День Матери

                                                                  
Поезд мчался, раздвигая мрак перед собой светом фар. Ахат уверенно управлял составом, зорко глядя на путь, стальными змеями расстилавшимся перед ним. Мимо пролетали леса, поля, огни сёл, полустанков.
- Ахат, прочитай-ка, что здесь написано! – голос сидящего перед ним мужчины в белом пуловере оторвал мальчика от грёз. Мужчина открыл перед ним большую – прямо огромную книгу с картинками. Его палец указывал на слово.
- Лес, - прочитал мальчик.
-Хорошо, а теперь здесь!
Под картинкой, изображавшей женщину перед окном, была подпись:
«Мама мыла раму».

Ахат молчал. Его мама никогда  рамы не мыла. Мыла пол, посуду… иногда. Однажды она и папа пришли из гостей подвыпившие. Аный – так по-татарски звали мать Ахат и его сестрёнка Гузель – покормила детей и взялась за грязную посуду, горой поднимавшуюся из раковины. Отец – атый что-то начал ей сердито выговаривать. Аный швырнула в него тарелкой. Не попала: папа у него ловкий. Атый стал бить маму. Крик, визг! Ахат тогда убежал в комнату, забившись в угол. Сестрёнка спряталась под кровать.

Мужчина предлагал прочитать другие подписи под картинками, но мальчику наскучила проверка. До этого его проверяли логопед с её смешными заданиями и скороговорками, другие тёти давали задания что-то сделать из кубиков и других штучек. Ахат смотрел на дяденьку и думал, что тот из-за бородки походит на деда Мороза. Или на муллу. Хотя нет, он ведь русский. А за дядей на столах вдоль стены лежали макеты самолётов. Если их поставить на хвост, то они будут выше Ахата. А может быть, на них можно летать?

- Павел Михайлович, он у нас молчаливый, читает еле-еле по слогам, - произнесла воспитательница приюта. Сидевший чуть поодаль отец досадливо крякнул, скрипнув стулом. Воспитательницу звали Татьяна Равильевна. Она объяснила, что родители у малышей развелись, потом мать лишили материнства. Теперь отец добивается, чтобы ему вернули детей.

Бородатый дядя перестал спрашивать Ахата, что-то писал у себя в тетради. Мальчик сел на стул, с которого поднялась Гузель. Отец строго взглянул на него, поправил ему тёмно-синий свитерок. Затем вместе с дочкой расположился напротив члена комиссии.

 Гузель была младше брата на год, но учились они оба в первом классе. В своём скромном сереньком платьишке, маленькая, с робкими тёмными глазками она напоминала испуганную мышку. Тем не менее, оказалось, что читает она лучше брата. Отец перестал хмуриться, морщины на его смуглом лбу разгладились.

Ахат обрадовался, что оказался ближе к углу комнаты, где на полу располагалась  игрушечная железная дорога, на которую он сразу обратил внимание, как только оказался здесь.  Он повернулся полюбоваться ею, но тут его окликнула воспитательница, что-то тихонько ему говоря. Мальчик покивал стриженной тёмной головой, услышал, как сидящая перед логопедом кудрявая девочка называет картинки, изображавшие птиц. «Войобей», «саескан». Мальчик посмеялся про себя: не знает девчонка, что вторая птица по-русски называется «сорока». Сам-то он знает и по-русски, и по-татарски! И тут же подумал, что бородатый дядя по-татарски не понимает, ха-ха!

Да разве есть у него время рассматривать каких-то глупых девчонок?! Когда близко от него находится классная железная дорога! А рядом с нею – деревья, станции – всё как взаправду!

Ахат не знал, что обычно заседания районной ПМПК – Психолого-медико-педагогической комиссии проходят в большом зале Центра детского творчества, откуда сейчас глухо раздавались музыка и голоса. А в этой комнате обычно собираются участники кружков авиа- и прочих моделистов. Поэтому и находятся здесь модели и макеты. Но сегодня большой – актовый зал отвели под проведение Дня Матери.

