Перехват Омеги

Когда к нам в базу промысловой разведки и научно-исследовательского флота поступили первые на дальневосточном бассейне ТСМ (траулер-сейнер морозильный), оба они назывались на «О». Была такая привычка в 1980-е годы – всю серию однотипных судов похоже называть и непременно на одну и ту же букву алфавита. Представляю, как напрягали извилины соответствующие специалисты на судостроительных заводах. Но получалось все равно плохо. Вот прислали коллегам в Керчь сейнер «Задор», так они его иначе как «забор» и не обозначали. А в сердцах – и еще более соленым словцом.

Новой серии ТСМ-ов досталось «О»: «Орленок», «Осуга», «Орлик», «Орчик», «Осинки», «Обоянь», «Опарино», «Оксу», «Остер», всех и не вспомню сейчас. Видимо, генеральный конструктор завода был большим поклонником прибаутки про Отца Онуфрия, «обходившего окрестности Онежского озера». Из белых красавцев, поступивших в состав нашего флота, первый именовался «Очаков», что тут же дало повод окрестить его команду «Детьми лейтенанта Шмидта». А другой и вовсе неудачно назвали – «Омега». Всем известно выражение «от альфы до омеги». То бишь если «альфа» - первая, то «омега» совсем наоборот. А «как вы яхту назовете, так она и поплывет» - сказано в шутку, но, оказалось, ой как верно.
 
Вот стала база флота «Омегу» в первый рейс собирать, на северные Курилы - разведать запасы палтусов и трески, навести на них рыбацкий флот. Задача почетная, но рейс, по моряцким меркам, непривлекательный. Заходов в загранпорты заданием не предусматривалось. Соответственно, экипаж набирали не визированный, с бору по сосенке. Кто юнец неопытный, еще не заработавший у парткома характеристику-рекомендацию ударным трудом, а кто, напротив, прожженный моряк, уже лишившийся желанной визы. Чаще всего за пристрастие к спиртному. По большому счету, набранному экипажу в части репутации терять было нечего («кроме своих цепей» – сказал классик марксизма).

На отход моряки готовились загодя, водкой затарились основательно. Пить, впрочем, начали еще на берегу. Да куда там «начали» с этой публикой – продолжили! В тот год фамилию Горбачев еще только особенно продвинутые помполиты знали. А «сухой закон» вспоминали только в связи с Америкой 1920-х – начала 1930- годов.

Отход объявили на субботу. Третий штурманец, забегавшись, объявление в кают-компании только накануне к вечеру повесил. Но часть народа к тому моменту уже с борта ушла, а остальные, видимо, посчитали, что шутка. В субботу с утра прибежал на судно капитан. Осмотрелся, сплюнул, скомандовал: на судно всех пускать, никого не выпускать. У моряков на борту судна появился повод выпить за отход, чем они тут же и воспользовались. Ощутив реальность скорого отхода в пятимесячный рейс, народ предавался печали и рамок не держался. Самых надежных моряков между тем капитан послал в город, за теми членами экипажа, кого знали, где искать. И люди возвращались! Часов эдак через 4-5, иногда неся на себе искомого. Или посыльного, смотря кто из них крепче окажется. Таким макаром к 9 вечера собрали всех, кроме одного моряка, без которого так впоследствии и ушли.

Отшвартовываться послали самых трезвых - из научной группы. Ученые сперва кричали с борта базы, к которой был ошвартован ТСМ: «Как снять канатные петли, если на них сверху швартовые концы других пароходов навалены?!» Потом сорвали глотки и по чьему-то совету отпилили пропиленовые концы ножовкой. Хуже у «яйцеголовых» получилось на своем борту, на корме, где при развороте судна вьюшку надо было растормозить, а они ее застопорили. Пароход дернулся и новенькая алюминиевая конструкция улетела за борт вместе с закрепленным на ней канатом. Болты, крепившие вьюшку к палубе, вырвало, как перышки из гуся. Слава богу, никого не убило. Буксиры медленно развернули пароход и вытащили на внешний рейд, куда для оформления отхода прибывает наряд портнадзора на катере.

