Все-таки она женщина

  За стенкой раздался грохот бьющейся посуды, и сразу же вслед за ним мужская отборная ругань. Это произошло настолько неожиданно, что я невольно вздрогнула и вопросительно посмотрела на мать.

- Не обращай внимания, - спокойно проговорила она, прихлебывая чай из блюдца. – У Ирки опять буянят!
- У какой Ирки? Семеновой, что ли?
- Ну, да. Одноклассницы твоей бывшей. – Мама придвинула к себе вазочку с вареньем. – Да ты кушай, кушай, дочка, пока завтрак не остыл. Когда еще теперь приедешь!

Я действительно последнее время довольно редко посещала свой родительский дом с тех пор, как, выйдя замуж, перебралась на другой конец города в квартиру мужа. Все некогда, да некогда. Как белка в колесе:  работа – дом,  дом – работа! А между ними ребенок и муж со всеми прилагающимися к ним заботами и хлопотами!

Я вдохнула:
- Ты права, ма! Знаешь, когда вчера Димка отвез Верочку к Елене Сергеевне и решил провести у  нее все выходные, я тоже решила сразу после работы поехать к тебе. Я что, хуже?
- Ну и умничка! Отдохнешь хоть немного от своей круговерти. Соседи бы только не мешали. – И она с неодобрением глянула на стенку, за которой снова раздались крики.

- Да уж, поотвыкла я от такой слышимости. Все-таки сталинские дома - это не то, что брежневские коробки!  А что это за мужик там матерился? Муж ее, что ли?
- Почему муж? Она самая и есть! Да и не замужем она. Кто ж такую возьмет? – мама усмехнулась: - Хотела бы я посмотреть на такого человека! С мамашей своей, Наташкой-алкашкой, опять чего-то не поделили!
 
- Что ты такое говоришь, мама! Я ведь явственно слышала мужской голос!
- Иркин это голос, Катюша! Неужели  забыла? Хотя, конечно, голосок у нее действительно, погрубел еще больше. - Мама немного помолчала, задумчиво помешивая ложечкой остывший чай.  - Несчастная она.  Жалко мне ее.  Да и не виновата она по большому счету.

- О чем ты, ма? Кого жалко? Ирку? – Я снова невольно вздрогнула от явно мужского тембра голоса, что-то гневно вдруг забубнившего за стеной.
Я, конечно, знала, будучи ее ближайшей соседкой, что  Иркина  мать очень сильно пила,  но у кого в семье не было проблем? Да и сама Ирка никогда не давала никому никакого повода жалеть себя. Напротив, вела себя она всегда независимо,  дерзко, если не сказать агрессивно.
 
- Да, Катя. Ты ведь многого не знаешь про Иру. Мы с ее матерью Натальей когда-то очень дружили. Но после того, как у нее трагически погиб первенец - ее пятилетний сын Игорек, - в ней будто что-то надломилось! Она тогда отдалилась от всех, замкнулась в себе.

- Постой, мама. Разве у Ирки был  брат? Я никогда об этом от нее не слышала. Хотя мы с ней, в общем-то, особенно и не дружили.
- Да, был. Это  – страшная история. Он ведь погиб фактически у нее на глазах. Выбежал со двора за собакой и был сбит мотоциклистом насмерть! Муж ее, Виктор, тогда во всем обвинил Наталью – мол, недосмотрела, с соседками проболтала жизнь единственного ребенка. Любили они оба сына своего безмерно.

- Ужас какой! А что же дальше было?
- Ну вот. Очень они горевали, а потом горе свое водкой заливать стали. Семейные скандалы стали у них часто случаться.  И в основном по пьянке. Причем пить они стали оба и сильно.

А когда Наташка через два года снова забеременела, вроде бы сначала все более менее успокоилось.  Но потом опять возобновилось с новой силой - со стороны Виктора, - когда выяснилось на УЗИ, что будущий их ребенок – девочка.  Дело в том, что ее муж всегда хотел иметь только мальчика. Такой вот пунктик, бзик у него был!

Наташку это сильно угнетало, ведь теперь на нее кроме вины за гибель сына легла еще и забота о вечно пьяном и обвиняющим ее во всех смертных грехах  муже. А Витьку своего, несмотря ни на что, Наташка очень любила и боялась его потерять. А тут еще эта девочка должна была родиться! Не хотела Наташка этого ребенка! В общем, решила она аборт сделать. Приходила ко мне советоваться. А я уже тогда и сама тобой была беременна! Конечно, стала ее отговаривать, доводы разные приводить. Ну и убедила не делать глупости.  Теперь вот думаю: может и зря, хоть грешно это так говорить!

