Голос леса

Что может быть лучше октябрьского леса, прихваченного лёгким заморозцем! Засидевшиеся за неделю собаки, стоит только спустить их с поводков, уходят в полаз. И теперь только редкий лёгкий похруст выдает их присутствие.

Но вот стихает и он — собаки отошли в поиске. Останавливаюсь возле большой, развесистой осины. Перевожу дух, прислушиваюсь. Тишина. Описать её невозможно. Её можно только услышать. Почувствовать. Не столько ушами, сколько всем телом, всем нутром. Прочувствовать и раствориться в ней без остатка. Почувствовать себя ничем и всем сразу. Кажется, ещё миг и все тайны бытия откроются перед тобой.

"Крык!" — где-то почти над головой раздаётся грохот. Резким движением вскидываю вверх голову, уже зная, что это. Так и есть. В изрядно поредевшей осиновой шевелюре, у самой её макушки, обломился жёлтый, с грязно—чёрными кляксами лист. Почему-то я вижу сразу именно его и успеваю втянуть голову в плечи, прежде чем раздаётся следующий удар. "Тук!" - это замёрзший лист, планируя, коснулся тонкой ветки. И всё. Вместе с тишиной пропадает ощущение нереального, невозможного, даже чего-то запретного для человека. Но проходит ещё несколько увесистых секунд, прежде чем раздаётся новый звук. "Бум!" — порхая вниз, жёлтый скиталец задевает ствол вырастившего его дерева, прощаясь и прося прощения, уходя навсегда. Проходит целая минута, прежде чем ему удаётся добраться до земли. "Шшш", — последний раз шелестит он, скользя по своим опавшим собратьям, чтобы больше никогда не взбудоражить этот мир шелестом.

Снова воцаряется тишина. Но ей уже не стать абсолютной, сокровенной, невозможной. Просто тихо. Просто ни звука. Впрочем, новый "крык!" начинает новую осеннюю одиссею. Всё начинается сначала. Уже не так величественно и беспощадно. Снова не спеша поднимаю голову вверх и уже не столько слухом, сколько взглядом любуюсь новой стороной проходящей жизни. Едва поднявшееся солнце первыми лучами охватило отходящее к зимнему сну дерево, раскрасило его мириадами огненных искр.

Стылая вода каплями на листьях, где окоченевшая в лёд, где ещё не успевшая поддаться чарам октябрьского утренника, расцвела блеском всех бриллиантов мира.

- А-а-а! — не столько звучный, сколько яростный зарёв Валторны (собаки) порвал тишину. Впрочем, много ли в ней теперь проку? Этим же мгновением, самым первым звуком, даже чуть его предвосхищая, сразу приходит ощущение леса, ощущение себя и ружья, висящего на плече стволом вниз. Сняли зайца с лёжки. Плотно сегодня лежит косой, но упорное «вышивание» выжловки (гончей суки) сделало своё дело. И вот теперь, давясь, она пошла едва ли не в видок за зверем, очумевшем от близости собаки и рванувшим на уход, куда глядят его косые глаза.

Проходит десяток секунд, и в визг вплетается, перекрывая его и заглушая, иерихонская труба Сигнала (собаки). И понеслось! Гон резко, с заворотом стал уходить вправо.

Музыка гона настолько завлекательна, упоительна и завораживающа для гончатника, что сравнивать её с чем-то просто кощунство. Старики, всю жизнь державшие гончих, случается, выезжают вместе с молодёжью (по их понятиям), и пока эти пятидесяти-, а то и шестидесятилетние «салаги» носятся по лесу, пытаясь перехватить ушастого, спокойно пьют чаёк из термосов на валёжине, перемежая его домашними булками, упоительно слушая гон. Впечатлениями не делятся. Все впечатления, все переживания будут в обратную дорогу, дома, а пока необходимо впитать каждую ноту, каждый скол.

Попивая чай и кутаясь в тёплую, уже зимнюю одежду, старики сидят и слушают собак. Собак и лес. Лес их юности, который в пору их бурной молодости срубили, и вот теперь он уже вытянулся снова. Тот самый лес, но всё-таки другой. Молча пьют чай, и под заливы собачьего лая приходят воспоминания.

Впрочем, что-то я задумался. Пора выдвигаться к месту подъёма — самый надёжный способ встретить косого, охотясь в одиночку. Аккуратно, стараясь не шуметь, пробираюсь через молоденький ельник, пригибая книзу колкие лапки, шуршу полёгшей, прихваченной инеем, осокой в болотинке, обходить которую слишком долго, и вот, наконец, выбираюсь на место, где, должно быть, и лежал заяц. Три шага в сторону, и вот теперь разлапистая ель не мешает обозревать мне весь мир. Всё. Залихватский лай, смолкший несколько минут назад на полуслове, также неожиданно продолжился. Косой пошёл к подъёму, ко мне. Есть ещё несколько минут.

Снимаю рюкзак, осматриваю и прикладываю ружьё к плечу. Остаётся только ждать, ждать и смотреть в оба. Даже в начале октября лесной кустарник да молодые деревца в рост человека, укрытые от заморозков своим старшими собратьями, не сбросили лист, и видимость во все стороны очень плохая. А «матёрый зверюга» может появиться всего на секунды отовсюду, даже со спины.

Голоса собак уже чёткие и ясные, уже прекрасно слышны их переливы. Замираю в ожидании. До собак остаётся всего ничего…

«Прошёл, прошёл косой, обошёл стороной», - мелькает мыслишка. И сразу же краем глаза замечаю движение. Выстрел. Есть. Как разворачивался, вскидывая ружьё, как целился, прошло где-то краем сознания. Подхожу. Матёрый зайчина. Собаки, ведомые следом, сворачивают в сторону. Не делая резких движений, перезаряжаю ружьё, осматриваюсь по сторонам. Всяко бывало. Этот мог быть и шумовым, спугнутым с места гоном, а вслед за ним может выкатить и сам виновник этого гвалта.

Но нет, почти вместе появляются мокрые от растаявшего на их шерсти, сбитого с травы и кустарников инея, идущие точно по заячьему следу собаки. Вот они натыкаются на зверя, и отчаянный рёв обрывается. Обнюхали. Он. Тот самый.

Не остыв от горячки гона, они переминаются с ноги на ногу, отходят и подходят снова. Опять обнюхивают зверька, как бы пытаясь лишний раз удостовериться, что это их, гонный заяц. Наконец, успокаиваются и ложатся.

Вот и всё. С полем! — как говорят охотники. Охота состоялась. Прекрасная погода, разбавленная лёгким ветерком, поднявшимся после восхода. Рабочие собаки, добытый зверь. Это именно то, что гонит нас из дому, отрывает от семьи и хлопот по хозяйству. Это то, что никогда не будет понято неохотниками.

Уложив трофей, вскидываю на плечи изрядно потяжелевший рюкзак, беру ружьё. Собаки без команды поднимаются и, дождавшись, пока я дам направление первыми шагами, скрываются в молодом ельнике. На часах почти десять. День начался. Охота продолжается.

Не спеша бреду по лесу, с лёгким шуршанием теряющему свой золотой наряд. Бреду, давая собачкам время обшарить лес, разобраться в его запахах. Погулять и поднять следующего зайца. Бреду, отстраняясь от мыслей, любуясь оживающими из льдинок в солнечных лучах каплями на ветвях деревьев. Скоро они начнут капать мне за шиворот. Охота продолжается...