Гурьев

    «Кто я? Что я? Мне уже «полтинник» стукнул, а я – дурак дураком. Даже не знаю толком, зачем живу. Зачем и кому это всё надо?» Гурьев развёл руками. Трудно сказать, что означал его жест. Относился ли он ко всей вселенной, а такое у него вполне могло быть, или только к  интерьерам его кабинета. Трудно сказать. Да и какая разница, дайте человеку пофилософствовать. И прожил он, Клим Васильевич Гурьев, солидный кусок жизни, чтобы уже  какие-то итоги можно было подвести, над «И» точки расставить.

    Руководитель проекта в солидной архитектурной конторе, его и  на «верху» знают. Недаром, что специалист по баням и бунгало. Да тут ещё  «седина в бороду- бес в ребро». Вот проблема! Сколько же на «это» драгоценного времени уходит. А всё одно и то же. Да и пора бы это понять. И каждый раз всё ему кажется, что вот-вот произойдёт какое-то событие, доселе ещё неизведанное, новое, первобытное. Ан нет, всё одно и то же, ну хоть в чём-то разница была бы. И чем дальше, тем хуже, приедаться  стало. От перестановки мест слагаемых сумма не  менялась. Это он уяснил, но легче от этого не становилось.

    Гурьев сел за компьютер, но как только на экране появились чертежи его нового проекта, он понял: на сегодня хватит, пора и честь знать. Нет, конечно, он  не лошадь. Ну а чего же ты пашешь день и ночь, тебе уже «чай не шешнадцать», вспомнилась цитата из знаменитого фильма. Откинулся в крутящемся кресле, потёр уставшие глаза. Поводил ими  вверх – вниз - по диагонали - вверх -  вниз,  испытанный йоговский способ. Вроде помогло. Не так режут. И то хорошо.

    Мобильник запрыгал на столе, напоминая гигантского жука-короеда, перевёрнутого на спину.

    « Ну, что тебе от меня надо?» - как к одушевлённому существу обратился Гурьев к  телефону, вкладывая в это так много значений. Особенно времён собственных, с большой буквы и женского рода.

    Так оно и было. Он хорошо знал, что под именем «ЖЕНЯ», который высветил экран  мобильного, скрывается далеко не мальчик. Это была Его женщина. Женщина, которая за последнее время всё больше и больше стала захватывать его жизненное пространство.  И прежде всего,  «территории» свободного времени, которыми он так дорожил и старался  всячески  «контролировать»   насколько это было возможно. Но эти возможности таяли  с каждым днём, не оставляя Гурьеву никаких шансов, хотя бы на призрачную свободу, которая была ему так необходима, особенно, последние лет десять.

    «Да», - Клим взял самую благожелательную ноту голоса, на которую  был только способен.

    «Клима, ты где? Я так по тебе скучаю, как будто не видела вечность. Ты ещё на работе? Наверное, опять со своими практикантками. Всё «сюсюкаетесь». Как тебе всё это не надоест, ведь ты уже взрослый мужчина. А хочешь, я за тобой сейчас заеду. Я здесь, недалеко, на «Пушкинской»,- голос Жени продолжал настаивать, предлагать всяческие варианты, при этом Гурьев не успевал даже вставить слово.

    «Ладно, заканчиваю. Буду ждать на  «Брестской»,  на углу, как всегда. Да. Да, ну, всё, выбегаю».

    Машины у Гурьева не было года два, из принципа, он просто, уже не видел в этом никакой необходимости. Пробки. Предпочитал ездить на метро. Смотреть на людей, тем более, что с каждым годом контингент подземки становился всё более разношерстным, а отсюда более интересным для него, как художника. Он был архитектором, и смотрел на лица своих современников и современниц профессионально. К его специальности это никакого отношения не имело, но привычка со студенческих времён изучать всё, что происходит вокруг, давала дополнительную пищу к размышлению. И с кем бы он ни пересекался, всегда долго и пристрастно изучал «объект», а потом как-то сразу обмякал и «успокаивался». А если это была особь женского пола… Можно представить те чувства, которые она испытывала под «рентгеновским» взглядом архитектора.

