***Кнут Гамсун
БРОДЯЧАЯ ЖИЗНЬ РАЗСКАЗЪ
Тамъ, далеко въ преріи, есть маленькій городокъ, называется онъ Маделіа, жалкое, скверное гн;здо; дома тамъ отвратительны, вм;сто тротуаровъ насыпаны опилки, люди неприв;тливы. Зд;сь именно и былъ, наконецъ, пойманъ и убитъ кровожадный, прошедшій сквозь огонь и воды, американскій разбойникъ Іессія Джемсъ. Зд;сь онъ укрывался; это в;дь самое подходящее м;сто для такого чудовища, которое въ теченіе многихъ л;тъ наводило страхъ на вольные штаты своими нападеніями, грабежами и убійствами. Сюда-то попалъ и я, но съ мирными нам;реніями помочь пріятелю въ затруднительномъ положеніи. Американецъ Джонстонъ былъ учителемъ «средней школы» въ одномъ город; въ Висконсин;, гд; я познакомился съ нимъ и его женою. Спустя н;которое время онъ бросилъ свое м;сто и занялся торговлей, онъ отправился въ прерію, въ городъ Маделіа и открылъ тамъ дровяной складъ. Пробылъ онъ тамъ годъ, занимаясь этимъ, и прислалъ мн; письмо, въ которомъ просилъ, чтобы я къ нему прі;халъ, если мн; можно, и присмотр;лъ бы за его д;ломъ, пока онъ и его жена съ;здятъ на востокъ. Я былъ это время какъ-разъ свободенъ и по;халъ въ Маделію. Позднимъ зимнимъ вечеромъ прі;халъ я на вокзалъ, гд; меня встр;тилъ Джонстонъ, я отправился съ нимъ домой, тамъ онъ указалъ мн; мою комнату. Его домъ стоялъ на н;которомъ разстояніи отъ города. Большую часть ночи мы употребили на то, чтобы ознакомитъ меня съ финансовой стороной дровяного д;ла: я в;дь мало смыслилъ въ этомъ. На сл;дующее утро Джонстонъ вручилъ мн;, шутя, револьверъ, а черезъ два часа с;лъ съ женою въ вагонъ. Какъ только я остался одинъ въ дом;, вышелъ я изъ своей комнаты и сошелъ въ нижній этажъ, откуда мн; удобн;е было распоряжаться вс;мъ домомъ. Воспользовался я и кроватью супруговъ. Прошло н;сколько дней. Я продавалъ тесъ и доски, вечеромъ носилъ вырученныя деньги въ банкъ, а квитанціи заносилъ въ свою книгу. Итакъ, я былъ совс;мъ одинъ въ дом;. Об;дъ я приготовлялъ себ; самъ, убиралъ и доилъ двухъ коровъ Джонстона, пекъ хл;бъ, жарилъ и варилъ. Первое мое печеніе хл;ба было неудачно: я взялъ черезчуръ много муки, хл;бъ не пропекся и на другой же день онъ зачерств;лъ какъ камень. Плохо мн; также удалась въ первый разъ молочная каша. Я разыскалъ въ лавк; полъ-шеффеля чудной ячменной крупы; она мн; показалась пригодной для каши. Я налилъ молока, засыпалъ крупы и принялся м;шать. Но скоро увид;лъ, что масса черезчуръ густа, я подлилъ еще молока, потомъ началъ опять м;шать. Но каша варилась, шип;ла, кип;ла, зерна разбухли, сд;лались какъ горохъ — тутъ опять молока оказалось слишкомъ мало; потомъ вся эта масса начала выл;зать изъ горшка. Тогда я началъ выливать въ чашки, въ блюдечки. Все-таки выл;заетъ. Я вытащилъ еще чашекъ и блюдечекъ, — опятъ л;зетъ. Но молока все не хватало, а каша осталась такой же густой, какъ камень. Не зная, какъ поступить, я опрокинулъ все на столъ, на простой деревянный столъ; каша вылилась лавой и застыла спокойной массой на стол;. Теперь у меня была, такъ-сказать, materia prima, и каждый разъ, какъ я собирался ;стъ молочную кашу, я отр;залъ только кусокъ этой массы, подливалъ молока и все вм;ст; кипятилъ. Изо дня въ день, и въ об;дъ и въ ужинъ, ;лъ я кашу какъ герой, лишь бы ее истребить. Это была трудная задача, но я ни съ к;мъ не былъ знакомъ въ город;, кто бы мн; могъ помочь ее съ;стъ, и въ конц;-концевъ, я остался единственнымъ ея господиномъ. Было довольно-таки уединенно въ этомъ большомъ дом; для юноши двадцати одного года. Ночи были страшно темны, сос;дей не было. Но я не боялся, мн; и въ голову не приходило бояться. Два вечера подъ рядъ я слышалъ подозрительный шорохъ у замка кухонной двери, я всталъ, взялъ лампу, осмотр;лъ дверь снаружи и изнутри. Но ничего подозрительнаго въ замк; я не нашелъ. Револьвера у меня тоже не было въ рукахъ. Но въ одну изъ посл;дующихъ ночей мн; пришлось пережитъ такой страхъ, какого я не переживалъ никогда въ жизни. И очень долго потомъ я не могъ отр;шиться отъ впечатл;ній этой ночи. Однажды я былъ занятъ больше обыкновеннаго: я заканчивалъ н;сколько важныхъ д;лъ и работалъ до поздняго вечера. Когда я, наконецъ, подвелъ посл;дніе итоги, банкъ былъ уже запертъ и я не могъ снести дневной выручки. Я взялъ деньги, сосчиталъ, было 700–800 долларовъ. Съ этотъ вечеръ, какъ всегда, я с;лъ за свою работу; сид;лъ я до поздней ночи. Вдругъ послышался у кухонной двери таинственный шорохъ, который я уже раньше слышалъ. Что такое? Въ дом; были дв; двери, одна въ кухн;, другая парадная, въ с;няхъ передъ моей комнатой. Ее я для безопасности задвинулъ засовомъ. Занав;ски въ нижнемъ этаж; были зам;чательны, такія плотныя, что лампы съ улицы никоимъ образомъ нельзя было разгляд;ть. Итакъ, я ясно слышу шорохъ у кухонной двери. Я беру лампу и иду туда. Прислушиваюсь, за дверью кто-то шепчется и по сн;гу ползаютъ взадъ и впередъ. Я стою ц;лую в;чность, шопотъ продолжается, потомъ, кажется мн;, нев;рные шаги удаляются. Все смолкаетъ. Я возвращаюсь и продолжаю писать. Проходитъ полчаса. Вдругъ я подскакиваю на м;ст;, кто-то ломится въ парадную дверь. Не только, замокъ, но и засовъ съ внутренней стороны двери сломанъ, и я слышу шаги въ с;няхъ у моей двери. Сломать его можно было только сильнымъ натискомъ н;сколькихъ челов;къ сразу: засовъ былъ очень кр;покъ. Сердце у меня остановилось, затрепетало. Я не вскрикнулъ, замеръ, я слышалъ, какъ бьется сердце, горло мн; сжимала судорога, я не могъ дышать. Въ первую секунду на меня напалъ такой страхъ, что я еле сознавалъ, гд; я? Первою моею мыслью было спасти деньги; я пробрался въ спальню, вынулъ бумажникъ изъ кармана и спряталъ все это подъ матрацъ. Потомъ вернулся назадъ, это было д;ломъ одной минуты. У двери слышны были сдержанные голоса; замокъ трещалъ. Я принесъ револьверъ Джонстона и попробовалъ его; онъ д;йствовалъ. Руки у меня дрожали, ноги подкашивались. Не лучше было и настроеніе духа. Мои глаза были прикованы къ двери, она была необыкновенно прочная, массивная дверь съ кр;пкими поперечными перекладинами: плотничья работа, такъ-сказать, не столярная. Это меня успокоило, и я началъ думать, а до этого момента ночи не соображалъ. «Дверь отворялась наружу, разсуждалъ я, значитъ, ее нельзя распахнуть натискомъ. Кром; того, с;ни были слишкомъ т;сны, нельзя было д;йствовать съ разб;гу». Это ободрило меня, я почувствовалъ вдругъ, что я храбръ какъ мавръ, я кричу, что убью всякаго, кто попробуетъ войти сюда. Теперь я настолько оправился, что сейчасъ же сообразилъ, что кричу по-норвежски, это глупо, я сейчасъ же повторилъ свою угрозу по-англійски. Отв;та н;тъ. Я погасилъ лампу, чтобы глаза мои привыкли къ темнот;, на случай, если окно будетъ выбито и лампа потухнетъ. Теперь я стоялъ въ потемкахъ, смотр;лъ въ окно. Револьверъ у меня былъ въ рукахъ. Время шло, я становился все см;л;е, я р;шилъ бытъ молодцомъ, и я кричу: «Эй, что вы тамъ замышляете? Или входите, или убирайтесь! А то я спать хочу!» Черезъ н;сколько секундъ отв;тилъ чей-то хриплый басъ: «Мы уходимъ, ты, тамъ, «hundsfot», и кто-то прыгнулъ въ сн;гъ. Выраженіе «hundsfot» это — національное американское ругательство, впрочемъ, и англійское. Я страшно разсердился на этихъ негодяевъ и хот;лъ отворить дверь и стр;лять. Но въ посл;дній моментъ у меня мелькнула мысль: очень возможно, одинъ удралъ, а другой ждетъ, когда я открою дверь, чтобъ напасть на меня. Тогда я подошелъ къ окну, поднялъ штору и выглянулъ. Мн; хот;лось разгляд;ть темное пятно на сн;гу. Я распахнулъ окно, приц;лился въ темное пятно и выстр;лилъ: бацъ! еще разъ: бацъ! Б;шено разряжалъ я барабанъ, наконецъ, раздался посл;дній выстр;лъ. Выстр;лы гулко раздавались въ мерзломъ воздух;, и съ дороги я услышалъ крикъ: «Б;ги, б;ги!» И вдругъ изъ с;ней выпрыгнулъ еще одинъ на сн;гъ, поб;жалъ вдоль дороги и пропалъ впотьмахъ. Я в;рно угадалъ: ихъ было двое. Но этому я не могъ даже пожелать покойной ночи, посл;дній зарядъ уже выпустилъ. Я зажегъ снова лампу, принесъ деньги и спряталъ ихъ у себя. И теперь, хотя все уже и прошло, я такъ трусилъ, что не отважился лечь въ эту ночь въ постель супруговъ. Подождавъ съ полчаса, пока разсв;ло, я од;лся и ушелъ. Я какъ можно лучше забаррикадировалъ сломанную дверь, потихоньку пробрался въ городъ и позвонилъ въ гостиниц;. Кто были эти мошенники, я не знаю. Едва ли это были профессіональные воры: они старались вломиться черезъ дверь, а было два окна, черезъ нихъ удобн;е было вл;зть. Но эти негодяи были настолько наглы, что не побоялись взломать замокъ и двери. Но никогда я не боялся такъ, какъ въ эту ночь, въ преріи въ город; Маделіа, притон; Іессіи Джемса. И позже нер;дко приходилось мн; пугаться до судорогъ въ горл;, и это — посл;дствіе той ночи. Никогда раньше не испытывалъ я ощущенія страха, которое проявлялось бы такимъ страннымъ образомъ.
— Въ Париж; вспыхнула революція. — Что!? Революція!? — Студенты хозяйничаютъ въ город;, вышли бунтовать на улицу. Мн; хот;лось спать, я былъ золъ и сказалъ: — Выставьте пожарную кишку на улицу и облейте молодцовъ. Но Свенъ Ланге былъ на сторон; студентовъ, поэтому ушелъ, разсердившись. Причина, изъ-за которой студенты принялись «хозяйничать», была сл;дующая. Изв;стное общество «Четырехъ изящныхъ искусствъ» устраивало балъ въ увеселительномъ заведеніи Moulin Rouge. Четыре дамы, которыя должны были олицетворять на этомъ балу изящныя искусства; явились почти голыми, — только вокругъ таліи у нихъ были шелковые пояса. Парижская полиція терп;лива и ко всему пріучена, но тутъ вм;шалась, балъ былъ запрещенъ, а учрежденіе закрыто. Художники протестовали; студенты Латинскаго квартала поддержали ихъ, и скандалъ разросся. Спустя н;сколько дней, по бульвару Сенъ-Мишель шелъ небольшой полицейскій отрядъ. Передъ однимъ изъ многочисленныхъ кабачковъ сид;ло н;сколько студентовъ, они язвительно подсм;ивались и подзывали патруль. Парижская полиція терп;лива и ко всему пріучена, но тутъ одинъ изъ полицейскихъ разозлился, — онъ схватываетъ тяжелую каменную спичечницу, стоящую на одномъ столик; на бульвар;, и швыряетъ въ зачинщика. Онъ ц;литъ очень неудачно: спичечница, разбивъ окно, влетаетъ въ кабачокъ и попадаетъ въ голову ни въ чемъ неповинному студенту, да такъ, что несчастный убитъ на м;ст;. Изъ-за этого-то студенты и «хозяйничаютъ» теперь. Когда Свенъ Ланге ушелъ, я всталъ и вышелъ. На улиц; неспокойно, множество народу, конная и п;шая полиція. Протискиваюсь, добираюсь до своего ресторана; посл; завтрака закуриваю сигару и направляюсь домой. Но толпа уже выросла и давка усилилась. Охранять порядокъ явилась теперь національная гвардія — п;шая и конная. Когда она показалась на бульвар; Сенъ-Жерменъ, толпа съ крикомъ начала бросать въ нее камнями. Лошадей невозможно было удержатъ, он; фыркали, становились на дыбы. Толпа ломала асфальтъ на улиц; и швыряла имъ. Какой-то господинъ, возмущаясь, спросилъ меня: — Время ли теперь курить сигару? Я отв;тилъ, что не французъ, и не догадываюсь, какая мн; предстоитъ опасность, — и это мн; извинительно. Но онъ кричитъ въ изступленіи: — Революція! Революція! Тогда я бросилъ сигару. Теперь уже поднялись не одни студенгы и художники, — со вс;хъ концевъ Парижа стекались лацарони, разные праздношатающіеся, неопред;ленные субъекты. Они выползали изъ вс;хъ угловъ, выныривали изъ боковыхъ улицъ и см;шивались съ толпой. И у многихъ приличныхъ джентльменовъ пропадали часы. Толпа увлекла меня. Тамъ, гд; скрещивались бульвары Сенъ-Мишель и Сенъ-Жерменъ, былъ главный пунктъ безпорядковъ, и возстановитъ спокойствіе тамъ казалось очень труднымъ. Толпа долгое время д;лала все, что хот;ла. Одинъ омнибусъ переправлялся черезъ мостъ съ того берега Сены. Когда онъ приблизился съ площади Сенъ-Мишель, какой-то челов;къ вышелъ изъ толпы, снялъ шляпу и сказалъ: — Милостивыя государыни и милостивые государи, не будете ли вы такъ любезны выйти... Пассажиры вышли. Тогда распрягли лошадей и съ радостными криками опрокинули омнибусъ на тротуаръ. Сл;дующіе экипажи подверглись той же участи. Конки, проходящія