Милый сердцу лесной пруд

   Вы сдавали нормы ГТО? Вот и я ещё не сдавал. А придётся… Президент ведь считает, что госслужащие должны быть готовы к труду и обороне, начал с депутатов, дойдёт и до нас когда-нибудь. Так что, чтобы не ударить в грязь лицом, начал бегать потихоньку два раза в неделю. И незаметно для себя втянулся в это дело.
   Бегаю в лесу, благо, рукой подать – перейди только через Калужское шоссе. Большая часть жизни, считай, связана с этим лесом. Здесь отмечаем дни рождения, наслаждаясь шашлычком, здесь гуляли с друзьями в юности, на местный прудик ходили рыбачить.
   В советские времена, чтобы уберечься от огня, в лесах рыли так называемые пожарные водоёмы. Чтобы запас воды был под рукой, случись вдруг возгорание. Вот и у нас такой есть. В незапамятные времена водились тут мерные караси. Мы, пацаны, видели, как мужики таскают на удочку бронзовобоких рыб, и это не давало нам покоя. Тут у меня даже удочка была припрятана, чтобы каждый раз домой не таскать. Ствол орешины, пластмассовый поплавок на «клинской» леске с крючком № 5. Продавались тогда в магазинах такие наборы. С карасями не получалось, а ротанов  здесь ловили.
  Погружённый в воспоминания, бегу по узенькой лесной тропинке к тому самому прудику. Наушники плеера в ушах, думы печальные в голове. А ведь умирает лес… Тут и там поваленные деревья, много больных. Вот снова дерево упало, перегородив тропку. На прошлой неделе стояло ещё...
 
   Умирает и прудик. Обмелел, красавица-берёза, которая раньше клонилась к воде, давно упала. Догнивает… Печально это всё, но память рисует совсем другую картину. Из далёкой юности.
  Зимний лес, иней на ветках блестит самоцветами под лучами зимнего солнышка. Мы с пареньком из соседнего двора целеустремлённо шагаем по едва заметной в снегу тропке. У меня на плече рыбацкий ящик, у него ледобур. Мои! Настоящие, купленные в магазине!  «Впахивал» всё лето в деревне у бабушки, чтоб купить эту мечту. Собирал лекарственные травы, сушил и в аптеку сдавал. Денежку, что от родителей перепадала, тоже в кубышку складывал. Накопил постепенно. В те времена для школьника самостоятельно приобрести такие серьёзные предметы рыбацкой экипировки было почти нереально. Так что имелся у меня повод для гордости!
   Прудик встречал нас тишиной и безлюдьем. Лёд едва присыпан снегом. Берёза склонилась в поклоне, с неё так удобно летом закинуть удочку, примоститься в ожидании поклёвки.
  В то время я уже был достаточно продвинутым в плане рыбалки юношей, выписывал журнал «Рыболов», покупал альманах «Рыболов-спортсмен». Поэтому знал, как вести себя на водоёме. Пробурили несколько лунок от берега в одну линию, стали постепенно их облавливать, одну за другой. Мормышка у меня – крашенная в чёрный цвет свинцовая «капелька», довольно крупная. Насадка – кусок червя. Не помню уже, как мы добыли червей зимой. Подозреваю, что жили они  у меня в коробочке со мхом в холодильнике с осени. Ни о какой прикормке и речи не шло. Чтоб купить мотыля, надо было ехать из Троицка на Птичий рынок или в Черёмушки, в рыболовный магазин.
   Потихоньку играю мормышкой, наблюдаю, как кивок малость сгибается в вальяжном поклоне. Не подсекаю даже, а просто вытаскиваю на лёд рыбку. Вот он, первый в моей жизни ротанчик, пойманный  зимой со льда! Задыхаюсь от эмоций, товарищ бежит ко мне, чтобы поближе разглядеть улов.
   Дальше всё было, как в замедленной киносъемке. Лёд трескается, разламывается на отдельные льдины, как бы образуя паутину, в центре которой, уже по пояс в воде, обречённой мухой бьётся мой товарищ. Хорошо хоть глубина небольшая.
  Надо отдать должное, я не растерялся. Не зная ещё, как нужно себя вести в таких ситуациях, просто подбежал к краю полыньи и, схватив за руку, помог товарищу выбраться на берег. 
   Побросав удочки в ящик, подхватив ледобур, мы помчались домой. Я боялся, что друг замёрзнет зимой в мокрой одежде, подгонял его. Запыхавшиеся, влетаем в квартиру. Дома никого! Обогреваемся, утюгом сушим одежду. Родители друга так и не узнали о его зимнем купании.
    А лесной прудик ещё несколько лет радовал мелкими ротанчиками, пока я не закончил школу, не поступил в офицерское училище и не уехал  учиться в один из городов на задворках  уже бьющегося в предсмертной агонии  СССР.