    Но это никак не относилось к Жене. Она уже привыкла к этому, и, как бы смеясь над  его многолетней привычкой, поворачивалась то в фас, то  в профиль, напоминая этим их первую встречу.

    «А ты знаешь, почему я не вожу машины!?» - поинтересовался Гурьев, усаживаясь на переднее сидение небольшого Жениного автомобиля.

    «Знаю! - весело ответила та. - Чтобы руки были свободными».

    Гурьев  понял и выдавил учтивую улыбку. Затем повернул голову в боковое стекло, это был его излюбленный уход от разговора.

    «Клим, чтоб девчонок обнимать. Только ты не забывай, что не все так хорошо водят, как я. Могут и в столб врезаться от переполняющих их чувств. А, Клим? Наверное, уже было такое? Ты частенько бываешь то поцарапанный, то с синяками».
 
    Женя любила без умолку болтать за рулём, особенно, когда рядом сидел он – объект её последних «воздыханий». Она часто представляла себя тем стариком у Хемингуэя, который поймал огромную рыбу и не смог справиться с ней. Как бы и ей не упустить такую «добычу». Женя об этом часто размышляла и делала всё возможное, чтобы не надоесть ему, но при этом оставаться весёлой и нужной.

    Она, как могла, помогала ему «машиной», при этом хорошо зная график его работы, как официальный, так и «творческий». Как она переживала и ревновала, когда он задерживался, но понимала, мешать нельзя - хуже будет.

    «Ну что, ко мне? - Женя вопросительно посмотрела на Гурьева. -  У меня сегодня свободно, утром сына отправила в спортивный лагерь на неделю. Клим, ты меня слышишь? Мы будем одни…»

    «Ну что же, к тебе, так к тебе. Только позвоню своим оболтусам», - так по-отечески и любя, он называл своих сыновей, которые достались ему от первой жены. И он их очень любил. Росли они практически без матери. Гурьев для них уже десять лет был  и отцом, и матерью….

    И как так всецело Женя  смогла  овладеть им, Клим не знал, но не сопротивлялся. Ему было  приятно ощущать, что кто-то «везёт» его. В это время он мог немного отдохнуть и душой и телом. Сказывалась уже  усталость возраста.

    По характеру он был лидер, эдакий  «Чапаев на лихом коне». Всегда впереди, прикрывая своей широкой спиной идущих сзади. Принимая на себя  первым удары судьбы, выпадающие на его долю, а значит, и на долю своих близких.

    Лиля родила ему сразу двойню. Клим беспредельно был рад этому. Всё подготовил, что было необходимо для встречи новорожденных.  Гагарина так не встречали. Он умел это делать – широкая русская душа.  Помогал, как мог. При этом работал за троих, а по ночам  крутился у детских кроваток, чтобы Лиля могла поспать.

   Всё произошло как-то незаметно. Дети подросли. Их можно было уже к дедам с бабками «сплавлять», и самим хоть расслабится немного. Выставки, вернисажи, вечеринки, приёмы – как же, подающий надежды молодой архитектор, с ещё более молодой женой. Она была аристократических кровей, правда как личность из себя ничего  не представляла.

    Их принимали везде и всегда. Им очень были рады. Заказы сыпались на Клима, как из рога изобилия. Он умудрялся, будучи добрым  «самарянином»,  делится  со своими друзьями, при этом  и себя не забывал. А друзья в дань уважения закатывали вечеринки, на которых обязательно присутствовала Лиля.

    Клим поздно спохватился. Была пройдена  «точка  невозврата». Был упущен момент, когда хоть как-то можно было остановить это бесовское пристрастие его супруги к спиртному, но женщинам это сделать очень трудно, а часто  просто невозможно. И не;чего было махать руками, что-то говорить, спорить, кого-то обвинять. Дело сделано, и пора «платить по счетам».

    Старые Лилины родители только и могли, что охать и ахать, хорошо, что полностью на себя детей взяли. А Гурьев действовал. Он укладывал жену в самые престижные больницы, тратя на это немалые сбережения, возил её к знахаркам. Но всё было тщетно. Опоздал…

    Машина резко затормозила у подъезда, Гурьев очнулся от своих нелёгких воспоминаний. Сделал приветливое выражение лица, улыбнулся.

    «Всё хорошо?» - спросила Женя.

     «Да».

    Трёхкомнатная квартира Жени была их надёжным «гнёздышком».  Климу нравилось бывать здесь. Всегда уютно и тепло. Как раз то, чего ему так  не хватало дома, где  главенствовали его подросшие ребята, часто собиравшие  шумные компании, после которых квартира больше напоминала штат Флориду после урагана. И всё надо было убирать отцу. Он продолжал  баловать своих отпрысков. И так каждый раз….

    Когда Клим и Женя лежали  на прекрасной двуспальной кровати, успокоенные в своих желаниях, она спросила: - «Клим, а кто тебя «одарил» таким редким именем?»

    «Отец постарался, в честь Клима Ворошилова. Ты же знаешь, он у меня закоренелый коммунист. И сейчас всё ещё со «своими» по телефону постоянно разговаривает. Всё обсуждает глобальные проблемы. А сам-то - Василий! Это в честь Чапаева. Видишь, какие мы Гурьевы насквозь «красные».

«Клим, а, Клим, а может, распишемся?» - робко, как бы стыдясь, спросила Женя.

    Наступила пауза. Было слышно, как за стеной шумно ругались соседи. А потом как-то сразу всё стихло, и тишина  стала давить на уши. Клим  понял, надо что-то говорить.  Но ничего на ум не приходило.  И он ответил, но всё теми же словами, которые Женя за этот год выучила наизусть.

    «Жень, ну ты же знаешь, я не свободен».

    Клим был прав. Лиля действительно была ещё во «здравии», если это вообще можно назвать таким словом, и влачила жалкое существование в квартире своих  состарившихся родителей, которые в свою очередь безропотно несли этот крест, данный им свыше. Но он лукавил в другом, они были не расписаны с Лилей, что не мешало Климу всю  жизнь, проведённую с Лилей, быть примерным отцом и мужем. И она  для него  всегда была женой, хотя и без штампа в паспорте.

    Женя не задавала больше вопросов. Она хорошо понимала, что не прошло и «атаковать» в очередной раз было бесполезно,  демонстративно отвернулась, и постаралась сделать вид, что засыпает.
   
    «Спокойной ночи».

    «Да-да, спокойной ночи, - выпалил, как будто очнувшись от чего-то, Клим. - Приятных тебе сновидений, Женечка».

    Он хорошо знал, что ему не уснуть. Часто в полночь он только садился за работу, которую заканчивал к утру, а в полдень встреча у заказчика. И так день превращался в ночь, ночь в день. И он не всегда мог вспомнить, который  час и какое время суток, если это была зима. Ведь зимой редко, когда видишь за окном просветы. Так и в жизни. Проходит день за днём, как часы. Понедельник – это как бы утро. Среда – полдень. А пятница – вечер. И действительно, так оно и есть. В пятницу приходим с работы, и весь вечер проводим за телевизором, потом ложимся спать, а просыпаемся в понедельник  утром. Здравствуй, новый день, новая неделя…

    Так незаметно бежит жизнь. А где она? И в чём же она заключается, так и не знаем. И где найти ответ: Кто я? Зачем я? Вот и он, человек, проживший больше половины земной жизни, так и не нашёл ответы на поставленные вопросы. Зачем всё это нужно...?

    Гурьев был настоящим русским мужиком. Большой рост и при этом крепкое телосложение, окладистая борода, как же без этого  - архитектор!…  Открытая, постоянно «прописавшаяся» на его лице, улыбка, сводила с ума практиканток из «архитектурного». Соблазн был велик. И так каждое лето.  Проектное бюро, в котором работал Клим, подписало контракт с МАРХИ о прохождении практики студентов института и предоставление им ведущих специалистов в роли наставников. Одним из них он и являлся.

    Как можно работать в Москве летом? Да ещё до позднего вечера, да ещё с молодыми, так манящими к себе, студентками. А те, не обращая никакого внимания на нормы приличия, надевали на себя такие короткие юбки, обтягивающие лосины, что нормальному мужику в такой ситуации с каждым днём становилось работать всё сложнее и сложнее.

