Этажи времени

Глава 30

Перед отъездом Марек решился зайти вместе с Юлией в кабинет главного врача, чтобы поблагодарить за оказанную помощь. Владимир Теодорович был явно в хорошем расположении духа, пожелал скорейшего выздоровления пани Юлии, а затем неожиданно спросил Марека:

– Господин Шиманский, помните, я предлагал вам ознакомиться с нашим музеем? Там, кстати, находятся сфинксы, которыми вы интересовались. Если не возражаете, я сейчас попрошу нашу хранительницу музея Зою Александровну провести для вас небольшую экскурсию.

Супруги в сопровождении Владимира Теодоровича спустились на первый этаж больницы. В помещении музея их уже ждала Зоя Александровна, которая после краткого знакомства, начала свой рассказ о более чем столетней истории больницы: о том, что ранее на месте лечебных и административных корпусов было имение князей Оболенских, о том, что недавно потомки князей были посетителями этого музея.

На стенах музейных комнат висели портреты всех главных врачей, возглавлявших больницу, начиная с 1907 года. Шиманский, боясь шевельнуться, неподвижно стоял перед портретом первого директора и главного врача. На табличке под портретом было написано «С.Г. Ставский». Он сразу узнал этого человека, вспомнил его голос, его рассказ про Льва Толстого и все подробности той истории из мая 1912 года, когда Николай Генрихович приезжал в гости к брату в село Троицкое.

– Я вижу, вас заинтересовал этот портрет, – прервала свой рассказ Зоя Александровна. – Это портрет первого директора лечебницы Сергея Генриховича Ставского, написанный одним из наших пациентов, художником Барановским. Сергей Генрихович был удивительным человеком, который, собственно говоря, и сумел создать эту лечебницу и всю необходимую для ее работы инфраструктуру. О нем можно рассказывать очень долго. Если вам интересно, то я могу подарить вам небольшую книжку о его жизни, которую написал его внучатый племянник. Он много лет собирал материалы, издал эту книгу и подарил несколько десятков экземпляров нашему музею.

– Да-да, конечно, мне будет очень интересно! Наверное, эту книгу лучше будет у вас купить.

– Нет, что вы, я ее просто подарю – так, как Николай Ставский подарил ее музею.

Марек поймал себя на мысли, что он даже не имел представления о том, что в его прежней жизни у него был родственник по имени Николай Ставский.

Владимир Теодорович молча и очень внимательно следил за реакциями Марека.

– Мне кажется, что господин Шиманский очень интересуется историей нашей больницы, читал даже какие-то статьи, в которых видел наших сфинксов. Зоя Александровна, покажите их, пожалуйста, нашему гостю, а то он уже спрашивал меня, куда они делись из кабинета главврача.

– Конечно, вот они, стоят за стеклянной витриной, можете подойти ближе.

Это был тот самый письменный прибор, Марек узнал бы его из тысячи других. Два бронзовых сфинкса всё так же безмолвно охраняли покой двух бронзовых пирамид.

Экскурсия по музею затянулась часа на два; уставшая Юлия присела на диванчик, стоящий у одной из стен музейной комнаты. Зоя Александровна хотела было сказать, что этот диван не для того, чтобы на него садиться, а находится здесь в качестве музейного экспоната, которому перевалило за сотню лет, но, увидев усталое, осунувшееся лицо польки, решила промолчать.

Мареку было все настолько интересно, что он, забыв осторожность, расспрашивал Зою Александровну и Владимира Теодоровича о подробностях становления больницы, проявляя при этом удивительную осведомленность о разных малоизвестных обстоятельствах и фактах. Последней каплей, переполнившей терпение Владимира Теодоровича, был вопрос о художнике Михаиле Толмачеве и его картинах.

– Ну, знаете, пан Шиманский! Я настоятельно прошу вас рассказать всю правду о том, откуда вы знаете такие подробности о нашей больнице.

Неожиданно для себя Марек решился сказать правду.

– Можете мне верить или не верить, но я видел сон про то, как к Сергею Генриховичу приезжает в гости его брат. А Сергей Генрихович показывает ему эту лечебницу. А теперь можете забирать меня в свои пациенты, считайте, что я сумасшедший.

