Рождественский вертеп

- Завтра Рождество, а у меня ещё двери не вымыты, окна не протёрты, ковры не вычищены! – воскликнула бабушка. - А ещё пряники расписные медовые нужно испечь!
- Я ёлку украшу и тебе помогу! – пообещал Тёма.
Он заглянул в гущу еловых веток и разноцветные шары улыбнулись ему, продемонстрировав отсутствие двух передних зубов – точь-в-точь, как у Тёмы. Еловая ветка пригладила его светлые вихры на макушке, а меховой Снеговик сбивчиво зашептал:
- Слышь, Тёмыч… по старой дружбе… усади меня рядом со Снегурочкой!
Гирлянда замигала и, сотрясаясь от смеха, пропищала:
- Влюбился, влюбился!
Тёма устроился у телевизора. На экране закружились снежинки и удивительной красоты ледяная карета помчалась по улочкам сказочного города. Метелица в развевающейся снежной шубе послала Тёме воздушный поцелуй, а сидевший рядом с ней белый медведь протянул мальчику мороженое на палочке. Ах, какое же оно оказалось вкусное, прохладно-ванильное, в ломкой шоколадной глазури!
 
Бабушка приложила ладонь к его лбу:
- Артемий! Ты чего это уснул в такое время? Да у тебя же жар!
Она сунула внуку подмышку градусник:
- Я сбегаю в аптеку, а ты держи термометр, пока господин Мозер не крякнет пять раз, это будет как раз через десять минут!
- Бабушка, почему ты зовёшь меня Артемием, а свои старые великанские часы господином Мозером? Меня ведь Тёмой зовут.

Бабушка улыбнулась:
- А зову я тебя так потому, что твоего пра-пра-прадеда звали Артемием. Отец его был знатным плотником и однажды, на Рождество они повезли в Москву царский заказ – резные, деревянные корпуса для швейцарских часов фирмы Генри Мозера. Ехали на подводе много дней, и однажды ночью стала их преследовать волчья стая. Кони шарахнулись в сторону, сани перевернулись, отец расшибся сильно, а мальчик не растерялся – взял отцовское ружьё и стал отстреливать волков. На рассвете помощь подоспела, заказ царю доставили вовремя, да только на корпусе самых больших напольных часов картечь выбоины оставила! Забраковали его и вернули плотнику назад, а за отличную работу царь подарил ему умный часовой механизм с бронзовым маятником и золочёными стрелками. С тех пор эти часы передаются в нашем роду из поколения в поколение и имя собственное имеют – господин Мозер! Я мигом вернусь, не забудь вынуть градусник вовремя!

Мальчик подошел к часам. Они напоминали деревянный терем, и казалось, смотрели на Тёму свысока, поблёскивая многогранными стёклышками и, словно ухмыляясь в стрелки-усы. Наверху светился циферблат, а за прозрачной дверцей раскачивался маятник. Часы тяжело дышали, слышно было, как где-то в глубине их поскрипывают невидимые механизмы, как вздыхают они, вспоминая былые годы. На боковой стенке дугой пролегли следы ружейной дроби, расстрелявшей волков много лет назад. Тёма прикоснулся к ним, и вдруг… что-то щёлкнуло, зазвенела невидимая пружина, раздалось протяжное «О-оох!» и древний господин Мозер, как охрипший селезень, прокрякал пять раз:
- Кххря…кххря… кххря…кххря… кххря.
Тёма положил градусник на стол, а Часы, отдышавшись от боя, проскрипели:
- Пора, малыш! Подойди и прокрути ключик завода один раз!
Всё произошло мгновенно – ключик легко повернулся, стрелки помчались, как угорелые – тик-тик-тик…так-так-¬так… а Тёма вдруг уменьшился, влетел внутрь часов и исчез.
Ёлка ахнула, а Снеговик шмыгнул носом-морковкой: «Ну и дела!»

* * *

Тёма дрожал от холода - непонятным образом он перенёсся из своей квартиры в незнакомый тёмный сарай. Рядом стояли деревянные вёдра с подмёрзшей водой, и лежало изогнутое коромысло. В углу кто-то фыркал и дышал клубами пара. Дверь скрипнула, вошёл мальчик в тулупчике и высокой меховой шапке со свечой в руке:
- Каурка, Каурка!
Кудрявый рыжий жеребец выглянул из темноты и заржал так громко, что Тёма ойкнул.
Мальчик оглянулся:
- Ты кто такой?
- Я - Тёма, у бабушки на каникулах живу, мне семь лет.
- И мне семь лет, меня Артемием кличут. А здесь ты как очутился?
- Я заблудился, - сообразил Тёма.
- Скажем, что ты с соседнего хутора.
Артемий положил перед Кауркой охапку сена и, взяв гостя за руку, повёл за собой.

В маленькой горнице Тёма переоделся в холщёвую рубаху до колен и портки, а на ноги обул плетёные лапти. Артемий подвязал ему под левую руку пояс:
- Тебе-то и одного хватит, а я ещё и нательный ношу. Он как оберег - беды отводит.
- А где их покупают?
- Их не покупают, а прядут. Моя сестра Настёна весной замуж выходит, к свадьбе она должна выткать сто поясов – чтоб всем гостям раздать.

Они вошли в избу: у входа - пышет жаром изразцовая русская печь, а вдоль стен - широкие лавки. Весь пол яркими половичками застелен. В углу, над столом, висят иконы и горит лампадка. У печи стряпают хозяйка и две милые старушки. Все в нарядных сарафанах, волосы подвязаны узорными платками. Девушки лепят пироги, отец со старшими сыновьями мастерят из дерева какие-то фигурки, а младшие дети обули валенки, надели шубейки и побежали на улицу – встречать первую звезду.

