Суданская роза из Египта

Нина позвонила и обрушила на меня потоки радости.  Капризно-требовательно настаивала, чтобы я приехала к ней. Ей столько хочется рассказать, столько!..

Я отнекиваюсь, называю уважительные причины, препятствующие поездке в гости.
 
Но Нина смола – прицепится - не отодрать.

Встречает она меня у метро с Акаем, огромным кобелём породы  немецкая овчарка.

Сразу видно, кто в доме хозяин. Иногда пёс позволяет натянуть поводок, даже строго окликнуть: «Акай, фу!» Только на самом деле Нина вынуждена повторять его манёвры:  дернуться в сторону, терпеливо ждать, пока Акай что-то нюхает в снегу на обочине дорожки, остановиться, предоставив собаке возможность присмотреться к воронам на ветках лип и облаять их.

Меня раздражает, что мы то стоим, подчиняясь воле собаки, то пускаемся ускоренным шагом, переходящим в бег.

В квартире лютый холод, как на улице. Пока Нина с Акаем меня встречали, пока гуляли,  была распахнута форточка, основательно проветривалась однокомнатная квартирка.

В тесном коридорчике передаю Нине свой пуховик. Сжимаюсь, втягиваю в себя живот, потому что Акай бесцеремонно обнюхивает меня, слюнявя мой красивый свитер и руки.

Сотый раз пожалела, что припёрлась сюда. Боюсь я невоспитанных огромных собак. И не могу скрыть свой страх, не могу!

Нина проводила меня в комнату, предварительно строго приказав собаке: «Место!» Мне показалось, что Акай улыбнулся. Сделал вид, что пошел на коврик в свой закуток за диваном, но тут же вернулся и улегся у моих ног пушистым ковром.  Мне стало тепло. Словно собака почувствовала мой озноб и решила согреть.

Нина тем временем суетилась, накрывая журнальный столик вкусностями. Она успела переодеться в топик и шорты, чтобы показать свой роскошный загар. А я, вжатая в спинку кресла, с собакой у ног, боялась шевельнуться, чтобы не спровоцировать Акая. Ведь не знаешь, что у него на уме. Не понравится какой-то жест, сочтет его агрессивным и укусит! Что тогда? А ведь Нина, помнится, говорила однажды, что Акай может укусить.

Моя давняя подруга что-то рассказывает, проявляет гостеприимство, подсовывает фрукты. Наполнила бокалы дорогим вином, произнесла приятный тост.

Я лишь пригубила кислятину. Ну не пью я! Не разбираюсь в богатых вкусовых букетах вин, не улавливаю тех тончайших ароматов, от которых знатоки закатывают глаза. Нина огорчается:

- Не нравится? Хочешь, на выбор?
Вскакивает, извлекает еще несколько разных бутылок с дорогими напитками.
Смеюсь, чтобы отвязаться:
- Я как Мордюкова. Пить нельзя, иначе «дурной становлюсь, песни петь кидаюсь». 

- Тогда я тебя сейчас угощу египетским чаем из суданской розы!

Как я не люблю суетное гостеприимство!

Нина убегает на кухню, а хитрый Акай тем временем встает, рассматривает меня. Незлобно. Потом кладет голову мне на колени. Деловой такой! Косит глазом. Потом подсовывает морду под мои ладони и как бы слегка подбрасывает их себе на голову. Я робко глажу его по голове, а эта огромная собаченция  жмурится от удовольствия.

Нина ставит тончайшие фарфоровые чашки под чай, попутно проговорив, что Акай очень непредсказуем и опасен, лучше не прикасаться.

Акай, по-моему, снова едва уловимо улыбнулся: «Что ты плетешь? Ну кого я укусил?»

Подруга хлопочет, готовит на кухне чай, а Акай снова положил голову мне на колени,  ждет, чтобы погладила. Я перестала бояться, глажу умную лохматую голову, а он приподнимает бровь и словно говорит, что нуждается не в окриках, а в тепле и заботе.

Теперь только, освободившись от страха, я действительно увидела, как красиво загорела подруга. Но как-то грубо, даже вульгарно смотрелся макияж на смуглом лице Нины. Она всегда красится смело, но сейчас синие-синие тени жестко переходили в черно-серую растушёвку к вискам. Ну, так только на панель. Слишком грубо!