– Да мы бы с удовольствием, но не можем, – вы иностранный гражданин, а с иностранцами это такая возня. Нет, не возьмем. А Михаилу Алексеевичу, при случае, передайте мои поздравления. Он действительно великий ученый, кажется, ему всё удалось. Мы с вами что-то заболтались! Через полчаса должен приехать польский дипломат, чтобы отвезти вас в Москву. Он договаривался по телефону, что будет ждать вас на улице около проходной.

Когда Шиманские прошли проходную и вышли на небольшую площадь перед больницей, из одной из припаркованных машин их радостно окликнул пан Вуйцик:

– Добрый день! Садитесь, пожалуйста, побыстрее, а то сейчас подойдет московский автобус, а я, как мне тут объяснили аборигены, как раз стою на том месте, где он разворачивается.

И действительно, как только машина Вуйцика тронулась с места, на площадь вкатился междугородный автобус.

Ехали проселочной дорогой, мимо небольших домов и дачных участков. Чтобы не заблудиться, Вуйцик постоянно сверялся со спутниковым навигатором, который хрипловатым мужским голосом подсказывал, куда надо рулить, чтобы добраться до Москвы.

Подъезжая к Москве, Вуйцик отключил надоевший навигатор, дорогу дальше он и так хорошо себе представлял. Предстояло заехать в гостиницу, забрать вещи Марека и Юлии, а затем через всю Москву направиться в сторону аэропорта Шереметьево.

Рейс на Варшаву откладывался на полтора часа из-за позднего прибытия самолета польской авиакомпании LOT. Наконец объявили регистрацию, и Вуйцик, убедившись, что Шиманские получили посадочные талоны, радостно распрощался с ними и с чувством выполненного долга направился на второй этаж аэровокзала, чтобы по случаю окончания эвакуационной эпопеи выпить немного водки в ресторане. Несколько месяцев он был вынужден время от времени заниматься делом Шиманских, и оно ему изрядно надоело. После выпитых ста пятидесяти граммов водки «Абсолют» и съеденного мясного салата «Огни Шереметьева» Вуйцика посетила мысль, что название салата звучит как-то двойственно, отчего ему стало весело, и он решил продолжить трапезу – заказал еще немного водки и салат под названием «Салат-коктейль с лососем» исключительно потому, что понравилось слово «коктейль».

Вуйцик думал, что все-таки хорошо он справился с этим делом – сумел идентифицировать Юлию и Марека, сумел обеспечить их лечение, хоть и с большим трудом, выбил страховые выплаты и наконец сумел организовать отъезд на родину супругов Шиманских. В общем, Вуйцик был прав, он действительно многое сделал и сделал хорошо. Единственное, о чем не догадывался дипломат, так это о том, что Шиманские были вовсе даже не Шиманскими, хотя многое и унаследовали от трагически погибших в России супругов.

Вполне довольный собой Вуйцик направился к парковке и только тут сообразил, что вряд ли ему следует садиться за руль автомобиля в несколько нетрезвом состоянии. Выругавшись про себя, он поплелся к стоявшему на первом этаже терминала ларьку с надписью «Такси», дойти до которого ему не удалось по той причине, что десятка полтора крепких молодых мужчин стали наперебой предлагать ему услуги частного извоза. Зная особенности аэропортового бизнеса, Вуйцик первым делом спросил:

– Сколько?

Услышав сумму в триста долларов, Вуйцик предложил свою цену в десять раз меньше запрашиваемой, на что автоизвозчик радостно согласился. Долго живя в России, иностранцы быстро усваивали особенности спроса и предложения на различные услуги, редко попадая, в отличие от своих неопытных коллег, в ситуации, которые местные «бизнесмены» обозначали словосочетанием «развести лоха».

Пока Вуйцик выпивал в ресторане, а затем торговался с водителем, авиалайнер польской авиакомпании одновременно с левым разворотом медленно набирал высоту, чтобы взять курс на Варшавский аэропорт имени Фредерика Шопена. Августовская Москва с ее жарой, пылью на дорогах и начинающими желтеть листьями осталась позади.

Два часа полета прошли незаметно, пограничные и таможенные процедуры заняли не более двадцати минут. Офицер погранслужбы только поинтересовался у Юлии, не было ли проблем с продлением виз в России. Узнав от стоящего рядом Марека, что визы продлевали в связи с длительным лечением супруги после автокатастрофы, офицер пожелал скорейшего выздоровления, проставив в паспорта штампики о въезде в Польшу.

