Лесное. У всего есть начало и конец. Часть 9

Окончание

Начало: http://www.proza.ru/2015/08/07/208

Фото автора. Дом дедушки и бабушки. Воронеж, ул. Морозова 9
                    После смерти дедушки и моего отъезда из родных пенатов начался страшный и тяжёлый период в жизни бабушки. В своей голове я нахожу тысячу объективных причин необходимости моего отъезда из Воронежа. С прагматической точки зрения я выбрал единственно верное и обоснованное решение.  В Воронеже, с его неразвитой мебельной промышленностью и при избытке специалистов, плодящихся в  воронежском профильном институте, деловая карьера в хорошем смысле, была невозможна, будь ты хоть сто пядей во лбу!
                    Жизнь подтвердила рациональность принятых мной решений. Приехав в Ростов в 1967 году, я трудился рабочим, технологом, главным технологом, заместителем главного инженера. К 1972 году в свои двадцать восемь лет я уже занимал должность директора, а впоследствии и генерального директора научно-производственного объединения.
                    Тогда почему же так гложет совесть? Особенно сейчас, когда я вплотную приблизился к возрасту бабушки? Очевидно потому, что душа рациональной не бывает.  А теперь… Как говорят в детективах с этого места поподробнее.

                    Со смертью деда и моим отъездом обрушился годами устоявшийся уклад жизни. Бабушка просто потерялась. Она сохраняла активность и жизнерадостность, но, как она сама мне говорила, «что-то сломалось у неё». А сломалось главное - цель жизни! Ушли главные «объекты» дедушка и я.
                    Обслуживать дом самостоятельно она не могла. Печное отопление требовало заготовки дров, угля, которые надо таскать из сарая. Топка двух печек зимой и необходимость чистить от снега двести метров дорожек не под силу пожилым людям, да ещё с давлением под двести! Газ в доме отсутствовал и еду готовили на керогазе, для которого я покупал и привозил керосин из  ближайшей керосиновой лавки, находящейся в километре от дома. Летом на велосипеде, зимой на санках с бидоном керосина – с содроганием вспоминаю эти прелести частного дома в советские времена!
                    Зима это кара божия! Утром колешь уголь и таскаешь дрова. Выгребаешь сгоревший уголь из печки (вторая печь топилась дровами) и садишься его перебирать, то есть отделять годный для повторной топки не сгоревший уголь. Пыль стоит столбом. Затем нужно пересыпать шлак в вёдра и вынести их на лесную дорожку. Я уже не говорю о том, что надо ходить в магазин, готовить, выносить мусор, стирать, убирать и прочее, прочее…  Разве под силу это старому человеку?

                    Перед моим отъездом в Ростов мы с бабушкой взяли на постой студента первого курса лесохозяйственного факультета Славу без оплаты за жильё с условием, что он будет выполнять домашнюю работу. Слава – невысокий кряжистый парень с ёжиком на голове и глуповатой циркульной физиономией приехал в институт из Курской губернии. Общежития ему не дали по причине плохой успеваемости. Он  с охотой брался за любое дело, но вёл себя бесцеремонно и нахально, совершенно не понимая, куда и к кому  попал.  Мог усесться в бабушкино кресло, орал под гитару про парус, который порвали, хватал без спросу всё, что ему хотелось, и вообще чувствовал себя  дома близким родственником. Я злился, а бабушка называла его Маугли и считала все его выходки забавными. Славка на Маугли не обижался. Я так и не понял, знал ли он кто такой этот Маугли! Утром он умывался, брызгал на себя одеколоном «Сирень» и, красуясь перед зеркалом, напевал:
                    - Вот студент, так студент! Красота… Да и только!
Совершенно не понимал что можно, а что нельзя. То тарелки схватит, то мой галстук наденет! Когда я схватил его за ухо, оказавшееся на высоте моего плеча, он  совершенно не понимал моего раздражения:
                    - Всё равно, ведь висит! – верещал он, - чё я такого сделал?
                    - Без спросу нельзя брать чужие вещи, - вдолдонивал я в его девственную голову, не забывая при этом выкручивать ухо, и приговаривал, что, мол, следующий раз, если это повторится я не ухо, а голову ему отверну!
                    Он меня боялся, был настороже. Мои воспитательные методы кардинально отличались от бабушкиных, поэтому Славка - Маугли очень обрадовался, когда я уехал в Ростов.