- Ты о чем? – я уже не на шутку была заинтригована.
Тут же на мгновение представила себе, что я вот так во время беременности вдруг не захотела бы рожать свою Верочку, и мне чуть дурно не стало. 
- Нежеланный ребенок – вот причина всех бед! Причем, не столько у родителей, сколько у такого ребенка. В итоге выгнала Наташка Виктора своего, когда он на нее в порыве пьяного угара руку поднял. А ведь ей рожать вот-вот! Милицию тогда даже вызывать пришлось! Такой скандал был!
Веришь – нет, Виктор с тех пор, насколько я знаю, так и пропал. Никто его больше у нашего дома не видел.

- И что, Иркина мама замуж так и не выходила больше? 
Трагическая эта история меня сильно взволновала. Насколько я помнила, у Ирки никогда отца не было.
- Мужа законного не было, а так, через стенку, можно было сделать вывод, что мужчины у моей соседки Наташки были отнюдь не редкостью.
Когда Ирка-то родилась, первое время Наташка жила с каким-то мужиком, но он от нее очень скоро сбежал – кому охота жить под постоянный плач чужого ребенка?

А дальше – больше! Все чаще Наташка стала прикладываться к рюмке, благо собутыльников хватало. Дочку почти совсем забросила, да и работу тоже. А ведь она – классный парикмахер – ты же знаешь! Полдома к ней стричься ходили. И хорошо же стригла, но деньги у нее никогда не задерживались.

Ее ведь в свое время даже хотели материнства лишить, да она вовремя за ум взялась. Дочку-то ведь растить все же надо было. Кормить, одевать. Но, странное дело, если и покупала она обнову для дочери, то либо брюки, либо рубашечку мальчишеские. Никогда я ее в платье не видела.

- Да, мам, я помню, как в школе Ирка всегда в штанах ходила. Для нас было удивительно, когда она на выпускной пришла в скромном таком платьишке. Правда выглядела она в нем как-то странно и неуклюже. Или мы не привыкли такой ее видеть…

Она, кстати, и курить первой в классе начала. Мы все еще тогда думали, что голос у нее грубый от табака.  Да и вся она была такая резкая, мужиковатая, что ли. Подруг у нее никогда не было. Только приятели, да и то среди пацанов. Даже стриглась под мальчика. Говорила, что модно.

- Наташка это ее стригла так. И одевала с детства, как мальчишку. Видно, никак Игорька своего любимого не могла забыть. А голос у Ирки грубый, думаю, не от табака.  А от избытка мужских гормонов! Отсюда и повадки мужские. Ведь ждала Наташка мальчика. Думала об этом постоянно.  Да и потеря сына сыграла не последнюю роль…

Знаешь, Катя, - продолжила мама, - я считаю, что мысли могут стать вполне материальными, если постоянно думать о чем-то определенном.
За стенкой снова что-то сильно загрохотало.
- А где Ирка работает? – спросила я, поморщившись от шума.
- Не знаю, где-то на стройке. Выпивает частенько.  Стала еще больше на мужика походить. А как заговорит, со спины вообще не отличишь. А Наташка-алкашка два раза лечилась от алкоголизма. Зашилась даже. Совсем в старуху превратилась. А ведь ей еще год до пенсии.

Но все равно жалко мне только Ирку.
Раньше после сталинских репрессий существовал лозунг, что дети не должны отвечать за своих родителей. Ведь детям так называемых врагов народа крепко досталось от государства.  Но всегда и во все времена больше всего доставалось именно нежеланным детям от собственных родителей…

Мама замолчала. За стенкой тоже наступило затишье. Я подошла к окну и посмотрела на свой бывший двор, где детьми мы с подружками так любили играть в свои девчачьи игры. И только сейчас до меня дошло, что с нами никогда не играла Ирка, предпочитая сугубо мальчишеские забавы.

Вдруг раздался резкий звук дверного звонка.
- Ты кого-нибудь ждешь, мама?
- Нет! Пойду, открою! - удивленно ответила она, домывая чашку.
- Я сама открою!

На пороге стояла… Ирка собственной персоной! Я сразу же узнала свою соседку, но как же сильно она изменилась! Передо мной была уже не та прежняя Ирка - дерзкая, насмешливая, вечно кривящая губы в презрительной улыбке. Это уже был совсем другой человек - с изрядно помятой физиономией, в рваной футболке явно на голое тело и мужских тренировочных брюках. В давно немытых коротких темных волосах уже проглядывали первые признаки седины.

Ирка пьяно прищурилась и в следующее мгновение расплылась в широкой улыбке:
- Батюшки, какие люди! Никак Катька приехала! Ну, здорово, здорово! Ух, ты, какая стала! - Ирка бесцеремонно прошла в прихожую. Видно она была здесь частым гостем. - В дом-то пустишь? - она рассматривала меня во все глаза. - А тетя Таня дома?
- А, Ирочка! - мама вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. - Ты что-то хотела? А ко мне - видишь - дочка ненадолго приехала! - она говорила, как будто оправдывалась.

