10. Кто-то
Светка сразу же присела у тумбочки и с любопытством приоткрыла дверцу, да так осторожно, будто оттуда должен был выскочить сам черт в гипсе.
– Ну, Джо-о-нни! Ты не можешь без фокусов?!
Светкино любопытство вдруг сменилось возмущенным удивлением. Так бывает, когда тебя разыграют, как последнего простака.
– Джонни! Ты чего – дурачишь нас? – Светка держала в руках бутылку портвейна 777, или «три топора» – на народном сленге.
Джонни, сотрясаясь от беззвучного смеха, даже задрал вверх здоровую ногу:
– «Приходил»! Ха-ха-ха! Ой, умора-а-а! Портвейн – «приходил»…
Мы молчали – Светка возмущенно, а я – с интересом глядя на емкость, в ожидании, когда Джонни успокоится.
– Джонни, что за хрень, говори же толком! – не выдержал и я.
– О-о-ох, мама! Ну, вы и повелись! – Женя вытирал выступившую слезу кулаком, – в … тумбочке…ха-ха-ха! – начал, было, он заводиться опять, но тут Светка, отставив бутылку, опять наклонилась к Жене. Но на этот раз, вместо поцелуя, она цепко ухватила Женю за уши и прижала его голову, заросшую рыжеватыми растрепанными волосами, к подушке.
– Хватит ржать и говори толком! Не то…прощайся с ушами.
– Джон, а ведь оторванным ушам гипс не поможет, – подыграл я Светке.
– Ладно, ладно, всё уже, – сказал Джонни, не без скрытого удовольствия прихватив своими руками Светкины руки. И так они некоторое время неотрывно глядели друг-другу в глаза.
– По-моему, я тут лишний, – громко вздохнул я.
Светка сразу отстранилась от Джонни, отпустила его уши и слегка зарделась. Уши у Жени тоже пылали. Он потрогал их, будто проверяя, на месте ли они:
– Да уж ладно, слушайте! Вы не поверите, приходил вчера… Димон! И принес два пузыря портвейна. Давай, говорит, мириться. Я, мол, виноват, но и свое получил. Сказал, прости, мол, Жека, я не хотел, чтобы со Светкой так получилось. Кто же знал, что она такая дура?! Согласись, говорит, ведь умный бы такого не сделал, – начал рассказывать Женя.
– Однако! Действительно, и я бы не угадал, что это – Димон, – сказал я, глядя, как у Светки возмущенно округляются глаза.
– И что ты ему ответил?! – вкрадчиво спросила она, – мол, да-да! – дура, самая что ни есть, а-а?
– Всё, держу уши, – и Джонни шутливо прикрыл ладонями уши, которые не так давно побывали в Светкиных руках.
– Свет, ну ты чего, а? – посерьезнел Джонни, – знаете, а ведь ко мне никто из наших так и не пришел! А когда ты сломала ногу – по… храбрости, конечно же, по храбрости, – не упустил Джон мелкого укола, глянув на Светку с обезоруживающей улыбкой, – к тебе приходил кто? Нет! – отрезал он, – ну, я – это не считается. Вот и – задумайтесь. Лежишь тут, как придурок, безделье, тоска, вспоминаешь всех и потом думаешь, да на хрен вы все нужны, если и словом перекинуться не зашли, или там анекдот рассказать, и хрен – вспомните когда!
– Но ведь Димка – придурок, – возразила Светка, – все это знают.
– Хоть и придурок, а пришел ведь! Никто его сюда не тянул. Сам! А ведь мы его помяли тогда. По идее, злобу должен был затаить. И чего это он – придурок? Просто на отшибе как-то оказался чувак. Но признал неправоту. И я сказал, ладно, мол, замётано. И ты, мол, извини. Ведь не за то ты получил, что Светка ногу сломала, и даже не за то, что врал и выделывался, а за то, что нарушил уговор, не съехав следом за ней. А за это, говорю, – сам понимаешь… так что без обид.
– А он что?
– А он говорит, бухой, мол, был, не соображал. Давай, говорит, забудем.
– Так он почти всегда – бухой. Пару раз и в школе я его видела – бухим.
– Поддатым и сюда явился, не знаю, как пропустили, – Джонни озадаченно почесал макушку, – но это сути дела не меняет. А мы что? Разве не бывает, что бухнём?