                    Проблемы одиноких людей… Это надо прочувствовать самому. У нас на даче через улицу жили приятели: Володя и Лариса. Володя умер в позапрошлом году, и Лариса осталась одна. Она по-прежнему сидела в пластиковом  кресле перед крыльцом, по-прежнему негромко звучал приёмник. Она радушно нас встречала, шутила, и моя супруга сказала мне:
                    - Как хорошо, что  Лариса оправилась и, по-видимому, не очень озабочена своим вынужденным одиночеством на даче! Дочь с внучкой навещают… Хорошо!
                    - А ты глаза её пустые видела? – спросил я. И сказал совершенно заезженную банальную фразу:
                    - Каждый переживает по-своему.

                    Одинокие люди… Пожилые. Я специально не говорю старые. Этот критерий меняется с возрастом. В юношестве мне казались сорокалетние – стариками. А сейчас на восьмом десятке считаю себя пожилым, но ещё не старым!  Раневская об этом периоде жизни сказала:
                    - Тебе уже пора, а ты ничего не успела!  У меня тоже планы…
                    Быть пожилым и одиноким непросто. Это тяжёлая работа даже если сам в состоянии себя обслуживать. А если заболеешь, а рядом никого нет? Рассчитывать на добрых людей? На соседей? я убежден, что старики не должны жить в одиночестве – это бесчеловечно! И если родственники ждут только наследства – это плохие родственники.

                    Жизнь рано разбросала моих родных по разным городам и весям. Мама меняла театры и города и к моменту смерти дедушки проживала с мужем  (мы все звали его просто Борис) и моим родным братом Максимом в столице Таджикистана  Душанбе. Борис работал режиссёром на киностудии Таджикфильм, а мама руководила редакцией детских передач на  телевидении.
                    Тётя Инна – профессор Ленинградской Лесотехнической академии с 1945 года проживала в Ленинграде с мужем и дочерью.
                    Я в Ростове-на-Дону. Мечта  жить и работать в одном городе владела каждым из нас, но жизнь рассудила иначе.
                    Бабушка мечтала собрать всех членов семьи в Воронеже под крышу своего дома, однако  мечты не имели реальной почвы. Каждый из нас жил своей жизнью.
                    Смерть дедушки заставила маму бросить работу и приехать в Воронеж. Борис вёл переговоры с директором Воронежского драмтеатра, который предложил ему место главного режиссёра, оговорив  назначение в партийных органах. Получив гарантии по работе, Мама с Борисом обменяли квартиру в Душанбе на Воронеж. Их квартира с домом бабушки находилась на разных концах города.
                   Слушая анекдоты про еврейское счастье,  я не думал, что оно может  быть рядом, касаться членов нашей интернациональной семьи! Тем более, что единственным евреем был отчим! В день приезда Бориса в Воронеж скоропостижно скончался бессменный директор драмтеатра, продвигавший Бориса на пост главного режиссёра. А кандидатуру Бориса на пост главного режиссёра Воронежский Обком КПСС не согласовал, несмотря на предварительные договорённости. Подвела пятая графа - сказали, что евреи пенсионеры театру не нужны. Больше того, не дали согласие даже на место очередного режиссёра театра. Мама с Борисом оказались у разбитого корыта. Квартира есть – работы нет! Первоначально мама с Борисом стали жить вместе с бабушкой и тут все мечты разбились о бабушкин характер и совместный быт!    Мама долго не выдержала.
                     Бабушка унаследовала нрав и самодурство от своего деда - помещика Пэлко – Бесядовского.  Всем и везде могла показать кто в усадьбе хозяин!
                     Огня в раздоры подливал и Борис – это он умел делать профессионально. Имея паршивый и склочный характер,  ввязывался в постоянные ссоры, и их жизнь стала невыносимой в самые короткие сроки.
                     Вот, что мама написала мне в Ростов:
             - Жить с мамой (бабушкой) в ее доме невозможно. Если бы я согласилась, то все равно не выдержала бы. Заболела бы на нервной почве и сдохла! Мама стала вести себя  особенно раскованно: топает на меня, кричит, что она здесь хозяйка!  Топить надо только так как она, все делать так, как она и пр. и пр. и пр. Все необычайно сложно. Я так не могу.
   
