Ностальгия

         Ему было жарко. Кондиционер не работал. Он давно хотел вызвать людей из фирмы, но все не доходили руки. На первый этаж, где был кондиционер, но еще и спала жена, идти не хотелось. Он решил выйти на балкон.

        Перед ним, внизу, вплоть до самого моря, расстилался Лос–Анжелес. Здесь была его надежда, его мечта, его мысли, но это, скорее, в прошлом, а сейчас…, а сейчас…, что-то всё это надоело. Да плюс эта изматывающая жара и пожары, которые вплотную подошли  к черте города. Уже вчера они захватили все холмы и стали подбираться к Беверли-Хилз.

         Жара…, нацепив шлепки из крокодиловой кожи, он медленно пошел в душ. Через несколько минут он уже нежился под прохладными  струями воды. Они стекали по его телу, принося некоторое успокоение.

        «Боже, как давно это было – он прищуривал глаза, и ведения из прошлого проходили перед ним.

     ...Подмосковный лес. Дождь только начался и тихонько шуршал  осенними листьями.  Они  шли по лесной тропинке, пропуская друг  друга.

      «Слушай, Кать,  а пойдём ко мне, растопим печку, посидим у огня. У меня кое-что  осталось в холодильнике. А?»… - Евгений с надеждой посмотрел на Катю.

       На её волосах искрились капельки дождя. Он провёл по ним рукой, и рука стала влажной.

       «Нет Жень, мне пора», - она сделала движение, будто уходит.
Он схватил ее за руку и привлёк к себе. Катя не сопротивлялась. Ей давно хотелось этого. Она любила его, и сейчас под этим осенним дождём, и тогда, год назад, когда они закончили школу.

       Евгений был статен, красив, чем-то напоминал актёра Костолевского из фильма «И это все о нём».  По нему сохли все девчонки 10-а  класса. К тому же, он был сыном учителя физики, строгого, немного странного, но очень умного, интересного человека с таинственным прошлым, о котором никогда не рассказывал. Знали одно – он был репрессирован, но потом амнистировали.

        «Жень…! Ну, все хватит», - она с  большим трудом вырвалась из его рук, - «Мы и так все вымокли. Пора…!?»

        Через полчаса она уже сидела в глубоком кожаном диване, укутавшись клетчатым пледом, а он, с радостью, подбрасывал поленья в камин, который, скорее всего, являлся импровизированным камином, так как в доме было отопление. Огонь разгорался, отбрасывая на пол и старый красный ковёр причудливые тени от ножек стульев и стола, на котором стояла начатая бутылка красного сухого вина. Рядом лежали яблоки и виноград.

        В глазах Катюши бегали «игривые чёртики» и от этого огня, и от этого тепла, и от выпитого бокала вина.

        «Ох, Женька, Женька, думалось ей. Как же я тебя люблю…, инстинктивно она подалась вперёд, рука разжалась, и огромное яблоко антоновки упало на пол и покатилось прямо к камину, под ноги Жене. Он вздрогнул от неожиданности и повернул голову.

        «Жень, ну хватит!  Я сейчас вся сгорю», - она сбросила с себя плед, протянув к нему руки. Евгений, как во сне, шагнул к ней навстречу…

         «…О, как давно это было », – он выключил душ, набросил на себя лёгкий шёлковый халат и подошёл к зеркалу.

          «Ну-ну.… Еще ничего?!  Он стал внимательно рассматривать своё отражение. Из зеркала на него смотрел уже немолодой, но вполне подтянутый, спортивного телосложения, мужчина. Ему было чуть за пятьдесят.

          Не так давно, полгода назад, он отмечал свой «полтинник». На банкете,  который обошёлся  в «кругленькую» сумму, было много народу. «Нужных» и «не нужных».  Ребекка, так звали его жену,  постаралась на славу. Даже сам Арнольд звонил, поздравлял. Ну, что ещё надо, талантливый русский ученый, интереснейшие разработки в области сверхъемких проводников, перспективы, шикарная вилла, машина, да и с лёгким самолетом не отказывали… Ребекка, со своим обществом феминисток, опять кого-то засудила за домогательство. «Вот ведь,  нельзя до женщины и дотронуться».

         «О…, как это уже надоело», – он всплеснул руками и отошёл от зеркала. На какое-то время в его сознании снова пронеслись дождь, тюлевые занавески, клетчатый плед и плавный изгиб обнаженного женского тела…

         «Фу ты, чёрт, я, по-моему, схожу с ума. Кажется, меня на старости лет ностальгия замучила». Он подошёл к бару, налил себе виски и залпом выпил. Поставил стакан, прислушался, на лестнице послышались шаги, скрипнула входная дверь.