– Бывает, – вздохнул я.
Действительно, за Димкой такой грех водился. Из очень неблагополучной семьи, он не учился, вне школы болтался с какими-то приблатненными типами, и все, включая большинство преподавателей, смотрели на ситуацию без особых эмоций, в неприхотливом ожидании, когда школа без сожалений «выплюнет» его в «университеты» жизни. Тем более, что подобное явление в державе, не бог весть какая диковина. Димоном уже занималась милиция – у него были приводы. А проблем всяких и без Димона – выше крыши. Даже некоторые учителя грешили пьянством, но это – отдельная тема.
– Ну вот, – продолжил Женя, – один пузырь – за мировую мы и приговорили. Пригласили, конечно, Виталика за кампанию.
– И чё, не застукали?
– Всё нормально было. А этот экземпляр, – Джонни кивнул в сторону тумбочки, – предлагаю тоже…не оставлять врагам, как думаете, а?
– Мальчики, а вам не кажется, что вы малость оборзели?! Если моя мать узнает – всё! Мне – конец. Но это – ладно уж. Зато тебя, Джонни, попрут отсюда в пять секунд. В «Шанхай».
– Да ничё не оборзели. Мы аккуратно, без шума и пыли. И никто не узнает, вот увидишь.
Светка пытливо посмотрела сначала на Женю, потом на меня:
– Черт с вами, но я – только чуть-чуть, договорились, мальчики?
– Замётано!
Светка достала из карманов свои «Аленки» и покрутила ими в воздухе:
– А у нас тоже кое-что есть! – энергично, с треском тонкой серебристой фольги, разломала она плитки шоколада.
Я извлек из сумки пирог и достал пакет с апельсинами. По палате поплыл яркий аппетитный запах.
– Ух, ты! – прикрыв глаза, с блаженством потянул воздух Джонни, – пропала конспирация, сейчас все медики сбегутся.
– Не успеют, – пошутила Светка, сооружая на табурете подобие стола.
– Возьми там мой термос и чашки, – сказал Джонни Светке.
– А что, уже решили пить чай? – спросил я.
– А почему бы и не чай? – невозмутимо ответила Светка и подала большой китайский термос Жене, – так он же пустой.
– «И чтоб никто не догадался», – пробормотал Джонни.
Открыв термос, он невозмутимо начал переливать в него вино. Полиэтиленовую пробку с бутылки, чуть прищурившись, он уже ловко успел содрать зубами. Мы со Светкой переглянулись.
– Ну, ты прям, как крутой бармен, – не удержалась от иронии Светка.
– Если кто заглянет, мы пьем чай. С пирогом. Усекли?
– Усекли, наливай уже, давай!
Джонни спрятал бутылку за тумбочку и налил по полной чашке, а Светке половину.
– Правда, бледноватый чаёк получился, ну что ж, бывает – заварки маловато! – пошутил Женя, – и тут же, – я хочу выпить за вас, спасибо, что вы не забыли бедного камикадзе…
– Спасибо, – перебила его Светка, – но я поправлю: не камикадзе, а придур… – ладно, проехали, – оборвала она себя, встретив Женин взгляд исподлобья.
– Да ладно, – решил отвлечь я их, – лучше за Джонни, чтоб выздоравливал скорее.
Мы выпили. Я сразу почувствовал в себе горячую волну, приятно прокатившую сверху вниз.
– Какой… крепкий! – сказала Светка, поморщившись.
Немного возбужденные, мы принялись за вкусный пирог. А Светка поначалу отломила себе кусок шоколада. Когда же Джонни опять взялся за термос, вдруг резко распахнулась дверь и в палату заглянула та самая медсестра, что уже делала нам замечание. Она окинула обстановку внимательным взглядом.
– Ба-а-тюшки, а как вкусно пахнет! Что-то тихо у вас, думаю, дай-ка посмотрю.
– А вы угощайтесь, – пригласила Светка, при этом Джонни с пропащим видом прикрыл глаза, мол, всё – приплыли.
– Нет, спасибо! Чай пьете? – продолжала медсестра, – правильно, правильно, ребятки. За чаем и беседа у вас степенная, как у людей. Ну, вот и молодцы. А то раскричались тут, как на гулянке какой хмельной. Песни неприличные всякие. Ну ладно, чаёвничайте, побегу я. Где-то, говорят, тут врач наш ходит Виктор Афанасьевич, главный-то. Вот что-то носит его. У нас-то всё шик и блеск. И, чего вот, спрашивается – ходит?! – бросила она нам с укором и опять быстро исчезла, как и в прошлый раз.