                     Мама решила жить отдельно в своей квартире, а к бабушке приезжать и помогать. Это был неверный шаг.
                     В следующем письме мама мне написала:
                     - Теперь стало ещё хуже и сложнее. В свободную минуту вместо того, чтобы делать дела дома, я мчусь в Лесное. В результате уже вторую неделю дома не убираю, а обеды давно не готовлю. А мама огорчается, что у неё по дому не делается, что ей нужно. Я что-то догадываюсь сделать, а многого нет. Спрашиваю – она отказывается. Если посылаю Бориса помочь – обязательно скандал. Она не дает ему ничего делать. Ей одной жить нельзя, но и у нее тоже жить невозможно. Зимой обязательно возьму ее к себе.
                    Вот такое письмо. Возникла необходимость продажи дома и переезда бабушки к одному из нас: маме, Инне или ко мне. Я котировался за сына бабушки. Оставался  вариант совместного проживания с бабушкой, но первые попытки мамы дали отрицательный результат. Кроме того всплыли и другие обстоятельства, о которых мне мама жестко написала в Ростов:
                    - Бабуська совсем сдала и это понятно только тогда, когда поживешь с ней рядом. Вот Инночка тоже не все себе представляет, и ты еще не понимаешь. А меня берет ужас от моей беспомощности в отношении облегчения судьбы мамы. Бабушкин дом – надо о нем нам всем забыть. Она все время что - то  придумывает. Поселиться кому то из нас  насовсем,  дело щекотливое, так как бабушку волнует  судьба Инночки и если дом не продавать, то бабуся настаивает, что Инночкину долю стоимости дома ей надо отдать. Никто из нас этой суммы не имеет. Бабушка нервничает и сама не знает, что лучше. Ей советовать ничего нельзя – она ничего не принимает! Я это поняла и говорю ей:   делай, что хочешь -  как тебе хочется!
                    Все эти сложные вопросы вы  предоставили решать одной мне. Вы все молчите и ждёте. Всем хочется и дома и денег. Ты без денег, Инна вся в долгах и вдруг я занимаю дом. Как я со всеми вами я буду расплачиваться? – Сама без денег. Если бы мы все были сплочены – надо было съехаться и договориться, может быть, и было бы дело…  Мы все должны были поставить маме условия и прочее… Все равно все трудности достались бы мне, но я хотя бы понимала, что все делается сообща, для будущего. А так все молчите. Инна даже на мои письма не ответила – значит надо решать мне, а у меня ни сил, ни денег.

                    Как  ни горько признавать, но это абсолютная правда. Жесткая и горькая, но, правда. Именно такую ренегатскую позицию мы все и тогда и заняли.
                    С этой ситуацией и «укрощением строптивой»  бабуси мог бы справиться только я. С ней можно было совладать только с помощью любви и «мягкого» диктата. Мне не раз приходилось наблюдать, как бабушка сдавала позиции, если мягко, но настырно её убеждать. Наилучший результат получался, если удавалось убедить, что навязываемое решение она принимала самостоятельно, а ты оставался как бы в стороне. Эта «теневая» политика требовала терпения и сил, но она с бабушкой являлась единственно эффективной и правильной. По этому поводу мама писала:
                    - Только ты можешь ей делать замечания и настоять на своём. Мне это сделать нельзя. Инночка может ей нагрубить и ничего, а я возразить не имею права, но это все ерунда для меня. Я очень ее люблю и приноравливаюсь к ней как следует, чтобы она не нервничала и была довольна.
                                                            