А Нина все вьется, щебечет, рассказывает, как они с мужем замечательно отдохнули. Подсовывает красочные фотографии, где Нина позирует в картинных позах на берегу Красного моря.

- Это Лёшина работа? – напрямую спрашиваю я.

Нина застыла, а потом снова защебетала:

- Конечно, Лёша. Он так здорово фотографирует!

- И по морде лупит неплохо! Нинка, не темни, что случилось?

Она прикоснулась ко лбу, словно что-то припоминая:

- Ах, ты об этом? Выгуливала Акая в парке вечером. А он вдруг за кошкой резко рванул. Я не успела уклониться, в дерево прямо виском треснулась.

- Ой, подруга! Не клевещи ты на собачку…

Складывалось впечатление, что пёс понимает наш разговор. Он внимательно всматривался в наши лица и издавал легкий не то что бы рык, а странный рокочущий звук, гаснущий в глотке.

Нина  опустила голову, стала пристально рассматривать безупречные ноготочки.

- Да! Ты права! Он меня ударил…

- Чтобы сдержанный Лёшка треснул тебя, надо было вынудить. Что натворила?
Нервно хохотнула. Достала шкатулку, извлекла украшения.

- Это жук. Египтяне ему поклоняются.

- Да это понятно, каждый школьник знает о скарабее. За что схлопотала, Нин?

- Это золотая цепочка.

- Нина, твоими цепочками можно экватор замкнуть…

- В том-то и дело, что из-за этой цепочки и схлопотала я. В отеле, внизу, на первом этаже, ювелирные витрины сверкали от украшений. Ты же знаешь, как я люблю побрякушки. Зашли, глаз не оторвать. Всё сверкает, манит. Я решила примерить. Лёша понимал, что от меня не отвязаться. Ну, равнодушно так стал рассматривать витрины, а я - выбирать египетский сувенир. Менеджер помог расстегнуть тугой замок цепочки. Такой красивый, молодой, кареглазый, в белоснежной рубашечке. Прикоснулся к шее, сама не знаю, что со мной произошло. Как током пронзило! Потом я потребовала другие цепочки. Он помогал… Он бережно прикасался… Его прикосновения сводили меня с ума! Но когда он как бы нечаянно прижался бедром, и я почувствовала… Ну, ты понимаешь…

- Не понимаю!

- Ну, мужская твердость…

- Теперь понятно, что Лёшкин кулак твёрже. Тебе зачем нужны были эти игры?

- Я же не думала, что муж в этот момент обернётся.

- Наивная! Да сколько таких историй! Египтянин, понятно, развлекался. Не ты первая, не ты последняя. С другими, наверное, дальше заходило. Зачем тебе нужно было? Поиграть в риск захотела?

- Нет, это было наваждение…

- Это была тупая распущенность, Нина!

- Ну вот! Я думала, ты мне посочувствуешь, Лёшу отругаешь. Он ведь всегда прислушивается к твоему мнению и уважает. А ты – против меня.

- Нина, я против легкомыслия, а не против тебя!

- Ну ладно, ладно! Конечно, я дура! - Нина уронила несколько слезинок, красиво смахнула их ухоженными ноготками и обворожительно улыбнулась.

Сгущались зимние сумерки за окном. Я засобиралась домой.  Нина приготовила мне гостинчик. Суданскую розу из Египта.

Я наотрез отказалась:
- Нет, Нина, не возьму!

- Ну почему?

- Этот чай будет мне напоминать, что случилось с тобой. Буду пить чай и вспоминать твой фингал. Нет, это слишком!

Нина засмеялась, потрогала густо замазанный тенями синяк.

Проводила Нина меня до метро с Акаем. Странно, но он шел степенно, не дергал поводок, не лаял на птиц.

Из-за стеклянной двери я прощально махнула рукой подруге и Акаю. Нина помахала ответно, а Акай, вытянув голову, всматривался через стекло.

Позже подруга сказала мне по телефону, что целый вечер Акайка был грустным. Подходил к креслу, в котором я сидела у них в гостях, принюхивался и тоскливо повизгивал.

Я ответила, что Акай почувствовал, что его хозяйка плохо поступила по отношению к хозяину. А во мне он увидел друга, вот и все.