за другим столом. Моя тёзка беспрестанно смотрит на меня, разглядывает. Конечно же, она меня не знает и не помнит.
Поблагодарив за ужин, мы с Розой вышли из столовой, сели на ту же скамейку. Сидели там долго, до отбоя.
На следующий день Роза пришла в школу раньше всех. Сидели мы за одной партой. В течение всей моей практики моя тёзка не пропустила ни одного урока, в классном журнале появились удовлетворительные оценки. Домашние задания выполняли вместе.
В конце практики я на мою подопечную написала характеристику.
На мои письма Роза не отвечала. Так я простилась с Розой Тойбахтиной, возможно, навсегда.