Компот-капот

В одном маленьком городке чрезвычайно районного подчинения, вернее, на его задворках  (а еще точней, в автоколонне) мы с женой и дочерью нашли капот. Крашеное металлическое корыто, некогда защищавшее «пламенное сердце» автомобиля ЗИЛ-131. Ну, как нашли? Сперли. Вообще-то буквально за час до этого мы сидели на кухне, и пили компот.

- Скучно, - вздохнула дочь.

- Чегооо?- впрелись мы в нее недоуменными взглядами. Всем нам ой как было что сказать ей. Про то, что человечество вконец обнаглело и его уже ничего не радует, про то, что это самое человечество за много веков существования методом проб, ошибок и внушительных шишек смогло отсортировать, что такое хорошо и что такое плохо. И хорошо - это когда преодолеешь нечто, иногда себя и будет тебе совсем не скучно и радость дивная.

Я же просто поведал об озере, где давным-давно мы с отпетыми дружками (многие из которых потом стали известными головорезами, а некоторые выдающимися спортсменами) проводили хоккейные турниры, рубились до великолепнейших бланшей, до сизых туловищ.

- И спиной вперед умеешь ездить? – изумилась дочь.

- Хм, - сказал я.

Пошел в сарай, откопал там замшелую в нитях паутины клюшку (как же головокружительно пахла она тогда, перемотанная новенькой черной тряпичной изолентой), снял с гвоздя коньки венгерской фирмы «Ботус». (А о них и говорить нечего - сплошное торжество звуков и замирания сердца от полета).

Когда мне было лет 12, папа притащил откуда-то эту мечту 43 размера. Три пары шерстяных, немного ваты приблизительно подгоняли ступни к ботинкам. Зато какие голы я в них заколачивал, доморощенный Макаров, виртуозный Харламов, блин! Перевесив коньки на шнурках через шею, прихватив в рюкзак дамские, мы почапали.

Однако выяснилось: заросшая ивняком канава давно уже перестала быть озером. В недавнюю пору тут, прямо у воды, были сколочены лавки, столы, они оставались от лета, от уборочных, когда на току тетки, подоткнув платья, лихо орудовали деревянными лопатами в ворохах пыльной ржи, и в контрасте заходящего солнца, гребли куда-то и плыли.

А из самой автоколонны то и дело шныряли, выезжали желтенькие округлые ПАЗики, ЛиАЗы и даже Икарусы. Кроме того, ЗИЛы, ГАЗоны, Уралы. Автобусы возили друг к другу людей, ЗИЛы и прочие сновали с грузами, с помощью которых бравые строители где-то строили нечто необходимое моей стране.

Особой кастой в автоколонне считались камазисты. Брюки клеш, ботинки на платформах, сальные патлы. Второй состав Deep Purple, не иначе. На работу они предпочитали ездить на козырных мотоциклах Ява или Чезет. Исключительно все считались прожженными бабниками. Некоторые таковыми были. А мы снимали у них из кабин катафоты, вымпела, значки, тренировали затем спринт с барьерами и ориентирование на местности.

Бродили мы бродили меж остовов тех авто и странным образом обнаружили капот. Отчего- то никто его не сдал на лом, не позарился.

И вот притащили мы этот кусок железа к дому, я привязал к «жабрам» его веревку, нахлобучил дочери шлем с надписью «СССР» во лбу, а сзади «Космические войска» (в нем я с свою пору ездил на мопеде «газулька») и двинули за околицу к снежным холмам. Пока шествовали по улице, встретили кучкующихся мужиков с лицами напоминающими землю, долго не видавшую дождя. Мужики курили и кумекали, где взять другой чудодейственной влаги.

- А ты думаешь, у меня есть силы бухать?- усталым, даже каким- то иссякшим голосом  говорил один другому. - Проще надо к этому относиться, нууу, как к работе. Не хочешь идти хоть застрелись, а, понимаешь - надо.

Я решил первым испробовать наш "болид". Поставил гулкое железо на вершине, взял под уздцы, и - захлебнулся. За тридцать секунд спуска все твое высшее образование, знания скукоживаются до одного действа: хочется материться от восторга и, запыхавшись с этим капотом карабкаться обратно в гору: скорей, скорей, чтобы опять. Мы орали, визжали, хохотали. Снег на варежках превратился вскоре в кавалки сосулек.

И тут пришли мужики.

- А дайте –ка и нам прокатнуться, - попросили они.

Я протянул веревку и даже как- то торжественно. Пятеро мрачных, поэтичных с похмелья дядек, как петухи усаживались в этот «ЗИЛ» и с подобающими моменту криками уносились вниз в снежной пыли. Да за такое деньги надо платить! Кто-то по ходу вываливался, те, что доехали, - долго приходили в себя. Плелись обратно, падали, зачерпывали снег ладонями, ели. Падали опять и так смеялись над собой… Мы катались почти до темна.

Потом я проводил девушек домой. Конечно, за такое нужно деньги платить, а я сбегал только за водкой. Через двадцать минут сидим в сарае у одного из бобслеистов, потихоньку ликвидируем эту водку. За стенкой по-человечески вздыхает дородная свинья, кот канючит колбасу. То и дело звучит ностальгическое «А помнишь?»

- А помнишь, как ты мне ногу сломал, когда мы с мужиками пьяненькие дураки ввязались с вами в футбол на поляне играть, ну, я еще на замену КолькУ вышел? – интересуется у меня один.
 -Не, не помню, -  вру я.

- Да я тебе еще пару ребер бы до кучи подрихтовал, - ответствует хозяин сарая. – Пацаны только площадку сделали, мы явились. А ты на ворота встал. На перекладине висел как орангутанг.

- Но ведь отбивал, - возразил тот. – Фиг ли вы из сосны ворота сделали, надо было дубовые ставить. Какие-то плиты, щуки размером с телка, ночное, расвспоминались, чисто дети.

Когда я пришел в дом, отогревшаяся дочь опять дула компот.

- Я хочу тебе сказать, - заявила она, - это был самый мой счастливый день в этом году.

- Не мудрено, учитывая, что сегодня 1 января, - усмехнулся я.

А сам подумал, что и у меня этот день был таким, и у мужиков. Нам всем хотелось некоего подтверждения, что счастье еще возможно, возможно от простых каких-то, на первый взгляд кондовых вещей.

Тут за окном что-то бумкнуло, громыхнуло железо. Я выбежал на крыльцо, трое или четверо пацанов улепетывали с нашим капотом, только снежные пятки сверкали.
- Бандиты! - крикнул им я. И улыбнулся  незаметно для себя.
В небе качнулась и упала за лес внушительная звезда. Из большого ковша на просторы лилась тягучая, как морозная водка, жизнь.