- Теть Тань, дай сотню до получки. Ей богу, отдам!
- Ира, я ведь тебе в начале месяца уже давала!
- Вот, сразу все и отдам! Ты же знаешь, теть Тань, мое слово - кремень! - Она вдруг громко икнула и прикрыла рот крупной кистью с обломанными ногтями. - Прошу пардону! - она снова остановила мутный взгляд на мне и подмигнула: - А пойдем-ка, Катюха, курнем на площадку. Пока твоя мать мне взаймы ищет!
- Я не курю, Ирка и тебе не советую! - я была буквально взбешена наглостью бывшей одноклассницы.

Нет, надо с ней разобраться!
- Но все равно, пошли. А заодно и побеседуем! - отчетливо выговорила я.
Ирка только удивленно хмыкнула. Ей явно не понравился мой тон.
Когда мы выходили, я поймала встревоженный взгляд мамы, обращенный на нас обеих.

- Ты чего это себе позволяешь, соседка? - начала я, когда мы спустились на пол-этажа ниже. - Врываешься к нам, как к себе домой, буквально требуешь деньги в долг, не отдав прежний, и вообще, ведешь себя у нас по-хозяйски! Тебе не кажется, что это все слишком?!

Ирка долго исподлобья вглядывалась в меня, словно изучая, с какой стороны лучше на меня напасть, затем, не спеша, дрожащими пальцами достала из заднего кармана треников мятую пачку сигарет и с удовольствием затянулась.
- Я - что? Я - ничего! Никого не трогаю. А в свой законный выходной день имею право немного расслабиться. Ты что-то имеешь против? - все это она проговорила расслаблено, как будто смакуя каждое слово.

При этом глядела она мне прямо в глаза. - Что ты вообще знаешь о моей жизни, вся такая чистенькая, ухоженная? А ты знаешь, что такое вкалывать на стройке? Мне иногда даже пожрать некогда! Прихожу домой, а там - голяк беспросветный! С мамашей говорить не о чем. Уставится в стенку, и только одно от нее и слышишь: отстань от меня, не до тебя, не лезь в душу! А кто ее от психушки спас, когда ее с белой горячкой увозили? Кто насильно ее зашил?

А-а-а, что говорить! Тяжело мне, Катька! В выходной день - один только праздник - выпить и забыть про жизнь эту проклятую!
Ирка сползла по стенке и села на корточки. Потом подняла на меня глаза, в которых застыли слезы.
- Вот ты мне скажи: для чего человек живет? Вот ты - для чего?
Я немного опешила от такой ее тирады. Никак я не ожидала, что наш разговор может принять такую вот форму.

Мое молчание Ирка восприняла по-своему.
- Вот, не знаешь! А еще вопросы всякие задаешь! - Она презрительно выплюнула окурок к дальней стенке.
- Почему не знаю? Знаю и очень хорошо! - я уже взяла себя в руки. - У каждого человека свои цели в жизни. Я, например, живу ради своей дочери и мужа, ради любви к ним, а также к своей матери, которую, правда, последнее время редко  посещаю.

Послушай, Ирка, тебе надо взять себя в руки! Ты посмотри, на кого ты похожа! Ты ведь - женщина! А выглядишь - ты только не обижайся - как пьяный биндюжник!
- Кто? - Ирка была озадачена.
- Не важно! Важно, что не как женщина!
- А я себя ею никогда и не ощущала. - Ирка встала с корточек и оглядела себя.
Мне даже показалось, что она  немного протрезвела - настолько осмысленным был  сейчас ее взгляд.
 
- Знаешь, Катька, а я ведь  одно время - давно, правда, -  хотела даже ребеночка из детдома на воспитание взять! Правда, правда! Только вот, как подумаю, через сколько всего надо будет пройти, сколько документов разных собрать, в ступор вхожу и сразу выпить тянет. А потом еще как на мамашу свою горемычную гляну, так такая меня ненависть берет ко всему, что и жить не хочется, не говоря уж о воспитании кого-то еще!

- И зря! Может,  ребенок этот детдомовский - и есть твоя цель в жизни! И еще, Ирка, прошу тебя пока по-дружески: к матери моей кончай шастать и деньги клянчить. Да и со своей полегче, что ли. Через стенку ведь не только нам слышно. А если у тебя будут приводы в милицию, не видать тебе ребенка, как собственных ушей. А насчет документов я тебе помогу. Юрист, как-никак! По блату -  как однокласснице и соседке! Ты только решение прими. Слышишь, Ирка?

Но Ирка не отвечала. Казалось, она ушла глубоко в себя. Она  смотрела на меня, но, казалось, меня не видела. И было странно наблюдать за ней – такой неуклюжей, с мужской фигурой, грубыми чертами лица, растрепанной и неопрятной. Странно, потому что мне вдруг почудилось, что из почти мужского ее обличья, наконец, проглянула душа женщины. И эту робкую попытку пробиться отражали ее глаза. Пустые - только на первый взгляд!

Наконец, она словно очнулась.
- Спасибо тебе, подруга. Я подумаю. - Ирка поднялась по лестнице и скрылась за своей дверью.
Она первый раз за всю свою жизнь назвала кого-то подругой.