                    С переездом мамы в свою квартиру ситуация пошла вразнос и вступила в решающую последнюю фазу.
                    Бабушка жить одна не могла, и она пустила квартирантов в дедушкину комнату. Как, где она их нашла – уму непостижимо. Отвратные люди. Она на них рисовала шаржи и писала сказки. Бывшие юристы  (она их называла Юры) – Пожилая пара бывших юристов – «крючков», бабушка называла их в сказках «Юры» увидели что, несмотря на чудачества, бабуся бесконечно добрый человек и сели на шею, стали потихоньку втираться в доверие. Просили прописать их. Зачем надо было пускать таких людей – непонятно!  Недостатка  нуждающихся в жилье студентов не было.  Временное проживание обеспечено  статусом, да и можно рассчитывать на  минимальную, но помощь. Бабушка в тот момент чувствовала себя одинокой в присутствии мамы, а этот вид одиночества самый страшный. Мама жила в Воронеже, но ведь на два дома жить ей было невыносимо тяжело. У неё образовалось два «подарка» - бабушка и Борис. В обслуге он хуже, чем ребенок. Мама так поставила себя, что чуть ли не нос ему вытирала, но это отдельный сказ. Этот дом мог выжить вместе с бабушкой только при одном условии – если бы я бросил Ростов и вернулся бы в Воронеж. Мы бы жили тогда душа в душу. Но как поется в одной популярной песне: было пять причин, за которые я себя корю и осуждаю, но понимаю, что иначе  поступить не мог и сделал все правильно, однако кошки все равно скребут. Первая и главная причина это то, что в Ростове я мог и стал настоящим специалистом и сделал карьеру руководителя. Работал с интересом и с удовольствием. А в Воронеже я был бабушкиным и дедушкиным внучком, самодеятельным музыкантом. Но это всё опять «Я», «Я» и ещё раз «Я».