мимо, задерживались и опрокидывались въ одно м;сто, такъ что скоро отъ одного тротуара къ другому протянулась высокая баррикада. Вс; сообщенія были прерваны; т;мъ, кому нужно было пробраться дальше, не могли ничего под;лать, ихъ увлекла за собой волнующаяся толпа, ихъ отт;сняли въ боковыя улицы или оттискивали къ дверямъ. Я случайно очутился опятъ у ресторана, откуда вышелъ, — меня несло все впередъ, пока я не очутился у высокой жел;зной р;шетки, которая окружала музей, и зд;сь я прочно утвердился. Мн; чуть не оторвали рукъ отъ т;ла, но я держался кр;пко. Вдругъ — выстр;лъ, за нимъ другой. Паника охватила толпу; съ криками ужаса она бросилась въ боковыя улицы; полиція воспользовалась случаемъ разогнать толпу по разнымъ направленіямъ, опрокинуть ее и саблями прорубиться самой. Въ этотъ моментъ было похоже на войну. Счастіе, что я держался за р;шетку, — никакая давка меня не пугала. Какой-то задыхающійся безумецъ нал;зъ на меня. Онъ держалъ высоко надъ головой визитную карточку, совалъ мн; ее въ руку и умолялъ о пощад;: онъ думалъ, я его убью. На карточк; было: докторъ Іоханнесъ. Онъ мн; объяснялъ, дрожа какъ осиновый листъ, что онъ армянинъ, прі;халъ въ Парижъ съ научной ц;лью, а въ Константинопол; онъ врачомъ. Я пощадилъ его жизнь и не отнялъ ее у него. Живо помню его разстроенное лицо съ черной р;дкой бородой и большими промежутками между зубами на верхней челюсти. Теперь прошелъ слухъ: стр;ляли изъ сапожной лавки, или, собственно, изъ мастерской при ней. Будто бы это были «итальянскіе» рабочіе, которые хот;ли стр;лять по полиціи, — ужъ, конечно, виноваты были итальянцы. Теперь толпа опять ободрилась и снова устремилась на бульваръ. Конная полиція пыталась отр;зать главный пунктъ отъ толпы, прибывавшей изъ другихъ частей города. Но толпа, зам;тивъ эту уловку, начала бить окна газетныхъ кіосковъ, бросать камнями въ фонари и ломать жел;зныя прутья, которые защищаютъ каштановыя деревья, — все, чтобъ пом;шать загородить это пространство. Когда это не помогло, удалось совс;мъ взб;ситъ лошадей полицейскихъ — он; ужъ и такъ становились на дыбы. Для этого принялись поджигать баррикады изъ опрокинутыхъ омнибусовъ. Кром; того, продолжали выламывать и швырять куски асфальта, а такъ какъ работа эта была тяжелая, да и самое главное оставалось совершенно не защищеннымъ, то взялись за другія средства. Вывороченные жел;зные прутья изъ каштанновой аллеи разломали, изс;кли въ куски, сносили перила у л;стницы и скоро очередь дошла до моей большой, отличной жел;зной р;шетки. И тутъ начали разорять, швырять, вс; б;жали куда-то и опятъ возвращалясь. Такъ шло время. Тогда блюстители порядка получили подкр;пленіе изъ Версаля — появились войска. Толпа, заволновалась. Надъ полиціей и надъ національной гвардіей см;ялись и придумывали злыя шутки, но когда показались войска, раздалось: «Да здравствуетъ армія! Да здравствуетъ армія!» Офицеры, отдавая честь, благодарили за в;рность. Но какъ только войска прошли, опятъ начались безчинства съ полиціей, съ р;шетками, битье стеколъ, и все пошло попрежнему. Наступилъ вечеръ. Вдругъ студенты закричали: — Оплевать Лозе! Лозе былъ префектъ полиціи. Тогда организовалось огромное шествіе къ дому префекта, чтобъ «оплевать Лозе». Шествіе двинулось. А оставшіяся сзади тысячи продолжали безчинствовать. Мн; казалось, что сегодня ничего интереснаго больше я не увижу, поэтому я отправился въ ресторанъ, по;лъ и вернулся дальней дорогой домой. Но дни шли, а безпорядки продолжались. Теперь на улиц; можно было вид;ть и слышать много удивительнаго. Разъ вечеромъ я отправился въ ресторанъ поужинать. Шелъ небольшой дождь, и я захватилъ дождевой зонтикъ. Вдругъ наполдорог; меня останавливаетъ какая-то банда, она занималась разрушеніемъ баррикады, выстроенной на время, — эта баррикада должна была изолировать улицу отъ толпы. Она была выстроена изъ бревенъ и досокъ. Я выгляд;лъ сильнымъ и былъ имъ нуженъ, они въ очень опред;ленномъ тон; просятъ меня помочь имъ разрушить баррикаду. Я зналъ, сопротивленіемъ не поможешь; я отв;тилъ, что радъ имъ помочь. И начали мы и ломать и швырять. Но ничего не помогало. Насъ было, в;роятно, челов;къ пятьдесятъ, но мы работали недружно и не могли совладать съ баррикадой. Вдругъ меня ос;нила мысль затянуть п;сню, какъ это д;лаютъ норвежскіе каменьщики, когда поднимаютъ тяжесть. Это помогло. Скоро бревна начали трещать, и черезъ н;сколько минутъ баррикада обрушилась. Мы закричали: ура! Я хот;лъ уже итти въ ресторанъ, вдругъ ко мн; подходитъ какой-то оборванецъ и, ни слова не говоря, беретъ мой дождевой зонтъ, который я поставилъ тутъ же, — и разгуливаетъ съ нимъ. Онъ и не думаетъ его отдавать, говоря, что дождевой зонтъ принадлежитъ ему. Я позвалъ своихъ товарищей по баррикад;, чтобы они засвид;тельстовали, что этотъ зонтикъ былъ со мной, когда я пришелъ. — В;рно, — отв;тилъ челов;къ. — Но разв; теперь не революція? Тутъ вс; замолчали, и онъ воспользовался своимъ правомъ. Но я этого не одобрилъ, я взялъ силой мой зонтъ, а такъ какъ я это сд;лалъ не особенно ласково, то намъ обоимъ, ему и мн;, пришлось кубаремъ покатиться по улиц;; онъ началъ кричать о помощи. Въ это время подошли товарищи, и онъ началъ жаловаться, что я его повалилъ; я отв;тилъ: — В;рно! Но разв; теперь не революція? Посл; этого я взялъ свой зонтикъ и продолжалъ путь. Разъ вечеромъ, кончивъ дневную работу, вышелъ я, по обыкновенію, изъ дому и держался отъ шума вдалек;. Улицы были темны: вс; почти газовые фонари были разбиты, св;тили только окна магазиновъ. Гвардейцы скакали по тротуарамъ, ихъ большія лошади казались великанами при слабомъ осв;щеніи, и безъ перерыва стучали жел;зныя подковы объ асфальтъ. На сос;дней улиц; галд;ли что-то. Между т;мъ студенты, увидя, какой оборотъ приняли безпорядки, выпустили прокламаціи — гд; снимали съ себя отв;тственность за безпорядки и преступленія. Теперь это были ужъ не студенты, протестовавшіе противъ появленія полиціи въ Moulin Rouge, а парижская чернь, и студенты требовали