Силуэт десятый. Аскольдова могила.

                                        
                                       
                                  Разные  судьбы

                  По мере того, как Симка акклиматизировался на новом месте, постепенно, привыкая к провинциальной тиши и неторопливости после фонтанирующей  эмоциями Одессы, он встречал всё чаще земляков, которые демонстрировали упорное стремление перебраться из родных сёл, посёлков и райцентров ближе к очагам цивилизации, каковым и был областной центр.
 Приятным сюрпризом в одном из посещений модного салона на ул.Ленина стала встреча с одним из этих земляков Саней Ольховским. Собственно Санька не был абсолютным земляком Симы – жил он в районном центре в двадцати километрах от станции, а подружились ребята в пионерском лагере, в котором вместе коротали три лета. Как выяснилось в разговоре экс-пионеров, Ритиным клиентом был ещё один последователь Павлика Морозова – Аскольд Борзенков.
Саня и Аскольд  были соучениками, дружили с младенческого возраста, имели много общего в биографиях: оба были полукровками (мамы – еврейки, отцы – украинцы), из культурных семей (отец Аскольда был директором культпросветучилища, а мать Алесандра – школьной учительницей), оба увлекались спортом и книгами…
Течение жизни показало, что несмотря на общность некоторых фактов биографии, трудно было отыскать людей более разных по человеческим качествам и нравственным параметрам.
Правильный и рациональный Аскольд с золотой медалью закончил школу, а затем с  блеском и политехнический  институт. Молодого, энергичного инженера с радостью приняли на радиозавод, где он и начал своё восхождение по служебной лестнице. Аське не мешало наличие в его кровеносной системе  красных шариков иудейского происхождения. С младых ногтей он ограничил общение с местечковой еврейской братвой, был рьяным пионером, потом комсомольцем и, ещё будучи в институте, вступил в монолитные ряды КПСС. При наличии бесспорных умственных и организаторских способностей, кристальной чистоты биографии и значительных общественных заслуг, карьера Аскольда Денисовича казалась предопределённой: через полгода он уже был секретарём горкома комсомола, ещё через год – инструктором горкома партии. Спустя два года  его переводят на работу серетарём парткома крупного «почтового ящика». Карьера партийного выдвиженца идёт в гору и, вопреки законам физики, нарастает, как снежный ком…

        … Что касается Саньки Ольховского, то, хоть он и учился хорошо и обладал достаточными способностями к наукам, карьерный рост, как выяснилось позднее, его не привлекал. Душа общества, весёлый и беззаботный, любитель кутнуть и «развеяться», Санька не стыдился своих иудейских полукорней и был всегда дружен с еврейской ребятнёй. Ольховский ограничился учёбой в строительном техникуме и лишь несколько лет спустя (под давлением обстоятельств) закончил строительный факультет политеха. Он выбрал  для себя карьеру, соответствующую  своему лёгкому характеру. Поработав  несколько лет на стройке мастером и прорабом, сообразительный  и ловкий парнишка доказал руководству свою полезность в решении интимных вопросов. Когда Санькин шеф на волне  реорганизаций и кадровых интриг поднялся на значительную высоту – из начальника строительного управления в кресло руководителя комбината -  рядом с ним в руководящей лодке очутился и верный Ольховский.

                 Отдай жену дяде...

     Это был период начатого Хрущёвым и  продолженного Брежневым строительства незатейливого, но такого нужного людям жилья – пресловутых крупнопанельных «хрущёвок». Дома и жилищные массивы росли, как грибы, а потребность в жилье росла с ещё большей скоростью. Причиной этому было то, что трудовая деревня, устав копошиться в земле, ринулась обживать центры цивилизации. При наличии большого спроса и значительного предложения всегда возникает необходимость в регулировании этого процесса, то есть в посредничестве между заинтересованными сторонами. Эту нишу с помощью своих высокопоставленных покровителей и занял Саня.
Бурно развивающаяся  строительная отрасль  требовала рабочие кадры. Кадры нуждались в жилье. Понимая это, власть законодательно наделила строителей льготами, имеющими целью способствовать решению этой проблемы. А что значила такая льгота для высокопоставленных хозяйственных чиновников и партийных функционеров той поры? Стоять на берегу реки и не напиться?! Здесь и наступил «звёздный час» в карьере начальника управления снабжения и сбыта комбината «Спецстрой»» Александра Ольховского, до этого звёзд с неба ( в отличие от своего земляка Аскольда) не хватавшего.