Шиманские прошли на стоянку такси; сев в машину, Марек попросил водителя отвезти их в самый центр Варшавы, в отель Polonia Palace, номер в котором он заблаговременно не только забронировал, но и оплатил кредитной картой. Провести ночь в отеле супруги решили, чтобы отдохнуть и на следующий день, не торопясь, поездом доехать до Кракова, где уже более трех месяцев пустовала их квартира на улице Юлиана Фалата. Задолженности по оплате за отопление и телефон Марек оплатил еще из Москвы также кредитной картой, денег на которой после этих операция осталось совсем мало. Правда, было двадцать тысяч долларов наличными, которыми Шиманских через Семёныча снабдил Михаил Алексеевич; этих денег могло хватить на оплату медицинских страховок и месяцев на пять скромной жизни, ну а там, глядишь, как-нибудь все наладится.

Отель Polonia Palace, расположившийся в центре Варшавы, встретил Шиманских просторным номером с кондиционером, подогреваемым полом и безупречно чистой ванной комнатой.После перелета из Москвы единственным желанием Юлии было лечь в кровать и поспать. Марек же, напротив, был полон энергии, первым делом залез под душ, затем попробовал содержимое мини-бара, после чего сел смотреть спутниковые телевизионные каналы.

Юлия проснулась около девяти вечера от сильного чувства голода, которое стало иногда проявляться самым непредсказуемым образом. Вероятно, это было связано с беременностью, во всяком случае, ранее такой эффект никогда не наблюдался. Решено было срочно спуститься в ресторан.

Выбор блюд в ресторане Strauss был настолько обширен, что на изучение меню потребовалось бы, как минимум, полчаса. Поэтому Марек просто попросил официанта принести ему средней прожарки говяжий стейк, а Юлия, неожиданно даже для самой себя, заказала бигос*.

В зале звучала живая фортепианная музыка, казалось, что пианист играет для собственного удовольствия. Музыкальный репертуар охватывал все жанры – вальсы Шопена переходили в мелодии танго Ежи Петерсбурского, которые сменялись темами песен Битлз, после «Yesterday» звучала барочная музыка Моцарта, как-то незаметно переходящая в латиноамериканскую попсу.

Обстановка позволяла хотя бы на время расслабиться, чтобы не думать о сделанных под напором Михаила Алексеевича шагах, так круто изменивших дальнейшую судьбу.
Все предыдущие дни Мареку не давала покоя мысль, что, по сути, они с Юлией – воры: украли чужие жизни, а свои выбросили на свалку. Чем больше Марек думал над этим, тем противнее становился сам себе. Дело было даже не в том, что он перестал быть Станиславом Ставским, а в том, что он похитил жизнь другого человека. С другой стороны, если бы они этого не сделали, то Марек и Юлия навсегда бы ушли в другой мир. Вот в этом-то и была как раз основная проблема. Михаил Алексеевич своими опытами прервал естественный ход событий, души умерших не попали в место предназначения, а переселились в чужие тела, образовав там некую коммунальную квартиру, а, как известно, соседи по коммуналке редко уживаются друг с другом.

Слушая музыку, Марек начал понемногу успокаиваться. Что сделано, то сделано, надо жить. Рядом с ним Юлия-Катя, скоро родится ребенок; сколько бы он себя ни мучил, назад отыграть уже нельзя. Вспомнились слова одного знакомого академика из прошлой научной жизни, который любил повторять применительно к любой ситуации, что отыграть назад нельзя только из могилы. Так вот, Иван Иванович, бывают ситуации, из которых отыграть нельзя, хотя это вроде и не могила.

Перед тем, как лечь спать, Марек подошел к окну. Ночная Варшава была подсвечена множеством разноцветных огней; слева, метров через триста от отеля, светилась вывеска торгового центра Zlote Tarasy, прямо напротив которого расположилось здание центрального железнодорожного вокзала Warsawa Centralna, с которого завтра днем должен отойти поезд на Краков.
*Бигос (польск. bigos) — традиционное блюдо польской кухни из квашеной капусты и мяса.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/12/31/692