только одного, — прекратить все. Прокламаціи во многихъ экземплярахъ были прибиты къ деревьямъ бульваровъ. Но ихъ благоразуміе, конечно, не им;ло теперь ни мал;йшей ц;ны. Теперь добирались до полиціи. Выступали большимъ походомъ на префекта Лозе, чтобъ «оплевать» его. Везд;, гд; только возможно было, швыряли въ полицейскихъ камнями, стр;ляли по нимъ, и когда разъ поздно вечеромъ какой-то несчастный констэбль шелъ съ приказомъ черезъ мостъ Сены, толпа поймала его и бросила въ р;ку. На другой день только его выбросило на набережную Notre Dame, и его отнесли въ моргъ. Разъ вечеромъ на бульвар; Сенъ-Мишель произошло н;что, заставившее обратить на себя вниманіе. Констэбль прогуливался въ толп; одинъ по тротуару. Вдругъ какой-то господинъ выхватилъ длинный дуэльный револьверъ изъ кармана и убилъ констэбля наповалъ. На шумъ явилась полиція, посп;шно задавала вопросы и выслушивала отв;ты, арестовала кое-кого. Но виновный не нашелся. Посл; выстр;ла убійца посп;шно сд;лалъ два шага назадъ, толпа сомкнулась, и онъ скрылся. Близстоящіе вид;ли, что онъ им;лъ орденъ Почетнаго Легіона. Имъ казалось, что они знали и его имя, но выдавать его не хот;ли, такъ какъ челов;къ этотъ былъ знаменитостью, его зналъ весь Парижъ, Франція и вообще чуть ни весь св;тъ. Итакъ, онъ хот;лъ въ тотъ вечеръ убить челов;ка: жажда крови и революціонные инстинкты французовъ пробудились и разгор;лись въ немъ. Разъ вечеромъ я былъ приставленъ къ «асфальтовой фабрик;». Шелъ я спокойно по улиц; и натолкнулся на кучу людей, которые ч;мъ-то были заняты. Когда я подошелъ поближе, меня подозвали, дали ломъ и поставили на работу. Отрядъ гвардейцевъ стоялъ въ н;которомъ отдаленіи, чтобы изолировать улицу, и, насколько я понялъ, д;ло шло о томъ, чтобы выломаннымъ асфальтомъ побить гвардію и взятъ приступомъ охраняемую улицу. Это было позорное рабство, что я былъ тутъ, — и я жал;лъ про-себя, что не пошелъ другой дорогой. Теперь другого выхода не было, и я долженъ былъ выламывать асфальтъ. Не я одинъ работалъ, много ломовъ д;йствовали, и мы дружно отд;ляли асфальтъ. Толпа стояла тугъ же, кричала и разсуждала, что, молъ, будетъ теперь съ гвардіей. «Ну, плохо пришлось бы гвардіи: должно-быть, не многіе изъ гвардейцевъ уц;л;ли бы». Вдругъ мы услышали команду: — Въ штыки! Мы замерли. Тотъ же голосъ закричалъ: — Впередъ, въ штыки! И гвардейцы двинулись прямо на насъ. Тутъ мы, струсивъ, бросили ломы и поб;жали. Богъ ты мой, какъ мы удирали! Мы оставили врагу вс; пули, весь нашъ драгоц;нный асфальтъ. Хорошо, что у меня длинныя ноги, я... припустилъ, какъ заяцъ и, долженъ сознаться, никогда не видалъ, чтобъ такъ великол;пно мчались, какъ я. Еще вспоминаю, какъ у ст;ны я съ такой силой толкнулъ маленькаго француза, что онъ повалился и захрип;лъ. Конечно, я перегналъ почти вс;хъ своихъ улепетывавшихъ товарищей, и, когда передніе остановились, я воспользовался общимъ зам;шательствомъ и благополучно удралъ съ «асфальтовой фабрики». Никогда я не возвращался больше туда. Н;сколько нед;ль спустя безпорядки начали стихать, а еще черезъ три нед;ли Парижъ принялъ свой прежній видъ. Лишь изрытыя улицы свид;тельствовали долгое время о безпорядкахъ посл;дней французской революціи. Безпорядки им;ли одно ощутимое посл;дствіе: префектъ полиціи, «оплеванный» Лозе, долженъ былъ выйти въ отставку.
Пасторатъ былъ расположенъ очень красиво, подл; Глимма, широкаго потока съ большими камнями, который, п;нясь, журчалъ день и ночь. Глимма б;жалъ то на югъ, то на с;веръ, смотря потому, былъ ли отливъ или приливъ, но всегда звен;лъ онъ свою в;чную п;снь, и вода б;жала одинаково быстро и л;томъ и зимой. Наверху, на холм; стояла церковь и кладбище. Церковь была старая деревянная часовня, на кладбище деревьевъ не было, могилы безъ цв;товъ; только у каменной ст;ны росла роскошная малина, прекрасныя, сочныя ягоды, вскормленныя жирной землей мертвецовъ. Я зналъ каждую могилу, каждую надпись, вид;лъ, какъ начиналъ наклоняться крестъ, поставленный еще совс;мъ новымъ и, въ конц; концовъ, валился въ одну изъ бурныхъ ночей. Цв;товъ тамъ не было, но л;томъ зато росла высокая трава по всему кладбищу, такая высокая и жесткая, что я часто сид;лъ тамъ и прислушивался, какъ в;теръ шелеститъ въ этой удивительной трав;, доходившей мн; до кол;нъ. И среди этого свиста верт;лся флюгеръ на колокольн;, и его жел;зный, ржавый звукъ жалобно разносился по пасторату. Казалось, точно этотъ кусокъ жел;за — живой и скрежещетъ зубами. Когда работалъ могильщикъ, я разговаривалъ съ нимъ иногда. Это былъ челов;къ серьезный, улыбался онъ р;дко, но ко мн; относился дружелюбно, и часто, копая могилу, просилъ меня посторониться: у него на заступ; большой кусокъ бедренной кости или оскаленный черепъ. Часто находилъ я кости и пучки волосъ на могилахъ; я ихъ закапывалъ въ землю, какъ меня училъ могильщикъ. Я такъ привыкъ къ этому, что совершенно не боялся, когда наталкивался на эти челов;ческіе останки. Въ одномъ изъ угловъ церкви былъ склепъ, въ немъ лежали кости; иногда я игралъ тамъ, складывая на полу разныя фигуры изъ обломковъ скелета. А разъ на кладбище я нашелъ зубъ. Это былъ сверкающей б;лизны кр;пкій передній зубъ. Не отдавая себ; отчета, я его спряталъ. Мн; хот;лось его обточить и сд;лать какую-нибудь удивительную фигурку, какія я выр;зывалъ изъ дерева. Я взялъ зубъ домой. Это было осенью, темн;ло рано. Я долженъ былъ еще кое-о чемъ позаботиться, и прошло часа два, прежде ч;мъ я могъ спуститься въ людскую работать надъ зубомъ. Въ это время взошла луна; м;сяцъ былъ на ущерб;. Въ людской было темно, я былъ совс;мъ одинъ. Лампу зажечь я не р;шился, ждалъ кого-нибудь изъ работниковъ; да съ меня довольно св;та и изъ вьюшки, если хорошенько раздуть огонь. Поэтому я пошелъ въ сарай принести дровъ. Въ сара; было темно. Когда нагнулся взять дрова, я почувствовалъ легкій ударъ по голов;, будто бы однимъ пальцемъ. Я быстро обернулся — никого. Я обвелъ кругомъ себя рукой, тоже никого. Я спросилъ, есть ли тутъ кто-нибудь, — отв;та не