Технология добычи «денежных знаков» была проста и, как это иногда случается с простым, почти гениальна. Надёжные люди от проверенных рекомендателей вначале становились слушателями учебного комбината, затем попадали на передовую стройку коммунизма, а уж потом в списки соискателей жилья на льготной основе. На этом  тернистом пути они делились с Саней своими трудовыми накоплениями или нетрудовыми доходами, которые в оговоренных пропорциях передавались выше другим участникам технологического процесса. Случалось, что жилищные проблемы отдельных индивидуумов приходилось решать, нарушая правила игры. Носило это исключительный характер, когда проситель был таков, что отказать ему было себе дороже…

      … Здесь самое время вернуться назад к незаслуженно на время забытому Аскольду. Для него пришло время позаботиться и о родителях.  Номенклатурному партийному работнику такого уровня не составило труда поспособствовать карьере стареющего отца и вскоре старший Борзенков директорствовал в Доме культуры пригородного  посёлка. Семье нового директора по наследству от прежнего достался служебный особняк. Любящему сыну этого показалось маловато и с присущей энергией он занялся решением квартирного вопроса в городе.
Поскольку ни малейших законных оснований для получения жилья в городе у служителя общего образования не было и быть не могло, Аскольд обратился к оборотистому земляку. Санька развёл руками – ну, ни одной зацепки  для решения этой проблемы!
Уже матёрый советский волкодав, привыкший и   имевший значительный опыт добиваться всего вопреки всему, Борзенков – младший не собирался отступать. Давление на Саньку усилилось. Кроме того, и сам Ольховский хотел бы сделать что-то доброе для уважаемого земляка.
Короче, Санька решился на чистой воды подлог… Конечно же, далеко не бедным Борзенко пришлось раскошелиться, хотя сумма и была значительно меньше обычной ставки – щепетильный Саня отказался от своих кровных комиссионных и честно передал посылку вверх по инстанции. Через два месяца уважаемому человеку Борзенкову-старшему в горисполкоме был вручён ордер на двухкомнатную квартиру в доме с улучшенной планировкой – история подошла к своему благополучному завершению. Подошла очень близко, но к сожалению для её участников, так и не завершилась.

                     ... а сам иди к тёте!

    К тому времени в регионе произошла смена власти, то есть пришёл новый секретарь обкома. Смена власти привела к неизбежному в этих случаях переделу сфер влияния.
Влиятельная фигура – начальник строительного комбината – выпадал из выстроенной новыми вершителями судеб человеческих схемы. Отсюда и решение – выжить его с насиженного места. Узким ( хотя и самым лакомым)  местом был квартирный бизнес, поэтому правоохранительным органам  была дана команда: копать здесь. Первый же укол штыка лопаты оказался результативным: престарелый гражданин Борзенков, гуманитарий до мозга костей, получил квартиру, как классный специалист – опора строительной индустрии области.