         «Милый, ты ещё не спишь? Какой ты весь всклоченный? Что с тобой, ты не болен?», - колючие глаза Ребекки старались подметить всё. Как он ненавидел её акцент, хотя она и прикладывала большие усилия в изучении «русского». Он ненавидел её подтянутую спортивную фигуру, она «баловалась» йогой. Ее безвкусный макияж. Он ненавидел её, и особенно сейчас, когда ещё несколько минут назад, он был в подмосковном лесу под моросящим дождиком. Она подошла к столику, понюхала стакан.

        «Ты что, пил!?  Евгений, ты сошел с ума!? У тебя больная печень. И, вообще, в кого ты превратился, посмотри на себя», - она потянула его к зеркалу, - «вообще-то, мы сегодня вечером должны быть на пати у Шарлоты. Ты не забыл?»

         Вылив  очередную порцию желчи, Ребекка ушла, как всегда досадуя на судьбу, которая так безжалостно поступила с ней, сведя её с этим русским медведем. И зачем он ей нужен, если бы не его феноменальные данные учёного, то и вообще не за что зацепиться.

         Евгений Павлович наверху быстро собирал чемодан.

         «Вот и хорошо, что наорала, я хоть наконец-то, решусь. Эх ты, «тюлень», прожил столько лет под пятой этой мегеры. Ну, всё, хватит, с меня довольно!», - он открыл дверь чёрного хода, ведущую непосредственно к гаражу.
В аэропорту легко купил билет на чартерный рейс до Нью–Йорка, а оттуда в Москву, туда, где не был, казалось, целую вечность.
Он думал о Кате. Какая она сейчас? Что с ней? И как это всё будет выглядеть – его внезапный приезд. Как снег на голову…, может это действительно глупо, но по-другому он не мог.

        Боинг, медленно покачивая крыльями, пролетал над Атлантикой. Евгений звонил Кате из Нью-Йорка, сказав, что скоро будет в Москве, но радости в разговоре он не почувствовал. Действительно столько лет прошло. У неё, наверное, муж, дети, может быть и внуки, всякое может быть. Но он знал одно, что должен её увидеть.

        Звонок Ребекки. «Милый, ты где? Ну, куда ты подевался? Что ты опять придумал? Ты же уже взрослый мужчина, а поступаешь, как ребёнок».

        «Ребекка, у меня симпозиум, думаю, продлится дня четыре. Ну, всё, пока. Буду  звонить, Жди!»

         Самолет затрясло. Через секунду Евгений понял – приземлились. Он прильнул к иллюминатору, кругом пустота, несколько самолётов и вдали берёзовая роща. Его лайнер нехотя подваливал к терминалу «Д» аэропорта «Шереметьево».  Пройдя все процедуры  досмотра, он решил поехать на скоростном экспрессе до «Белорусского», решил получше рассмотреть родную землю, которую так давно покинул.

         «Катя, ты слышишь? Это я, Женя! Из какого там Нью-Йорка – я уже в Москве, на «Белорусском». Давай встретимся, как всегда на Пушкинской. Где ты? В Ногинске?  Где?  У дочери? Ну как же так. У меня всего три дня. Давай вечером. Жду! В 19-00 у памятника. Ладно, давай в метро, в центре зала».

         Катя отключила телефон. В соседней комнате плакал ребенок.

         «Ну, Женечка, перестань! Сейчас мама придёт. Ух уж эта мама, всегда не вовремя от нас уходит, - она взяла на руки полугодовалого мальчишку, который продолжал заливаться плачем, – придет мама, мы её поругаем, будет знать».

          Катерина выглядела старше своих сорока девяти лет, да и как тут по-другому, столько забот. Сейчас бы жила, потихоньку работала, хотя и работа настоящая давно закончилась, ещё во времена «перестройки» её НИИ пришел в упадок, а потом и совсем развалился. Мытарства по временным работам; то на почте, то, вообще,  «шарашка» подвернулась, так и перебивалась  « с хлеба на квас», но никому не жаловалась, а с мужем своим ещё вначале восьмидесятых развелась – не сошлись, разные люди оказались.

          Екатерина подошла к зеркалу. На неё смотрела  умная, но уже совершено седая, крайне уставшая женщина, с добрыми,  но потухшими глазами.
« Как же я покажусь? Он же испугается. И зачем это вообще надо? Может и не ходить вовсе на встречу», -  Екатерина поправила свою незамысловатую причёску. Повертела головой влево, вправо.

