Было

 
       Чего там говорить, было-было, и травой не поросло, все как сейчас  помню, все…. Мало того, все вижу, все чувствую  и даже запах волос ее слышу. А ночь!?   Кузнечики так трещат, что, кажется, уши закладывает.  А  на небе звезды, если всмотреться,  то и неба самого не видно, а только  лишь точки серебристые по всему небу рассыпаны.

       А ты с ней на самой верхотуре стога сена. Травы свежие, еще только утром скошенные.  И отсюда вся округа видна. Видно все и вся, а тебя нет. Потому что ты маленький на фоне исполинского силуэта свежеуложенного   стога. Где – то там наверху голова, как точка, а если лечь на спину и положить руки под голову, то и вообще не видно. Да и кому там смотреть. Дорога в метрах ста, это если только редкий  "полуночник" по ней поспешит на станцию, чтобы не опоздать на последнюю  электричку.   Да и то, все нормальные люди давно уехали.

       А тут луна из-за леса выходит. Сначала подернута розовой вуалью, как девица красная, не хочет сразу являть свой лик миру. Ну,  а поднявшись немного над лесом, скидывает она с себя свою вуаль  и предстаёт перед всем ночным простором во всей своей красе: белолицая, яркая, аж глаза слепит. От такой красавицы теперь скрыться трудно будет.

     Я поворачиваюсь к Верке, жадно ищу ее губы. Она сначала отворачивается от меня, а потом неумело тычется губами мне в щеку…. Я быстро нахожу их и жадно целую их по- мужски, грубо. Что только в эти минуты не проносится в моей голове. Губы сладкие, еще недавно мы набрели на заросли дикой малины…. Еще они пахнут ромашкой и васильками. Какие родные запахи! Как долго запах соленого ветра был единственным моим спутником в моих скитаниях. И наконец, я дома! Это поле, Русское поле! Да, и  это немало важно. В мире много различных пространств, одни высохшие прерии Техаса что значат! Но разве они смогут сравниться  с этой красотой? С этим жнивьем, с этой Луной, с этой Веркой, наивно поджимающей свои худые коленки под юбку, думая о самом худшем. Не знает она, что мне достаточно сидеть на этом стоге сена, свесив ноги вниз. Открыть объятья лунному свету и кричать,  чтобы услышал меня дальний лес  и примолкший поселок на том берегу реки  и вообще весь Мир: "Ура! Я счастлив! Я такой молодой, мне всего 22, и вся моя жизнь еще впереди! Эй, вы,  люди, слышите меня!?" Да разве им понять что-нибудь, занятым своими мелкими заботами, насколько я счастлив.

       Я оборачиваюсь к Вере, хватаю в объятия и начинаю жадно целовать. Такое впечатление, что она только и ждала этого. Она обвила меня своими руками,  приговаривая: "Сережа, Сереженька ты мой. Я люблю тебя!» Я начал нервно расстегивать пуговички на ее блузке, а потом  я просто утонул в белоснежности ее тела….

         Домой мы шли уже утром. Навстречу восходящему солнцу. Она изредка просила вынуть из - под кофточки ненароком застрявшую травинку. При этом блаженно улыбалась, постоянно повторяя: «Я люблю тебя». Я постоянно целовал ее, а редкие машины, проезжающие мимо, упрямо сигналили. Водители вертели пальцем у виска, хотя потом доброй улыбкой показывали свою сопричастность с происходящим. Вера и не знала, что уже вечером я улетаю в Ростов в мореходку, где проходил последний год своего обучения. А впереди еще ждал обозленный дед Матвей, который всю ночь поджидал свою внучку у порога. Но это все будет позже, а сейчас шел только лишь 1975 год, и все еще было впереди….

2014г