Ситуация казалась предельно ясной, однако дело у следователя не заладилось. Старый Борзенков с наивностью младенца утверждал, что написал заявление наобум, в надежде на случай, а факт дачи взятки отрицал начисто. Сане пришлось признаться, что не в силах отказать уважаемому человеку сфабриковал документы и отправил их по инстанции в полной уверенности, что они не пройдут. Но вот так случайно вышло. Разумеется, ни о каких деньгах не могло быть и речи!
Однако правоохранникам нужен был результат и они знали, каким путём его можно достичь. Следуя этому пути, уже не в ОБХСС, а в комитет ГБ был приглашён Борзенков-младший. Там ему спокойно, без всякой экзальтации объяснили, что в случае дальнейшего упирательства Борзенкова-старшего на карьере без пяти минут генерального директора п/я будет поставлен жирный  крест с далеко идущими последствиями. Пока же у товарища Борзенкова есть возможность и не так уж много времени, чтобы уговорить отца на явку с повинной по поводу дачи взятки.
За спокойным и доброжелательным тоном человека в штатском партийному функционеру померещились мрачные пейзажи с «Аскольдовой могилой» в торце видения…

   Два дня сопротивлялся старший Борзенков давлению сына, а на третий пришёл в органы с повинной. Это оказалось весьма и весьма кстати: десятки подозреваемых в даче взяток за квартиры Ольховскому  отказывались свидетельствовать об этом. К тому времени Саня уже был арестован. Буквально за день до ареста в условиях кромешной конспирации состоялась его встреча с шефом, где за молчание на следствии и в суде ему было гарантировано благополучие семьи, введение в дело рычагов в высших эшелонах власти, скорое освобождение и солидная компенсация за перенесённые тяготы…
Санька держался насмерть. На очной ставке с не смевшим поднять глаза Борзенковым-старшим, он должен был признать, что деньги были ему переданы. Однако дальше цепочка прерывалась, несмотря на мощное давление (а как умеют «давить» в соответствующих органах известно, кому на практике, кому понаслышке) со стороны следствия, Саня стоял на своём: деньги взял для правдоподобия, ибо был уверен, что «номер не пройдёт» и их придётся вернуть…
С  тем и начался суд – самый справедливый и законный советский суд. Со своей задачей  выйти на след начальника комбината  следствие не справилось, а потому и решили душу отвести на Саньке. Вместо причитающихся четырёх лет за мошенничество (на большее материалы следствия не тянули) Ольховский был осуждён на двенадцать лет за получение взятки, не будучи официальным лицом.
Надо ли говорить, что никто пальцем не пошевелил, чтобы «скостить» ему срок? Что никто и ничем не помог его родным? Что его жену, врача лечсанупра, тут же перевели на участок?..

    … Вернулся Александр после отсидки к семье, которая к тому времени переехала в Харьков, где вскоре и умер от болячки, нажитой в колонии.
Карьера же Аскольда Денисовича шла в гору. Поработав два года директором  дочернего предприятия, он вскоре на белом коне директором въехал на Станкостроительный завод, одно из крупнейших предприятий оборонной отрасли. Почести и награды золотым дождём обрушились на удачливого «красного директора». До развала советской  империи.  А потом произошло то, что происходило по всему постсоветскому пространству: исчезли государственные заказы, десятитысячный коллектив предприятия стал расползаться. В цехах заработали «артели», организованные  шустрыми ребятами, началась  рваческая «прихватизация»…
Привыкший к полному повиновению подчинённых, Аскольд вовремя не почувствовал   изменившуюся обстановку. Фигура генерального директора застряла на перекрёстке интересов разных, уже сформировавшихся к тому времени «олигархических» групп, с криминальным уклоном. Как следствие, связанному, сидящему в любимом кресле  в собственной квартире бывшему властителю судеб большого числа людей был прочитан краткий курс самой новейшей истории с демонстрацией приёмов, обеспечивающих полное освоение поданного материала…
     … Борзенков добровольно отказался от высокой должности. Попытки затеять свой небольшой бизнес успеха не имели: хозяйственная закваска Аскольда оказалась социалистической по форме и бесполезной по содержанию.
Пришедший в отчаянье, перешагнувший шестидесятилетний рубеж, Аська вспомнил вдруг о своей кровной принадлежности к Богом избранному народу (а как же: мама – еврейка!) и  ничтоже сумяшеся подался в Израиль.
Воистину: не было бы счастья, да несчастье помогло.