          «А что? Вроде и ничего», - засмеялась она.

          В дверь позвонили, пришла дочь.

          «Ладно, пора собираться, поеду в Москву», - решила Катя.

          Трясясь в вагоне электрички, она вспомнила, как Женька легко, с первого раза, поступил в МГУ, как прекрасно закончил. Какие ему были чудесные предложения по работе. Но потом, вдруг, всё оборвалось, и начались скитания.  А тут ещё этот Питер из Американского посольства, как снег на голову. Вот в это время, скорее всего, между ними и пробежала кошка, подумалось Кате. Началось охлаждение отношений, а потом Женька, как то сразу пропал, даже не попрощавшись.

          Ее двухкомнатная квартира в Текстильщиках, это по нынешним меркам - типовая «конура»  для нищих. Но тогда, в конце семидесятых, купленная кооперативная квартира, была манной с неба, великим счастьем.

           Сразу, с самого начала семейной жизни, вести хозяйство отдельно от родителей – это действительно счастье, но для создания крепкой семьи этого было мало.

           Приодевшись, на сколько могла, она поехала на «Пушкинскую».

           «Женя, я буду в бежевом платье, в руках светлая кремовая сумочка, - сказала Катя по телефону, - да, и туфли тоже будут светлые».

           Зачем она обманывала его, Катя не понимала, но чувствовала – так надо.

           «А у меня джинсы и замшевый пиджак, тоже светлый, песочного цвета, – вторил по мобильнику Евгений, – ты уже едешь, да? Я тогда тоже выхожу. Где остановился? Да в «Балчуге», так что я скоро».

           Катя стояла, у колонны, в центре зала, на «Пушкинской», как раз, напротив перехода с Горьковской линии,  не пропуская глазами  ничего , похожее или напоминающее  песочный цвет,  а сама была одета в строгий серый костюм, в руках держала сумочку темно-серого цвета, да и туфли были такими же.

          И вот, вдруг, сердце её дёрнулось , как оно только не выпрыгнуло из груди, и глаза её выхватили из толпы, спускающееся вниз по лестнице светлое охристое пятно, которое потом превратилось в куртку песочного цвета и синие классические джинсы.

          Он шёл прямо на неё, холёный мужчина лет пятидесяти, лысоватый, но это не мешало ему быть  спортивным, подтянутым, элегантным и, каким то, слишком «чистым», какими наши мужики не бывают.

          Да, это был он, Евгений Павлович Мотыльков, знаменитый русский учёный , но это в прошлом, а сейчас, он уверенно шёл на нее, хотя она была вся в сером, а обещала быть в бежевом.  Лицо ее покраснело, сумочка выпала из рук.

           «Извините, вы Катя?», – спросил он, поравнявшись с ней.

           «Нет, вы ошиблись»,  - Катя резко повернулась и пошла в сторону «Чеховской».

           «Господи, он узнал меня. Какой ужас!», - пронеслось у неё в голове, « – и зачем это мне надо. Дура, какая я дура!!!», - она уже бежала к эскалатору на переход.

           «Евгений от неожиданности застыл на месте, недоуменно взирая по сторонам, не совсем понимая, что произошло..

           «А может это и не Катя вовсе, ведь она обещала быть в бежевом. – рассуждал Евгений, – но глаза её, - мысли роем неслись у него в голове, - неужели вот эта старая, уставшая женщина и есть моя Катя? И к ней я летел через океан, какой же я недоумок», - он начал ругать себя. « - Ведь прошло уже двадцать семь лет, это целая жизнь!  И что я хотел тут увидеть? Ту Катю, что была на диване в ту памятную ночь»…

            Вдруг кто-то толкнул его.

           «Извините, Бога ради, но вы тоже, стали на дороге, как тополь на «Плющихе», - перед ним стояла молодая девушка в бежевой блузке, с белой сумочкой  и искренно, как ему показалось, просила прощения, только за что, он никак не мог понять.

            «Ещё раз извините, я не хотела толкать вас, – продолжала оправдываться она, делая вид, что поправляет причёску.

            «Да нет, это уж вы меня извините, я тут стою, как столб, мешаю людям пройти. Да, боюсь показаться бестактным, но вас случайно, не Катя зовут?».  Девушка искренне удивилась.

            «А откуда вы знаете? Катя»…

            Евгений Павлович смотрел на неё, не отрывая глаз, а в кармане куртки разрывался мобильник. Он машинально достал трубку. Экран телефона высвечивал имя – Ребекка…

2012 г.


На это произведение написано 70 рецензий      Написать рецензию