Этажи времени. Глава 19

Начало http://www.proza.ru/2015/11/10/848
Холодная вода из-под душа успокаивала и приводила мысли в относительный порядок. Катя стояла уже минут десять под прохладными струями. Пришло понимание произошедшего в реанимации: конечно, никто и не мог заметить подмены анализов, ведь работал профессионал своего дела. Не зря же этот старый мошенник брал в руки пробирки и карточки, можно не сомневаться, что Вуйцик держит в руках запечатанные пакеты с настоящими отпечатками пальцев и с настоящей кровью супругов Шиманских. Таким образом, проблема идентификации личностей, похоже, решена, но что делать дальше и как разрешить всю ситуацию целиком, пока не понятно.

Катя закрыла кран, вытерлась огромным махровым полотенцем, оделась. Надо было идти в кабинет шефа. Когда она вошла, Михаил Алексеевич и Вуйцик уже успели выпить половину коньячной бутылки, отчего лицо дипломата светилось свекольным цветом, а настроение было приподнятым.

– Катя, присоединяйся, пока мы тут все не выпили, – Михаил Алексеевич налил коньяк в рюмки. – Пан Вуйцик рассказывает интереснейшие вещи! Оказывается, наша пациентка почти что русская. Впрочем, наверное, пан секретарь лучше сам расскажет про Юлию Шиманскую.

– Благодарю вас, пан профессор. Мы действительно запросили дела Шимански из Польши, там ничего слишком интересного не нашлось. Самое интересное – то, что пани Юлия оказалась по линии отца происхождением из России, точнее из русской окраины с юга – из Грузии. Ее паненьски* фамилия... – Вуйцик заглянул в блокнотик, – ...вот нашел, ее паненьски фамилия Циковани или Чиковани, зависит от того, как произнести, я точно не знаю. Ее прадед – какой-то, как у вас говорят, князь из Тифлиса, теперь Тбилиси, – женился на польке, а их дети остались потом жить в Кракове.

Циковани-Чиковани. Катя понимала, что этого просто не может быть, потому что так не бывает. Циковани-Чиковани – нет и еще раз нет! Но черные волосы Юлии – да, конечно, грузинка. Да, Чиковани женился на польке; она, кажется, была из Кракова – да, точно, из Кракова.

Значит, вчера в Склифе умерла правнучка Вахтанга Чиковани – адъютанта генерала Ставского, коменданта Шлиссельбургской крепости, родственника Стаса. Получается так, что Михаил Михайлович Ставский спас жизнь корнету Чиковани, а жизнь Юлии спасти не удалось.

Катя одним глотком выпила рюмку коньяка.

– Скажите, пожалуйста, пан Вуйцик, а родственники Юлии живут в Польше? Я имею в виду возможность проведения сравнительного анализа ДНК.

– К сожалению нет, пани доктор, мы не нашли никакие родственники. Но пани Юлия, когда училась в университете, сдавала донорскую кровь, и имеется ее анализ ДНК.

– А родственники Марека Шиманского?

– У пана Марека есть только очень дальние родственники. К тому же они есть очень старые и мало что знают о пане, видели его лет двадцать пять назад и больше ничего о нем сказать не могут.

– Екатерина Андреевна, мне кажется, что мы немного заболтались, уже пора допить бутылку и отпустить нашего гостя, – Михаил Алексеевич разлил остатки Hennessy. – Давайте выпьем за здоровье наших пациентов с надеждой на их полное выздоровление.

Вуйцик сложил запечатанные пакеты в небольшой чемоданчик, туда же положил предоставленные документы и диски с видеозаписями.

– Благодарю вас, господин профессор, и вас, госпожа доктор, за помощь, обращайтесь в случае необходимости. Польская сторона готова оказать любое действие для наших граждан. До свидания, надеюсь на новые встречи и по более радостным поводам.

После ухода Вуйцика Михаил Алексеевич помолчал минуты две, затем пристально посмотрел на Екатерину Андреевну.

– Вот что, Катя, давай одевайся, прихватывай Станислава, и пойдем немного погуляем, а то я что-то устал от нашего польского товарища.

– Да, Михаил Алексеевич, я бегом к себе, переоденусь и сразу же спускаюсь вниз. Встретимся в вестибюле.

Территория госпиталя позволяла совершать длительные пешие прогулки вдали от людской суеты и чрезмерно любопытных глаз.

Кате не терпелось задать множество вопросов Михаилу Алексеевичу, но она никак не могла решиться задать первый и главный вопрос о том, какую игру и с какой целью затеял ее шеф. В итоге первым заговорил Михаил Алексеевич.

– Знаете, друзья, я, наверное, должен вам многое объяснить. Здесь в парке нет прослушивающей аппаратуры, но, как говорится, бережёного Бог бережет. Поэтому давайте просто погуляем и поговорим немного о наших делах в лаборатории. Последнее время опыты наши идут не слишком успешно, мы почти не продвигаемся вперед в вопросе переноса данных с записанных образов на мозг испытуемого.
Не знаю, в чем дело, – то ли в аппаратуре, то ли в том, что испытуемые не очень подходят, а может быть, сам метод является порочным. Как я уже говорил, одной испанки маловато для сколько-нибудь значимого результата. Я очень надеялся на энергию Владимира, его увлеченность делом, но Владимира больше нет, а на кого еще положиться, я не знаю. Видимо, придется постепенно свертывать тематику.