- Сейчас Паука достану! - сказал Артемий и принёс из чулана длинный, до потолка шест с подобием меховой шапки наверху.  Мальчик стал водить им по потолку и углам, собирая пыль, сор и паутину.
- И я хочу, - воскликнул Тёма, - у моей бабушки есть пылесос, а такого Паука нет.
Он обошёл весь дом, собирая паучков и пылинки, а когда Паук из чёрного превратился в пыльно-серого, выбежал на морозное крылечко и вычистил его в снегу. Потом они с Артемием стали чистить песком все дверные ручки до блеска, а чтобы до вечера руками их не захватали, обмотали каждую светлой тряпицей.

Застелила матушка стол праздничной скатертью – с бахромой и кружевными прошвами, выставила нарядную посуду, в центр – каравай, солонку и свечу. Старушки сотейники носят: блины с солёной икрой, севрюгу заливную, гуся с мочёными яблоками и кулебяку с грибами, квашеной капустой и клюквой.
За окошком стало темнеть, тонкий месяц нарисовался, а под ним – не набравшая ещё яркости первая звёздочка.
- Звезда зажглась! - закричали малыши с улицы. - Пора начинать Святую Вечерю!

* * *

Поздним вечером, сытые румяные дети расселись на полу, а за цветастой занавеской установили столик. Свечи мерцали в нарядной комнате, окна затянули морозные узоры, а трёхцветная кошка, улыбаясь, мурлыкала на лавке.
Артемий шепнул Тёме на ухо:
- Сейчас увидишь настоящий кукольный театр – «Рождественский вертеп» называется!
- Вертеп? - удивился Тёма. - Я такого слова никогда не слышал.
- Чудной ты всё-таки, не с Луны ли ты свалился? – засмеялся Артемий. - Вертеп – значит «пещера», это всем известно! Раньше к нам на святки приезжали школяры с представлениями, а в этом году мы с тятей сами сделали и короб сосновый и куколок – размером с указательный палец… смотри, начинается!

На столик поставили деревянный домик в два этажа. Верхний ярус его, оклеенный синей бумагой, и был пещерой Рождества. В нем размещались маленькие ясли, в которых лежал спеленатый Младенец Христос, фигурки Иосифа и Девы Марии, склоненные над ним, вол и ослик, согревающие Иисуса своим дыханием. На крыше была вырезана Вифлеемская Звезда, возвестившая всему миру о чудесном рождении Сына Божия.
В нижнем ярусе, по едва заметным прорезям, на фоне золотого дворца двигались силуэты царя Ирода и его воинов с мечами в руках. Старшие братья Артемия, присевшие за домиком, водили фигурки и озвучивали рождественскую историю:

«Отправилась Дева Мария вместе с мужем Иосифом в город Вифлеем потому, что римский император Август приказал провести перепись населения. Дорога была долгой и трудной, они шли пешком по гористой местности, а когда достигли Вифлеема и стали искать место для ночлега, оказалось, что все постоялые дворы заполнены.
Вышли они за пределы города и наткнулись на пещеру, в которой обычно пастухи прятались от непогоды. Там и родила Мария своего сына и в тот же миг загорелась на небе Вифлеемская звезда, возвещая всему миру радостную весть.
А в окрестностях города в эту ночь не спали пастухи у костра, сторожа свои стада. И опустился к ним с небес сияющий ангел: «Я возвещаю вам великую радость - родился Спаситель, который есть Христос Господь!"
Звезда привела к пещере и волхвов, которые принесли в дар ему драгоценные дары.
Но царь Ирод, которому предсказали рождение Иисуса, приказал убить всех младенцев мужского пола, рожденных в эту ночь. И было убито его воинами 14 тысяч детей в возрасте до двух лет. Спасая своего сына, Мария и Иосиф уехали в Египет, и только после смерти царя Ирода вернулись в Назарет».

Свечку задули, дверцы закрыли, занавеску задёрнули. Дети, укладываясь спать на тёплой печи, ещё долго обсуждали историю рождения Христа, пока не уснули.
Тёма и Артемий легли на полу, укрылись овчиной.
- Утром мы с отцом в Москву поедем. Повезём царский заказ - корпуса резные из кедра и дуба для швейцарских часов Генри Мозера. Лучших коней запряжём и Каурку тоже – он выносливый, крепкий. Пять дней и ночей нам ехать до столицы. Дохи меховые поверх тулупов наденем – это такие меховые шубы с широченными рукавами и без застёжек, медвежью шкуру – в ноги, а на руки – заячьи варежки, иначе в пути замёрзнуть можно!
Тёма обнял его и взволнованно зашептал:
- Обязательно возьмите с собой ружьё, а волков не бойся – ты сильнее их!
- Волки? – Артемий нахмурился. - Смотри – звёздочка прямо в окошко светит!

* * *

Бабушка растормошила уснувшего Тёму:
- Давай-ка, внучек, лекарство примем!
- Я утром буду здоров и начищу все дверные ручки, и паутинки все соберу, а ещё давай устроим Рождественский вертеп! Папа с мамой приедут, и мы им покажем кукольное представление! Вот только не знаю, из чего нам фигурки сделать.
- Мы слепим их из солёного теста, а потом раскрасим, – улыбнулась бабушка, - ты только выздоравливай, Тёма!
- Называй меня Артемием, мне так больше нравится!
Бабушка присела на край кровати и, вместо сказки на ночь, прочла строки Бориса Пастернака:

«…Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.

Стояли в тени, словно в сумраке хлева,
Шептались, едва подбирая слова.
Вдруг кто-то в потёмках, немного налево,
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на Деву,
Как гостья, смотрела звезда Рождества…»