получилъ. Я растерялся, схватился за м;сто, гд; меня тронули, и почувствовалъ что-то на рук; холодное, какъ ледъ, я сейчасъ же отдернулъ ее. «Вотъ странно!» подумалъ я. Попробовалъ опять провести по волосамъ — холодная дорожка. Я думалъ: «Что бы это холодное могло капнутъ сверху мн; на голову?» Я захватилъ ц;лую охапку дровъ, вернулся въ людскую, затопилъ печь и ждалъ, пока, изъ вьюшки будетъ мн; св;титъ. Потомъ я принесъ зубъ и подпилокъ. Кто-то стукнулъ въ окно, я взглянулъ. Кр;пко прильнувъ лицомъ къ окну, стоялъ челов;къ: чужой, я не зналъ его, но в;дь я зналъ весь приходъ. У него была большая рыжая борода, шерстяная красная повязка вокругъ шеи, зюдвестка на голов;. Тогда я не сообразилъ, и только потомъ мн; пришло въ голову, какъ я могъ его разгляд;ть ясно въ темнот;, какъ-разъ на той сторон; дома, которая была въ т;ни? Я вид;лъ лицо съ ужасающей отчетливостью, оно была бл;дно, почти б;ло, и глаза неподвижно уставились на меня. Прошла минута. И вдругъ челов;къ захохоталъ. Это былъ негромкій прерывистый см;хъ, однако, ротъ былъ раскрытъ, а глаза уставились на меня — челов;къ см;ялся. Я бросилъ, что у меня было въ рукахъ; холодная дрожь пронизала меня съ головы до пятъ. Въ ужасной пасти см;ющагося лица передъ окномъ я увид;лъ вдругъ черное отверстіе въ ряду зубовъ — не хватало одного. Я с;лъ, окочен;въ отъ ужаса. Прошла еще минута, лицо стало м;няться, оно стало ярко-зеленымъ, потомъ ярко-краснымъ, улыбка, однако же, оставалась. Чувства я не лишился, я зам;чалъ все, что кругомъ д;лалось; огонь осв;тилъ достаточно ярко черезъ вьюшку, онъ бросалъ полоску св;та, которая тянулась до другой ст;ны, гд; стояла л;стница. Я слышалъ тиканье часовъ въ сос;дней комнат;. Все я вид;лъ такъ отчетливо, что даже зам;тилъ зюдвестку на голов; челов;ка передъ окномъ — она была выцв;тшаго чернаго цв;та съ зеленымъ кантомъ. Вдругъ онъ откачнулъ голову отъ оконной рамы, началъ опускаться все ниже, скрылся наполовину въ окн;. Онъ точно соскользнулъ подъ землю. Больше я его не вид;лъ. Я былъ страшно перепуганъ, дрожь пробирала меня. Я искалъ зубъ на полу, но не см;лъ оторвать глазъ отъ окна, — вдругъ лицо покажется опятъ. Найдя зубъ, я р;шилъ сейчасъ же снести его на кладбище, но не хватало см;лости. Я все сид;лъ и боялся шевельнуться. Я слышу на двор; шаги, я думаю, что это одна изъ служанокъ стучитъ своими деревянными туфлями, но крикнутъ не р;шаюсь, — шаги удаляются. проходитъ в;чность. Огонь въ печк; начинаетъ потухать, и не откуда ждать спасенія. Тогда, стискивая зубы, я встаю. Открываю дверь и вхожу, пятясь, изъ людской, не спуская глазъ съ окна, у котораго стоялъ челов;къ. Очутившись на двор;, бросаюсь въ конюшню, чтобъ кто-нибудь изъ рабочихъ проводилъ меня черезъ кладбище. Рабочихъ тамъ н;тъ. Зд;сь, подъ открытымъ небомъ, я становлюсь см;л;е, я р;шаюсь итти одинъ на кладбище; кром; того, я не попался бы въ когти дяд;. Итакъ, я пошелъ одинъ на церковный холмъ. Зубъ я несъ въ носовомъ платк;. Наверху передъ церковными воротами я остановился — мужество покинуло меня. Кругомъ — тишина, только и слышенъ в;чно бушующій Глимма. На кладбище вела арка, подъ которой нужно было проходитъ; въ ужас; остановился я передъ ней и съ осторожностью просунулъ голову впередъ: смогу ли я итти дальше? Вдругъ я опускаюсь на кол;ни. По ту сторону воротъ, между могилами, стоялъ мой челов;къ въ зюдвестк;. Лицо у него было опять б;лое, онъ повернулся ко мн;, но сейчасъ же указалъ впередъ, на кладбище. Я вид;лъ въ этомъ приказаніе, но итти за нимъ не р;шился. Долго лежалъ я тамъ и смотр;лъ на него, я умолялъ, а онъ стоялъ неподвижно. Вдругъ я слышу — внизу, въ конюшн; возится и насвистываетъ работникъ; эти признаки жизни под;йствовали на меня ободряюще, я поднялся. Тогда челов;къ началъ постепенно удаляться, онъ не шелъ, онъ скользилъ по могиламъ, указывая все впередъ. Я вошелъ въ ворота. Онъ манилъ меня дальше. Я сд;лалъ еще н;сколько шаговъ и остановился; больше я не могъ. Трясущимися руками вынулъ я б;лый зубъ изъ платка и изо всей силы бросилъ его на кладбище. Въ этотъ моментъ жел;зный флюгеръ повернулся и пронзительный визгъ его проникъ мн; до мозга костей. Я бросился къ воротамъ, съ холма, домой. Когда я пришелъ въ кухню, мн; сказали, я былъ б;л;е сн;га. Много л;тъ прошло съ т;хъ поръ, но я помню каждый пустякъ. Я вижу себя на кол;няхъ передъ входомъ на кладбище, вижу рыжебородаго челов;ка. Возрастъ его опред;лить я не могу. Ему могло быть и двадцать, и сорокъ л;тъ. Тогда я вид;лъ его не въ посл;дній разъ, потомъ я еще думалъ объ этомъ вопрос;; и все-таки не знаю, что сказать о его возраст;. Иногда по вечерамъ, и ночью, челов;къ приходилъ опять. Онъ являлся, см;ялся своимъ широко раскрытымъ ртомъ, въ которомъ недоставало зуба, и пропадалъ. Выпалъ сн;гъ, и я не могъ итти на кладбище и закопать его въ землю. Въ теченіе всей зимы челов;къ показывался, но все р;же и р;же, съ большими промежутками. Мой ужасъ къ нему проходилъ, но все же жизнь мою онъ д;лалъ очень несчастной, несчастной безгранично. Иногда съ радостью думалъ я, что мое мученіе кончится, если я брошусь въ Глимму. Пришла весна, и челов;къ пропалъ совс;мъ. Совс;мъ? Н;тъ, не совс;мъ, но на ц;лое л;то. Только разъ онъ показался, потомъ пропалъ надолго. Черезъ три года, посл; первой встр;чи съ нимъ, я у;халъ съ с;вера и годъ отсутствовалъ. Вернувшись, конфирмировался, сталъ взрослымъ, какъ мн; казалось. Я жилъ теперь въ дом; отца и матери, а не у дяди въ пасторат;. Разъ вечеромъ, осенью, засыпая, я почувствовалъ холодную руку на своемъ виск;. Я открылъ глаза, — передо мной стоялъ челов;къ. Онъ с;лъ на постель и сталъ смотр;ть на меня. Въ комнат; я былъ не одинъ, со мной спали дв;; сестры; несмотря на это, я не крикнулъ. Почувствовавъ холодное прикосновеніе, я отмахнулся рукой и сказалъ: «Убирайся». Сестры спросили со своихъ кроватей, съ к;мъ я говорю. Посид;въ н;которое время спокойно, онъ началъ раскачиваться. Потомъ началъ все больше и больше расти и доросъ почти до потолка, дальше расти