Мальчику хотелось подойти, потрогать вагоны, рельсы, домики, поиграть в машиниста, начальника станции. Но  он побаивался это сделать.
Гузель, читавшая все предлагаемые короткие слова, вдруг запнулась: слово попалось длинноватое. Отец напористо сказал ей что-то на родном языке. Девочка заплакала. Павел Михайлович успокоил обоих, сказав, что проверка закончена.
Отец взял дочку на колени, погладил её по голове. Брат подумал о том, что девчонки какие-то плаксы. Всё-таки с пацанами проще. Тут же представил, как он будет рассказывать своему дружку в приюте Ване о том, что здесь увидел. Вот позавидует ему друган, что его сюда не взяли!

Отец с Гузелькой сели справа от Ахата, и ему теперь приходилось заглядывать за спину атыю, чтобы любоваться на железную дорогу. Однако отец вскоре одёрнул его. Пришлось смотреть и слушать, как бородатый дядя беседует с той круглолицой кучерявой девочкой и её матерью. Девочка была растерянной, отвечала тихо. Оживилась только тогда, когда дядя спросил её, чем она увлекается, есть ли у неё любимые животные. При этом оживилась и её симпатичная мама.

Ахат впервые услышал такое название: «морская свинка». Мама опрашиваемой девочки с увлечением рассказывала о повадках этой свинки, о том, что она по-хозяйски себя дома ведёт, кошке не уступает. Мальчику представилось это животное в виде толстой пушистой кошки без хвоста и с маленьким пятачком.
Ахат позавидовал девочке. Такая красивая мама, и улыбается как хорошо! Его мама так не улыбалась. То хмурилась, то злилась, то грустила. Хохотала, когда пьяная. А какое у неё страшное было лицо, когда она подскочила к атыю с большим ножом! Размахивала им перед бледным отцом, кричала: «Ты мине жизнь сгубил! Хайван*, суволощь! Замочу!»

Вот у Вани мама не такая была, он говорил. Жалела его. Не пьянствовала. Умерла только два года назад. Всё-таки друг плакал один раз, когда об этом рассказывал. А папа его, как он сказал – алкаш. Лучше бы они с мамой не спасали его. Тогда Ване пять лет исполнилось. Мама его вышла в сени, а папа на табуретке стоит, голову в петлю засунул. Обхватила мама его, кричит, что надо соседей на помощь звать. Сбегал Ваня, привёл соседа. Вынули из петли отца. А он дальше пьянствовать стал. А сейчас не появляется в приюте уж полгода.
Ваня говорит, что папа Ахата – молодец. Закодировался. На шабашке работает. Хочет забрать сына и дочь из приюта. Ваня просил друга не забывать его, когда из приюта уедет.

У Вас всё? – спросила председатель комиссии.
- Всё, Гумбария Ибрагимовна, сейчас протоколы подпишу, - ответил бородач.
Гумбария Ибрагимовна встала, взяла протоколы, положила их к себе на стол. Затем обратилась к родителям детей. Напомнила им, что их дети испытывают большие затруднения в учёбе. Посоветовала определить их в коррекционные школы соответствующего профиля или в коррекционные классы. Ведь ЕГЭ им не сдать, ничего не поделаешь.

Родители и присутствующие учителя и воспитатели поблагодарили председателя комиссии и её членов и пошли с детьми из комнаты. Дверь открылась, и они увидели в актовом зале много нарядно одетых детей. Отец Ахата, державший за руку Гузель, остановился. Остановилась и воспитательница Татьяна Равильевна. Остальные взрослые и дети, присутствовавшие на комиссии, прошли в гардероб.

- Какое платье! – с тихим восторгом произнесла Гузель, глядя на недалеко стоявшую девочку в пышном атласном розовом платье. Все девочки смотрелись как яркие бабочки. Многие мальчики походили в своих костюмчиках, белых рубашках и галстуках на директора их приюта, только меньше ростом.

Внимание Ахата привлёк мальчик на сцене, читавший стихотворение. Он был одет в военную форму. Ахату захотелось такую же.

Когда мальчик-солдат закончил читать, ведущий пригласил на сцену его маму. Она поднялась на сцену, широко улыбаясь. Вместе с сыном они спели песню. Как ласково улыбалась мама своему сынку!

Ахатова мама после развода с отцом совсем перестала улыбаться ему и сестрёнке. Улыбалась только мужикам, которые приходили в их дом выпивать. Потом один из них оставался вместе с аный.
Однажды Ахат смотрел телевизор, а его мама совсем пьяная легла на кровать. К ней пришёл горбоносый мужик, у которого, когда он скалился, показывались большие жёлтые зубы. Гузелька очень боялась его, говорила, что он на шайтана похож. Этот шайтан тогда стал раздевать их маму, а она смеялась как-то нехорошо. А потом… Потом они стали всякими делами заниматься… Когда Ахат начал рассказывать в приюте об этом, то Татьяна Равильевна очень рассердилась. А ведь он ещё не успел рассказать, что и потом много раз видел, что чужие мужики с его матерью делают. Больше никому не будет говорить об этом.

Мальчик в камуфляже со своей мамой спустились в зал. На сцену поднялись девочка в пышном розовом платье и мальчик в костюмчике и при галстуке («Маленький директор», - хмыкнул про себя Ахат). Они громко и с выражением, как требует учительница Ахата, прочитали наизусть стихотворение. Последние строки они произнесли особенно звонко:
- Благодарю тебя, родная,
За всё, что сделала для нас!

Татьяна Равильевна сказала:
- Нам пора! Ехать долго, а уже темнеет.
Они пошли в раздевалку. Гузель всё оборачивалась, смешная – платья ей понравились!
За оградой их ждал маленький автобус из приюта. Ахат иногда при виде его дразнил сестрёнку, называя её «Газель». Отец обнял их на прощание, сильно обещал взять их к себе. Скоро. Потом махал вслед рукой.

В газели было тепло. Ахат быстро задремал. Ему приснилось, что он с  мамой и папой находится на море. Море ему представлялось похожим на реку Каму, только другой берег совсем не угадывался вдали. Они весело брызгались с сестрёнкой. Вокруг них плавала морская свинка и потешно хрюкала. Подальше в воде стояли родители. Все счастливо смеялись.

Затем Ахат выскочил на берег. Там лежал самолёт – то есть модель самолёта. Он сел на неё верхом, завёл моторчик и полетел. Люди, загоравшие на песке, кричали удивлённо. Юный лётчик пролетел над ними, затем вернулся, облетел родителей, которые хотели его поймать, но не смогли. Чтобы не тревожить их, он опустился на своё место. Морская свинка радостно подбежала и захрюкала, потом вдруг залаяла и превратилась в Рэкса. Жил у них мохнатый пёсик с такой кличкой, да куда-то подевался. А, оказывается, не пропал – вот он, живой!

Ахат внезапно проснулся. В окна заглядывала тьма, лишь впереди фары освещали дорогу, пролегавшую между лесов. Водитель говорил по мобильнику и отрывисто хохотал при этом. Вскоре глаза мальчика вновь стали слипаться.
В следующем сне он оказался в кабине поезда. Перед ним светились различные приборы. На Ахате - камуфляжная форма, как у того мальчика в ЦДТ, и фуражка железнодорожника. А сбоку – вот здорово! Стояли папа с мамой и сестрёнкой. Они удивлённо-восхищённо говорили о нём! Он мельком взглянул на них. Отец обнимал маму, та прижимала к себе дочку.

Жар от радости разлился в груди у Ахата. Колёса поезда выстукивали: «А-хат, Гу-зель, а-тый, а-ный!»

Поезд мчался, раздвигая мрак перед собой светом фар. Ахат уверенно управлял составом, зорко глядя на путь, стальными змеями расстилавшимся перед ним.

Примечание:
* хайван – скотина (перевод с татарского)