– Да, но у нас есть еще несколько добровольцев, с которыми можно поработать, есть и Станислав, который также может поучаствовать в экспериментах, – говоря о Станиславе, голос Кати дрогнул, и, конечно, Михаил Алексеевич сразу уловил это.
– Знаешь, Катя, мне что-то совсем не нравится контингент твоих добровольцев, включая и вас, Станислав Васильевич. И вот почему. Владимир отбирал всех по каким-то своим критериям, и очень может быть, что критерии были не совсем правильные. Что же касается Станислава Васильевича, то тут вообще очень странная история, которая заставила меня подозревать Владимира в не совсем честной игре.

Дело в том, что последние месяцы Владимир стал как-то очень легко находить испытуемых. Пришлось позаботиться о том, чтобы рядом с ним был доверенный человек. Тут как нельзя лучше подвернулась моя бывшая лаборантка Лёлька, Ольга Олеговна. Она хоть и полная дуреха, но исправно отзванивала и рассказывала все, что видела и слышала, естественно, не безвозмездно.

– И что, удалось выяснить что-то про Владимира?

– Поначалу – нет. Никаких левых контактов у него не было, практически ни с кем не общался, у него даже не было аккаунтов в социальных сетях. Единственное, что можно было бы поставить ему в упрек, так это чрезмерное усердие в работе. Конечно, хорошо, когда человек увлечен работой, но только до определенного предела. Лёля как-то заглянула в его блокнот и обнаружила там целую базу данных на различных людей. Владимир собирал досье на потенциальных испытуемых, предназначавшихся для работы в нашей лаборатории. Я некоторое время назад просмотрел список Владимира и обнаружил там фамилию «Ставский». Спросил у Лёльки, не знает ли она, кто такой этот Ставский...

– Скажите, а эта Лёлька, случайно, не в университете работает? – Станислав перебил Михаила Алексеевича.

– Вы угадали, она работает лаборанткой на одной с вами кафедре на мехмате, Станислав Васильевич. И именно она по просьбе Владимира накапала вам что-то в чай, после чего вы и оказались в объятиях Екатерины Андреевны.

– Вот стерва! А почему именно я попал в список Владимира?
Что во мне такого особенного, чтобы я мог заинтересовать кого-то в качестве подопытного кролика?

– Я тоже задал этот вопрос Лёльке. И знаете, что она ответила? Она по собственной инициативе порекомендовала вас Владимиру.

– Ну и тварь! Но почему рекомендовала именно меня?

– Она и это объяснила. Владимир спрашивал ее, нет ли среди сотрудников кафедры или факультета людей с богатым внутренним миром, эмоциональных, увлекающихся искусствами, музыкой и тому подобным. И Лёлька назвала вашу фамилию.

– Интересно, и что такого особо эмоционального она нашла во мне? Преподаватели математики, как правило, люди достаточно скучные.

– Лёлька думает о себе, что она очень умная и наблюдательная. Однажды она подслушала по параллельному телефону ваш разговор с каким-то немцем.

– Действительно, я иногда разговариваю с доктором Вестфалем из Боннского университета, он даже как-то приглашал меня к себе в гости, мы замечательно провели время в Бонне. Но я совершенно не понимаю, каким образом из подслушанного разговора Оля смогла сделать вывод о том, что я подхожу Владимиру для его опытов. Тем более что мы говорили на сугубо профессиональные темы, да еще и на немецком языке, которого, как я понимаю, Оля не знает.

– Вот в этом-то и дело. Вы никогда не обращали внимания на то, что, когда человек говорит не на родном языке и при этом владеет им не в полной мере, он повышает голос, как будто говорит с плохо слышащим собеседником? Добавьте к сказанному фонетические особенности немецкого языка, я бы сказал, некое такое лающее звучание – вот вам и резкая эмоциональная окраска, которую услышала Лёлька. Немецкого, как, впрочем, и любого другого иностранного языка, она не понимает, а желания услужить Владимиру было выше крыши. Вот она и решила сделать приятное своему бойфренду.

– Понятно. Но ведь я мог по скорой помощи попасть в совершенно случайную больницу.

– Нет, не могли, Станислав Васильевич. Лёлька была все время на связи с Владимиром и проследила вас до самой смотровой площадки около университета. Когда вы потеряли сознание, Владимир на машине скорой помощи находился совсем рядом. Ну, а доставить вас в клинику к Екатерине Андреевне было уже делом техники.

– Знаете, Михаил Алексеевич, а я даже рад, что все так случилось: что встретил Катю, что познакомился с вами. Я уже говорил Кате, скажу и вам – мне осточертела моя работа, хочется все бросить и начать жить другой жизнью. Поэтому я и принял предложение об участии в экспериментах, делайте со мною все, что считаете нужным.

– А вы уверены, Станислав Васильевич, что те планы, которые у меня есть относительно вас, вам понравятся?

– Нет, не уверен, но я уверен в другом. Что бы ни сделала Катя, она не сделает это мне, точнее нам, во вред.

– Ну, что же, если вы считаете себя с Катей единым целым, то пусть так оно и будет. В таком случае я принимаю решение о дальнейшем продолжении эксперимента, в котором ключевые роли отводятся вам двоим. И да будет всё так, как предсказано.

Последние слова показались Стасу очень знакомыми, он их уже где-то слышал. Конечно, именно эту фразу он услышал от Владимира в своем сне, лежа на койке в реанимации!

– Михаил Алексеевич, вы только что произнесли цитату из книги, которая находится в вашем институтском кабинете.

– Знаете, Станислав Васильевич, я начинаю думать, что Лёлька сделала в отношении вас правильный выбор и что она не такая уж дура, как кажется.

*От panie;skie (польск.) – дева, девичья.
Переход к Главе 20. http://www.proza.ru/2015/11/10/1454