было некуда; тогда онъ поднялся, неслышными шагами прошелъ черезъ всю комнату и пропалъ въ печк;. Я все время провожалъ его глазами. Въ первый разъ подошелъ онъ ко мн; такъ близко; я смотр;лъ ему прямо въ лицо. Взглядъ его былъ потухшій, онъ смотр;лъ въ мою сторону, но какъ будто мимо, смотр;лъ черезъ меня въ другой міръ. Я зам;тилъ, что у него с;рые глаза. Лицо было неподвижно, и онъ не см;ялся. Когда я оттолкнулъ его руку и сказалъ: «Уходи вонъ!» онъ медленно отвелъ ее. Въ продолженіе т;хъ минутъ, когда онъ сид;лъ на моей постели, онъ ни разу не моргнулъ. Н;сколько м;сяцевъ позже, когда наступила уже зима и я у;халъ опять изъ дому, я поселился у одного купца В., въ контор; котораго служилъ. Зд;сь встр;тилъ я моего челов;ка въ посл;дній разъ. Я вхожу разъ вечеромъ въ свою комнату, зажигаю лампу и начинаю разд;ваться; какъ всегда, выставляю свои сапоги прислуг;, отворяю дверь. Вотъ онъ, стоитъ въ коридор;; прямо передо мной, рыжебородый челов;къ. Я знаю, въ сос;дней комнат; люди, поэтому я и не трушу. Я бормочу: «Опять ты тутъ!» Челов;къ раскрываетъ свой огромный ротъ и хохочетъ. Но меня это больше не пугало, я былъ на этотъ разъ внимательн;й — зубъ былъ на своемъ м;ст;. Можетъ-быть, его кто-нибудь закопалъ въ землю, или онъ за эти годы искрошился, превратился въ пилъ и см;шался съ землей, откуда былъ взятъ. Одинъ Богъ знаетъ это. Челов;къ опять закрылъ ротъ, повернулся и пошелъ съ л;стницы, гд; исчезъ безсл;дно. Съ т;хъ поръ я его никогда не видалъ, и теперь прошло уже много л;тъ. Этотъ челов;къ, этотъ рыжебородый посланецъ изъ страны смерти, внесъ много мрака въ мое д;тство, причинилъ мн; много вреда. Я не разъ галлюцинировалъ, не разъ сталкивался съ неизъяснимымъ, но ничто меня такъ не поражало, какъ это. И все-таки онъ мн; не причинилъ особеннаго вреда, — эта мысль часто приходитъ мн; въ голову. Онъ первый научилъ меня скрежетать зубами и влад;ть собой. Въ жизни мн; много разъ пришлось прим;нять его уроки.
Желто-зеленая, неизм;римая, какъ море, растилась прерія. Ни одного дома не было видно, кром; нашихъ собственныхъ конюшенъ и нав;совъ для ночлега посреди преріи. Ни дерева, ни куста, — пшеница и луга, пшеница и луга, — насколько хватаетъ взоръ. Цв;товъ н;тъ, только среди пшеницы желтыя мутовки дикой горчицы, единственнаго цв;тка преріи. Съ этимъ растеніемъ мы боролись, вырывали его съ корнемъ, высушивали, возили домой и сжигали. Пшеница ходитъ волнами подъ в;тромъ. ни птицъ, никакого признака жизни, единственное, что мы слышали, — в;чное стрекотаніе милліоновъ кузнечиковъ — единственная п;снь преріи. Мы стремились въ т;нь. Когда намъ привозили об;дъ, мы ложились на землю подъ лошадь, чтобы хоть немного быть въ т;ни, пока глотаешь об;дъ. Солнце жгло невыносимо, мы были въ шляпахъ, рубашкахъ, штанахъ и башмакахъ, — вотъ и все, легче нельзя было, насъ бы обожгло. Наприм;ръ, если во время работы прорвешь дыру въ рубашк;, сейчасъ же вскакиваетъ волдырь. Во время жатвы пшеницы работали мы по шестнадцати часовъ въ сутки. Десять жатвенныхъ машинъ ;здили каждый день на полъ-акр;. Сжавши одинъ четырехугольникъ, пере;зжали на другой, сжинали и его. И дальше, все дальше, а въ это время десять челов;къ идетъ за нами, вяжетъ снопы. Сверху, сидя на лошади, съ револьверомъ въ рукахъ, сл;дитъ за ними смотритель — ничто отъ него не укроется. Каждый день загонялъ онъ двухъ лошадей. Случится гд;-нибудь несчастіе, сломается, наприм;ръ, машина, — онъ тутъ какъ тутъ, исправитъ или отошлетъ. Часто дорога, была дальняя, но все же, если онъ зам;чалъ гд;-нибудь безпорядокъ, сейчасъ же являлся, а если не было ни какого д;ла, то весь день объ;зжалъ кругомъ густую пшеницу, и лошадь взмыливалась отъ пота. Въ сентябр; и октябр; дни были невыносимо жарки, а ночи холодны. Мы просто замерзали. И потомъ, мы часто не досыпали; насъ будили въ три часа утра, когда еще не разсв;тало. Пока мы задавали кормъ лошадямъ, ;ли сами, совершали длинный путь до м;ста работы, начинало разсв;тать, и работа закипала. Мы зажигали копну с;на, чтобы растопитъ масло для смазки машинъ, да; къ тому же гр;лись немного и сами. Но, конечно, продолжалось это недолго, намъ нужно было къ машинамъ. Праздниковъ мы не соблюдали. Воскресенье было какъ понед;льникъ. Но во время дождя мы не могли работать и тогда лежали въ сара;. Играли въ «Казино», болтали и спали. Былъ у насъ ирландецъ, вначал; онъ казался мн; очень страннымъ; одинъ Богъ зналъ, что онъ такое въ конц;-концевъ. Во время дождя онъ лежалъ и читалъ романы, которые привезъ съ собой. Это былъ высокій, красивый малый, л;тъ тридцати шести, говорилъ онъ очень громкимъ голосомъ, зналъ и н;мецкій языкъ. Этотъ челов;къ пришелъ въ шелковой рубашк; на ферму и вы;зжалъ въ ней все время на работу. Когда одна изнашивалась, онъ над;валъ другую. Онъ не былъ д;льнымъ работникомъ, у него не было «ухватки» на работу, но это былъ удивительный челов;къ. — Звали его Эвансъ. Про норвежцевъ нечего говорить, одинъ изъ нихъ удралъ, не могъ вынести рабства — другой выдержалъ, онъ былъ изъ Фальдерса. У молотилокъ мы старались становиться какъ можно дальше отъ паровой машины: пыль, мякина и песокъ падали, какъ сн;жные хлопья, и лет;ли изо вс;хъ отверстій и лопастей машины. Два дня я былъ въ самомъ пекл;, я попросилъ надсмотрщика дать мн; другое м;сто, что онъ и сд;лалъ. Онъ далъ мн; отличное м;сто въ пол; при нагрузк; возовъ. Онъ никогда не забывалъ, что я ему сд;лалъ вначал;. Вотъ какъ это было: У меня была форменная куртка съ блестящими пуговицами съ того еще времени, какъ я служилъ въ Чикаго на Конно-жел;зной дорог;. Эта куртка съ прекрасными пуговицами очень нравилась смотрителю; онъ любилъ наряды, какъ настоящій ребенокъ, а зд;сь, въ преріи, ихъ не было. Я ему сказалъ разъ, что онъ легко можетъ получить куртку; онъ мн; хот;лъ заплатить за нее, я долженъ только сказать, что я за нее хочу. Но когда я подарилъ ее ему, онъ объявилъ, что в;чно будетъ мн; благодаренъ. Когда кончилась жатва и онъ увидалъ, что у меня н;тъ куртки, онъ мн; подарилъ другую хорошую куртку. Разъ, когда я былъ при нагрузк; пшеницы, со мной произошелъ эпизодъ. Съ возомъ пришелъ шведъ. Онъ былъ въ высокихъ сапогахъ, штаны были запрятаны въ голенища. Мы идемъ нагружать. Онъ работалъ, какъ волъ, и я просто не зналъ, какъ мн; его придержать. Онъ все наддавалъ; наконецъ, это меня стало сердить, тогда и я началъ работать изо вс;хъ силъ. Каждая копна состояла изъ восьми сноповъ, и обыкновенно мы брали одинъ пшеничный снопъ на вилы и подавали на возъ, теперь я бралъ четыре. Я затоплялъ шведа снопами, прямо-таки засыпалъ. Въ одномъ изъ тяжелыхъ сноповъ, которые я подавалъ шведу, оказалась зм;я. Она проскользнула ему въ сапожное голенище. Я ничего не предполагалъ, вдругъ слышу ужасный крикъ, и, вижу, шведъ соскакиваетъ съ воза, зм;я съ темными пятнами св;шивается у него изъ голенища. Положимъ, она его не укусила, а выпала изъ сапога и моментально исчезла въ жнив;. Мы оба гнались за ней съ вилами, но не могли нагнать. Оба мула, запряженные въ возъ, дрожали вс;мъ т;ломъ. До сихъ поръ слышу я крикъ шведа и вижу его въ воздух;, когда онъ прыгаетъ съ воза. Мы сговорились на будущее время — онъ не будетъ такъ усердствовать, а я буду подавать по одному снопу. Потомъ мы пахали и с;яли, косили и свозили с;но, косили, молотили пшеницу, наконецъ, мы свободы и получаемъ расчетъ. Съ легкимъ сердцемъ, съ деньгами въ карман;, отправились мы, двадцать здоровыхъ молодцовъ, въ ближайшій городъ преріи, чтобы по жел;зной дорог; ;хать на востокъ. Смотритель по;халъ насъ провожать, ему хот;лось распить съ нами на прощанье стаканчикъ-другой; на немъ была куртка съ блестящими пуговицами. Кто не присутствовалъ при разставаніи рабочихъ въ преріи, тотъ врядъ ли им;етъ понятіе, какъ пьютъ при этомъ. Каждый ставитъ «кругъ», значитъ, на каждаго приходится по двадцати стакановъ. Можетъ-быть, вы думаете, что этимъ и заканчивается?.. Жестоко ошибаетесь, между нами есть, ей-Богу, джентльмены, они на нашу долю предлагаютъ по пяти круговъ. И помилуй Богъ, если хозяинъ сд;лалъ бы попытку протестовать противъ излишества. Его бы сейчасъ же выгнали изъ собственнаго кабачка. Такая банда сельско-хозяйственныхъ рабочихъ разноситъ все, что ей попадется по дорог;, она уже при пятомъ круг; хозяйничаетъ въ городк;, уже съ этого момента она правитъ имъ безъ всякаго сопротивленія. М;стная полиція превосходна, она д;йствуетъ заодно съ бандой, вм;ст; пьетъ съ ней. И по крайней м;р; два дня и дв; ночи пьютъ, дерутся, кричатъ и играютъ. Мы, рабочіе, становимся другъ съ другомъ необыкновенно любезны. Л;томъ между нами любви особенной не было; теперь же, при разставаніи, вражда забывалась. Ч;мъ больше мы пили, т;мъ добр;е становились; мы угощались до т;хъ поръ, пока не теряли сознанія, тогда приходилось тащить другъ друга на рукахъ. Поваръ, старый, горбатый челов;къ съ бабьимъ голосомъ и безъ бороды, ув;рялъ меня, икая, что онъ — норвежецъ, какъ и я, а причина, почему онъ раньше не сообщилъ мн; объ этомъ, — общая нелюбовь янки къ норвежцамъ. Онъ часто во время об;да слышалъ, какъ я и Фальдерселъ говорили о немъ и понималъ каждое слово, теперь же все забыто, прощено, — мы добрые малые. Да, онъ потомокъ см;лыхъ сыновей Старой Норвегіи и родился онъ 22 іюля 1845 года въ Іов;. И поэтому станемъ друзьями и partners; пока говоримъ по-норвежски. Мы обнялись съ поваромъ. Никогда наша дружба не кончится. Вс; рабочіе обнимались, взялись за руки — руки у насъ были жесткія — и въ восторг; закружились хороводомъ. Обыкновенно, мы спрашивали другъ у друга: «Чего ты хочешь еще выпить? Зд;сь н;тъ ничего порядочнаго для тебя!» И зат;мъ опятъ шли въ кабачокъ раздобыть чего-нибудь получше. Мы снимали съ полокъ бутылки съ дорогими этикетками, он; стояли тамъ для украшенія, а мы распивали все это въ дружеской компаніи и платили до см;шного дорого Эвансъ пристрастился ставить круги. Его посл;дняя шелковая рубашка выглядывала теперь печально; св;тлыя краски выгор;ли отъ солнца и вылиняли отъ дождя, рукава лоснились. Самъ же Эвансъ загордился и съ важностью заказывалъ кругъ за кругомъ. Онъ сталъ хозяиномъ кабачка, — всего св;та. Мы, остальные обыкновенно платили круглую сумму въ три доллара, за кругъ, Эвансъ же спрашивалъ коротко и ясно, нельзя ли составить разные круги по шести долларовъ. Потому что, говоритъ онъ, онъ находитъ, что въ этомъ дрянномъ сара; н;тъ ничего хорошаго для такихъ господъ, какіе у него теперь. Тогда мы должны были браться за чудесныя бутылочки, тамъ наверху, брать достаточно дорогой товаръ. Необыкновенно любезно приглашалъ онъ и ни на зиму въ л;са Висконсина рубить дрова. Пока у него не будетъ н;сколько новыхъ рубашекъ, пары панталонъ, дюжины романовъ, до т;хъ поръ онъ поработаетъ въ л;сахъ, говорилъ онъ. Останется тамъ до весны, а когда наступитъ весна, потащится куда-нибудь въ прерію. Въ этомъ его жизнь. Дв;надцать л;тъ провелъ онъ между преріей и л;сомъ и такъ привыкъ, что и говоритъ объ этомъ нечего. Когда же я спросилъ, почему онъ избралъ эту дорогу, онъ отв;тилъ не такъ, какъ обыкновенно пьяные — длинно и мрачно — онъ сказалъ въ двухъ словахъ: — Обстоятельства. — Какъ такъ? — спросилъ я. — Обстоятельства, — повторилъ онъ. Сказать откровенн;е онъ не пожелалъ. Позже я вид;лъ его въ сос;дней комнат; кабачка, тамъ играли въ кости. Эвансъ проигрывалъ. Онъ былъ достаточно-таки пьянъ и денегъ не считалъ. Когда я вышелъ, онъ показалъ мн; н;сколько золотыхъ и сказалъ: — У меня есть еще деньги! Посмотри! — н;которые сов;товали ему прекратилъ игру; одинъ его землякъ, ирландецъ О'Бріенъ, говорилъ, — лучше бы ему приберечь золото для жел;зной дороги. Эвансъ обид;лся. — Н;тъ, деньгами на дорогу ссудишь меня ты, — сказалъ онъ. О'Бріенъ коротко отказалъ и вышелъ изъ комнаты. Эванса это обид;ло. Онъ поставилъ сразу вс; деньги и проигралъ. Онъ отнесся къ этому спокойно. Онъ закурилъ сигару и, ухмыляясь, сказалъ: — Не хочешь ли ссудить меня деньгами на дорогу? — Я былъ еще въ туман; отъ посл;дней выпивки, — мы пили изъ т;хъ бутылокъ, наверху, — я