Светка сидела, скрестив ноги, и, как ни в чем не бывало, держала перед собой чашку так, будто там и вправду до краёв налит чай. Но при последних словах медсестры чуть не выронила чашку.
– Я больше не буду! – испуганно проговорила она, как только дверь закрылась, и поставила чашку, на которой остался розоватый след помады.
– Ну ладно, чего струхнули, давайте по второй, – Джонни перегнулся с кровати и уже булькал из термоса в чашки.
Светка не успела накрыть чашку ладонью:
– Ой! Я не буду.
– Надо, – сказал я, – потому что за любовь.
– За любовь, это надо… обязательно, – убежденно поддакнул Женя.
– Ой, мальчики, я уже пьяная.
– Свет, да брось ты – «пьяная»! Я же тебе чуть на донышко плеснул. Это же не водка.
– Хорошо, за любовь! – мы значительно переглянулись.
– Не будем ждать главного врача, – Женя залпом осушил свою чашку и взялся за пирог.
Мы тоже выпили. Я залпом, как и Женя, а Светка маленькими глоточками. Наши лица слегка порозовели.
– Да-а, «топоры» все же сказываются! А давайте покурим? – Джонни показал, что хочет покинуть кровать.
– А как же ты?
– Да вот, костыли же есть у меня. Выйдем на лестничный пролет к запасному выходу, там все курят.
– Это тоже тебе, – я достал «Столичные» и вручил Жене.
– Ну, спасибо, уважили, – обрадовался он.
Света убрала в тумбочку еду и термос. Я помог Джонни с костылями. Запасной выход был недалеко от Жениной палаты. Женя неторопливо, но уверенно перемещался на костылях. Толкнув одну из дверей в длинном коридоре, мы осторожно спустились на несколько ступенек и оказались на бетонной площадке у запасного выхода на улицу. Наверх через этажи вела лестница, по которой никто не ходил.
Джонни со Светкой закурили, с блаженством пуская дымки в пространство. А я вспомнил, как мы, вроде и не так уж давно, стояли и курили за школой, и Светка советовала нам не свернуть себе шеи в оврагах.
– Как там, на улице? – спросил Джонни.
– Весна в разгаре, днем все тает, а ночью прихватывает морозцем. Скоро снега совсем не будет.
– Класс. А я тут пропадаю. Ну и тоска.
– Сколько тебе еще?
– Да, говорят ещё дней двадцать. Потом гипс снимут.
Когда мы вернулись в палату, здесь две медсестры уже размещали «новенького», с поломанной рукой и ногой, в свежем гипсе. Это был длинный худой парень, старше нас.
– Где это ты так? – спросил его Джонни.
– Упал с лесов, – односложно ответил парень. В глазах его светились откровенная тоска и неприязнь к нам.
– Уже не так скучно будет, – тихо сказал нам Джон, – вдвоем-то. Потом мы разберемся, что и как.
– Ну ладно, давайте прощаться.
– Подожди, а автографы? На гипсе.
– Давайте, – Джонни заулыбался и вернулся на кровать, выставив ногу.
Светка, ехидно посмотрев на Женю написала: «Выздоровления и побольше – УМА!», – полюбовалась на дело рук своих наклоном головы и поставила роспись и рядом малюсенькое сердечко.
Джонни посмотрел и хохотнул:
– О-о-о!
А я написал: «Джон, спасибо за овраги», – и тоже расписался.
Светка подошла к Джонни и без стеснения (наверное, сказывалось действие «топоров»!) долгим поцелуем приложилась к его щеке, оставив чёткий отпечаток розовой губной помады, а затем быстро поцеловала его в губы.
– А я думал – опять за уши схватишь, – смутился Джон.
Мы засмеялись. Новый больной, позабыв на время про свою ситуацию, с любопытством глянул на нашу компанию.
– Подожди, схвачу и не так ещё! – пообещала Светка и показала ему кулачок.
– О-о-о! – раздалось опять.
И мы двинулись к выходу.
Эпилог: http://www.proza.ru/2014/01/02/1222
Свидетельство о публикации №213122801802