    Не проходило ни одной практики, чтобы у Гурьева не вспыхивал, пускай и короткий, но всепоглощающий роман, каждый из которых, достоин отдельного повествования. Но всё быстро проходило, иногда не успев начаться. Зато было это ярко и красочно, как салют.  Ты только начнёшь восхищаться увиденным, а  разноцветные звёздочки уже успели померкнуть и  падают вниз, вычерчивая свой путь белыми дымка;ми. А тут новый залп! И опять ты стоишь, открыв рот от восхищения. И так до середины лета….

    Да, было, было… Гурьев старался закрыть глаза, но сон не шёл, вместо него в голове теснились, расталкивая друг друга, различные воспоминания… Перед глазами проплывали образы разных женщин, молодых и не очень, красивых и так себе. Сколько у него их было, разве всех сосчитаешь?

    И пожалуй, настало время, пришёл тот  возраст, больше для раздумий, чем для действий, тем более необдуманных. Он давно уже начал чувствовать, что пора  бы остановиться и хоть немного узнать жизнь, как она есть на самом деле, а не ту гонку по кругу, которую он начал когда-то и сейчас не  в силах остановиться. А надо бы… Всё уже давно съедено, выпито, перелюбано… А, что дальше? Дальше - явный повтор того же самого, может только с чуть другой окраской или привкусом, но всё равно, это уже было.

    Тело уже успело вкусить всё, а душа истомилась. Нет выхода ей, вот и болит. Отсюда и неудовлетворенность всем. От этого и не хочется ничего…  И жить… Нет! Жить хочется, это он знал точно.

    Клим наугад пошарил рукой по тумбочке. Нащупал облатку с таблетками снотворного, стараясь не шуметь, выдавил одну из ячейки и положил в рот. Через несколько минут он почувствовал, как его веки стали тяжелеть, тело расслабилось. Через четверть часа он уже мирно спал….

    «Клим, Климушка, вставай, – тормошила спящего Гурьева Женя. – На работу пора. У тебя сегодня встреча с заказчиком в Пушкино. Через час надо уже быть на месте. Ну, прошу, не делай такого лица. Ты же хорошо знаешь, что я тебя доставлю туда вовремя, как всегда».

    Они пили кофе. Женя старалась быть весёлой и всячески поддерживала беседу. Откуда-то появлялись истории, одна смешнее другой. Клима это всегда забавляло. Он сам был весельчаком, но утро было не его временем, и он  натужно улыбался. Иногда  «прыскал» от смеха,  от охватившего его вдруг веселья. Хорошее настроение продолжилось и в машине, когда они в солидной пробке перемещались по кольцевой.

    «Жень, включи Вести, послушаем, что день грядущий нам готовит!»

    «…а сейчас наш собственный корреспондент  из Челябинска… раздался сильный хлопок… выбиты стёкла…  Вспышка была такой яркости, что многие водители  останавливали машины…»

    « Это они о чём?» – ничего не понимая, спросила Женя.

    Клим сидел и смотрел куда-то вдаль на нескончаемую вереницу машин, которые все в массе своей напоминали огромную гусеницу,  медленно ползущую в гору. Та была серо-бурого цвета и так диссонировала с ясным утренним небом,  что становилось не по себе….

    День прошёл обычно, как и сотни других. Клим уже не слушал радио – не было ни времени, ни возможности. Он пропадал на объектах, что-то доказывал заказчикам, ругался с прорабами, уточнял чертежи. У него появилось полное ощущение, что это не он.  Это  его двойник, ходит и выполняет все те действия, которые предназначались ему, а сам он был где-то там далеко, под Челябинском. Стоял, подставив лицо небу, и смотрел на бурлящее белое облако. Такого он никогда в своей жизни не видел и не мог оторвать взгляда от этого  «Космического действа»….

    Вечером, уже сидя у себя в конторе, он набрал номер телефона Жени.

    « Жень, я решил. Мы завтра идём подавать заявку…»

    « Клим, что ты сказал? Повтори, я не расслышала…»