Портовые власти при оформлении отхода заметили какой-то непорядок в бумагах и третьего штурмана с документами забрали с собой – в портнадзор. Штурманец через несколько часов должен был на борт с выправленными бумагами вернуться на рейдовом катере. После этого траулер-сейнер должен был выйти с внешнего рейда «в открытое море, в далекий и славный поход». Капитан, видимо, заснув и в очередной раз очнувшись, начал выяснять, оформили ли отход и на борту ли третий. Кто-то из тех, кто видел третьего до отъезда на берег, сказал – конечно, где-то здесь. «Ну, раз так, - сказал кэп, - пошли в море». Боцман вышел на корму вирать якорь. Но за этим занятием его и сморило. Утром уже выяснилось, что «Омега» ушла с рейда, выпустив 300 метров якорной цепи, как соплю..., сожрала двухсуточную норму солярки. Отсутствие штурмана тоже, конечно, обнаружили. Но капитан решил, что контора его с документами на Курилы самолетом дошлет. Не станут же конторские начальники сор из избы выносить.

В общем, когда третий на рейдовом катере на точку приехал, уже ночь глубокая была. Парохода нет. А дело перед воскресеньем. Лишь в понедельник отнес штурманец чемодан с документами в контору и сдал в службу мореплавания. Там забегали – где пароход?! Давай кликать на связь.

А на пароходе тем временем празднование отхода продолжалось. Радист (он же начальник рации), чтобы работой не донимали, разобрал свой агрегат на составляющие и объявил состояние ремонта. Капитан донесение о выходе написал, но оно так на столе радиста и пылится. А сам "Маркони" спиртом, выданным для протирки техники, организм изнутри полирует. Так и идет «Омега», соблюдая полный режим радиомолчания в эфире, как во вражеском тылу.

В конторе уже все на ушах – времена стояли андроповские, «шпионов» и «дезертиров» пачками в кинотеатрах да в магазинных очередях отлавливали. Призвали особо обученные люди третьего штурмана в первый отдел, опрашивать – что да как, да какие настроения были на борту. А он возьми и болтни, то ли с похмелья, то ли от страху: вел комсостав разговоры о том, что хорошо бы на новом пароходе в Японию убежать, как военлет Биленко на «МиГе» из-под Владивостока же совсем незадолго до этого случая. Тут такое началось! Кураторы все родному управлению припомнили – и арестованную в 1982 году «банду» из одного научного сотрудника, «распространявшего» среди друзей некую книжку известного Александр Исаича издательства «Посев», и разграбленную полярную станцию в Антарктиде, и другие международные скандалы. К операции по задержанию «Омеги» были подключены военная авиация и флот. А по судам морского транспортного и рыболовного флота «криптой» полетело оповещение.

А «Омега» себе идет курсом на Сангарский пролив, не спеша, как ни в чем ни бывало. Похмельные океанологи станции Сангарского разреза батометрами выполняют. Механики в машине головной болью маются. Боцманская служба порядок на палубе наводит (т.е. все лишнее – за борт над центральной частью Японского моря). Капитан в понедельник новое суточное донесение написал, но оно тоже в стопку неотправленных радистом телеграмм плюхнулось. Спирт у радиста еще не кончился, много дали в пятимесячный рейс – литров пять, наверное.

Тут попадается «Омеге» навстречу пассажирский теплоход «Туркмения». С теплохода «Омегу» на УКВ связи вызывают: «Вы чего это, рыбачки, дурью маетесь? Вы знаете, что на Вас уже охота объявлена, а в эфире каждые полчаса предлагают одуматься и сдаться властям?!» Капитан в обмороке, радиста срочно из рубки выдергивает и приказывает в чувство привести. Тот заплетающимся языком давай про ремонт буровить. Капитан в ответ ему про то, что сейчас самого отремонтирует во все дырки, в общем, образумил. Пошел Маркони, собрал свой агрегат. Капитан срочную радиограмму на контору пишет: «Находимся в координатах 137 в.д. 41 с.ш. Следуем в район работ. По судну без происшествий». Строго, по-деловому, ничего лишнего.

Но эта пьяная скотина, в роли которой выступил начальник рации, естественно передала 141 в.д. 37 с.ш., в результате чего могло показаться, что стоит «Омега» на якоре в непосредственной близости от японского берега префектуры Тохоку. Поэтому телеграмма капитана в конторе была воспринята с настроением «Ах, так он еще и издевается!!!», что впоследствии и предрешило его судьбу. До Сангарского пролива «Омега» не дошла. На полных парах подошел к ней суровый сторожевик и сопроводил «заблудшую овечку» в родной порт. Разборки, срывание погон и вышибание из конторы последовали для комсостава парохода незамедлительно. А вот начальник рации так и продолжил в конторе работать. От него я эту историю как-то в рейсе и услышал. За рюмкой чая.