                    Бабушкины письма, которые я сохранил, говорили  о ее подавленном состоянии. К продаже дома она уже 1,5 года практически жила одна, устала жутко, измоталась, но очень любила свой сад, дом. Для нее расстаться со всем этим было смерти подобно. Она остро чувствовала  одиночество и в очередном письме  пишет:
                    -  Конечно, жаль, но никто со мной из Вас не живет и я одна. Держать же постояльцев тяжело и рискованно. Все это время без деда меня мучили чужие люди, в конце концов, надо продавать. Я думаю, что деньги от продажи дома Вы разумно употребите.
                    Другим письмом она  сообщает, что объявились покупатели. В следующем письме радостно пишет, что, слава богу, продажа сорвалась! Ей хочется удержать хоть часть дома. Она делится:
                    - Тут так зелено! Чистый воздух, красота!
                    Письма рассказывали, что решения принимались очень непросто, в муках и именно после этого бабушка была надломлена. Она до конца билась, за свое родное Лесное, за свой сад. Сначала  появилась идея продать полдома, где бабусе отводилась  комната, прихожая, кухня с садом и огородом, а остальное продает. Другой вариант - оставить себе дедушкину комнату и т. д. Был уж совсем жалкий вариант: оставить себе сарай и полсада. А у каждого из нас были собственные думы и причины, которые в итоге привели к финальному аншлюсу. В одном из писем бабушка пишет мне:
                    -  В случае моей полной капитуляции буду жить, может быть у всех понемногу: у Марьяны, у Вас и у Инны. Помощь от меня маленькая, я скоро устаю, но помогу с ребенком по силам (она имеет в виду моего сына Сережу). У Марьяночки жить может и неплохо, но я лишаю Максу комнаты (она в письмах называла моего брата Максима - Максой, а маму с Борисом –Бэ  и  Мэ). Житье у Мэ будет трудным, она «меркантильна» с чистотой (ее ковычки. Имеется в виду, что мама чистюля, а бабушка нет), недвижимостью вещей на местах, Инна издерганная, жаль ее… Нервы у нее  ни к черту. Как жить? Остаешься только ты - мой сыночек.
                    А у «сыночка» то есть у меня не было условий проживания с бабушкой. Мы снимали флигели и перспектива на получение жилья была туманной. С высоты прожитого должен сказать, что в тех Ростовских условиях у бабушки не было бы, не только комнаты, а просто угла. Учитывая режим моей работы – она постоянно была бы одна, и кончилось бы все это плохо. С моей женой они антиподы. Мама была права во всех своих рассуждениях и действиях. Конечно, надо было созвать «совет» семьи, на котором мы бы приняли оптимальное решение, которое не всех бы устраивало, но было бы понятным. Тогда можно было спасти дом и бабушку от душевных мук. Все мы считали продажу дома правильной и единственно возможной и нечего тут лукавить.
                    Дом бабушка продала сама в первой декаде августа 1969 года. Продала сама, ни с кем не посоветовалась. С вещами распорядилась в свойственной ей манере. Мама рассказывала, что бабуся была абсолютно неуправляемая. Кричала, что она здесь хозяйка и раздавала вещи налево и направо. Что - то продала за копейки. Вся округа хватала, что хотела и тащила себе по норам. Бабушка кому то дарила, а некоторые пёрли под шумок. Профессор Х. стащил большую скульптурную группу из чугуна «Травля кабана», подаренная деду на семидесятипятилетие, стоявшая на буфете. Мне он позже хвастал, что Нина Ивановна в память о деде подарила ему скульптуру, а бабуся отвечая на мой вопрос сказала, что ничего не дарила, а может быть и не помнит. Все пошло прахом! Бабушка измоталась и устала. Мама обо всем этом пишет  подробно. Грустят обе, но мама говорит, что иначе было нельзя. И грустит и радуется, что разделались с домом. Мама пишет, что дедушка стоит перед глазами. Сейчас я понимаю, что мама действительно не справилась бы с бабушкой. Вдвоем мы бы  победили, но опять - же никто не считал себя вправе, а я особенно, присваивать  дом, а по сути это выглядело бы  именно так, если бы я все бросил и приехал  в Воронеж.
                    Деньги были нужны (а кому они не нужны?) всем. Рассуждения по этому поводу никчемны и пусты, а бабушка  прислала мне сообщение:
            -  Все кончено. Со вчерашнего дня я бездомная. Деньги раздам. Тебя, сыночка моего не обижу никогда. Ты добрый и хороший. Твоим приглашением воспользоваться не могу пока, так как я с Вероникой (внучкой) еду в Ленинград на 2-3 месяца. Думаю, что не обидят, а потом сразу к тебе, мой дорогой сыночек!».

            Вот теперь все. Родное гнездо разрушено.  Повесть о Лесном завершена. Позади детство, юность, любовь и главное – бабушка! Страница перевернута. Жалко расставаться, но все когда-нибудь кончается… Впереди другая история.

Постскриптум:

                    Дальше начинается Ленинградский период жизни бабушки у моей мамы. Я навещал её, находясь в командировках и редких отпусках.
                    Она приезжала ко мне в Ростов неоднократно, пока были силы. Каждая встреча означала праздник для нас обоих.
                    Я очень благодарен другу по Прозе.ру, талантливому литератору Владимиру Теняеву и его супруге Лиле, которые первыми прочли ещё неопубликованные мемуары, развеяли мои сомнения  в части необходимости написания этой работы, одобрили мои усилия и начинания. Приняли участие в редактировании текста.

Особую благодарность выражаю Тамаре Петровне Москалёвой - строгому и взыскательному другу. Она терпеливо и последовательно редактировала и исправляла мои ошибки в этом произведении. Благодаря её высокому профессионализму текст мемуаров стал чище и лучше, приобрёл большую ясность и чистоту языка. Огромное спасибо Вам Тамара Петровна!