разстегнулъ куртку и передалъ Эвансу бумажникъ со вс;мъ, что тамъ было. Сд;лалъ это я для того, чтобъ доказать, насколько охотно я ему в;рю и предоставляю взять сколько нужно. Онъ гляд;лъ то на меня, то на кошелекъ. Лицо его странно м;нялось. Онъ открылъ бумажникъ и увид;лъ тамъ вс; мои деньги. Когда онъ опять повернулъ ко мн; голову, я ему кивнулъ. Этого кивка онъ не понялъ. Онъ думалъ, что ему предоставляю все. — Спасибо, — сказалъ онъ. И къ ужасу моему онъ садится съ моими деньгами и начинаетъ снова играть. Сначала мн; хот;лось его остановить, но я воздержался. «Пустъ сперва издержитъ свои дорожныя деньги, думалъ я; когда же начнетъ много проигрывать, я у него отберу остатокъ». Эвансъ, однако, много не проигралъ. Онъ вдругъ отрезв;лъ и началъ ставить обдумано и быстро. Я выказалъ ему дов;ріе передъ столькими товарищами, — это его ободрило, Молчаливо и величественно сид;лъ онъ на ящик; отъ виски, который служилъ ему стуломъ, онъ ставилъ, а выигрышъ бралъ себ;. Стоило ему проиграть — сл;дующую ставку онъ удваивалъ, онъ проигрывалъ три раза подъ рядъ и каждый разъ р;шительно удваивалъ. Наконецъ, сразу отигрался. Поставивъ пятъ долларовъ, онъ сказалъ, что если теперь выиграетъ, то воздержится. Онъ проигралъ. И снова принялся за игру. Черезъ часъ онъ вернулъ мн; бумажникъ; во время игры онъ велъ точный счетъ. Передъ нимъ опятъ лежала груда золота. Онъ продолжалъ играть дальше. Вдругъ онъ поставилъ все, что выигралъ. Между зрителями произошло движеніе. Эвансъ сказалъ: — Буду ли я въ проигрыш; или въ выигрыш; — я воздержусь. Онъ выигралъ. Эвансъ поднялся. — Будьте добры заплатитъ, — сказалъ онъ. — Завтра, — отв;тилъ банкометъ. — Сегодня у меня н;тъ такой суммы. Завтра я найду средства. Эвансъ сказалъ: — Хорошо, значитъ, завтра. Не усп;ли мы выйти, какъ шумно, громко стуча сапогами, ввалилось н;сколько челов;къ. Они внесли изуродованный трупъ. Это былъ О'Бріенъ — ирландецъ — тотъ самый, который отказалъ Эвансу дать деньги на дорогу. Его пере;халъ по;здъ съ пшеницей. Об; ноги были отр;заны одна — высоко, у бедра. Онъ былъ уже мертвъ. Онъ вышелъ изъ комнаты и въ темнот; попалъ прямо подъ по;здъ. Трупъ положили на землю и прикрыли. И тогда мы стали искать себ; ночлега. Н;которые же легли въ кабачк; на полу. Фальдерсенъ и я переночевали въ город;. Утромъ Эвансъ явился въ городъ. — Получилъ ты деньги съ банкомета? — спросилъ Фальдерсенъ. — Н;тъ еще, — отв;тилъ Эвансъ. Я былъ въ пол; и рылъ могилу для нашаго товарища. Мы похоронили О'Бріена немного въ сторон; отъ города, въ ящик;, когорый взяли въ одномъ дом;. Такъ какъ т;ло было очень коротко безъ ногъ, ящикъ, слава Богу, оказался впору. Мы не разговаривали, не п;ли молитвъ, мы вс; собрались и н;сколько минуть стояли съ обнаженными головами. Церемонія окончилась. Когда же Эвансу пришлось получатъ выигрышныя деньги, оказалось, что банкометъ пропалъ. Эвансъ принялъ это съ т;мъ же хладнокровіемъ, какъ и все остальное. Ему было безразлично. Впрочемъ, у него было еще много денегъ. Онъ могъ взятъ билетъ, купитъ рубашекъ, романы и штаны; и такимъ образомъ Эвансъ снарядился на зиму. Мы остались еще до вечера сл;дующаго дня въ город;. Мы продолжали ту же жизнь и выпили все, что было въ кабачк;. У большинства рабочихъ не было ни гроша, когда они у;зжали отсюда. И такъ какъ имъ не на что было брать билетъ, они про;хали зайцами въ товарномъ вагон;, они забрались тамъ въ пшеницу. Но старому горбатому повару-норвежцу изъ Іова, пришлось круто. Онъ зал;зъ въ пшеницу, удачно, ник;мъ но зам;ченный, но не могъ усид;ть тамъ покойно; пьяный, началъ онъ п;ть непристойныя п;сни своимъ бабьимъ голосомъ. Его нашли и высадили. А когда его обыскали, у него оказалось столько денегъ, что онъ могъ свободно купитъ билеты вс;мъ намъ и себ;, мошенникъ. Мы разбрелись въ разныя стороны. Фальдерсенъ купилъ себ; ружье въ город; Миннезот;; поваръ отправился на Западъ, къ берегамъ Тихаго океана. Эвансъ же ходитъ въ своихъ шелковыхъ рубашкахъ и соритъ деньгами. Каждое л;то онъ въ преріи убираетъ пшеницу, а зиму въ л;сахъ Висконсина рубитъ дрова. Вотъ какова его жизнь. Жизнь, былъ-можетъ, настолько же хорошая, какъ и всякая другая.
Я не зналъ ни души въ Драммен;, и меня никто не зналъ тамъ. Въ газетахъ я тоже не д;лалъ объявленій о своей лекціи; въ начал; л;та, когда были у меня деньги, я заказалъ пятьдесятъ визитныхъ карточекъ; я р;шилъ разослать ихъ теперь по отелямъ, трактирамъ и въ большіе магазины, чтобы вс; узнали о событіи. Конечно, сами карточки были не совс;мъ по моему вкусу; фамилія моя была на нихъ оттиснута, но только при н;которомъ усердіи можно было разобрать, что это именно я. Да, кром; того, фамилія моя настолько никому неизв;стна, что и искаженіе не м;няло д;ла. Въ по;зд; я принялся обсуждать свое положеніе. Это нисколько не убивало во мн; мужества. Я привыкъ преодол;вать всякія препятствія безъ денегъ, или почти безъ денегъ. Правда, сейчасъ у меня было ихъ слишкомъ мало, чтобы выступитъ такъ, какъ требовало мое предпріятіе въ чужомъ город;, но при изв;стной бережливости д;йствовать было можно. Никакихъ особыхъ приготовленій! Что касается ;ды, можно вечеромъ, въ сумерки, пробраться въ погребъ и тамъ перекуситъ чего-нибудь, а пристанищемъ будутъ служитъ «квартиры для прі;зжающихъ». Какія жъ еще издержки? Въ по;зд; я перечитывалъ свою лекціи. Я задумалъ читать объ Александр; Кьелланд;. Спутники мои, — н;сколько возвращавшихся изъ Христіаніи веселыхъ крестьянъ, — поочередно выпивали изъ одной и той же бутылки; предложили и мн; глотокъ, но я отказался, поблагодаривъ. Позже они, какъ и вс; подвыпившіе и благодушные, пробовали свести знакомство покороче, но я уклонился. Въ конц;-концовъ, изъ всего моего поведенія, изъ моихъ зам;чаній, они заключили, что я ученый, что голова у меня набита всякой всячиной, и оставили меня въ поко;. Въ Драммен; я вышелъ изъ вагона и положилъ саквояжъ на скамью. Въ городъ я р;шилъ отправиться не сейчасъ, надо было немножко одуматься. Саквояжъ совс;мъ не былъ мн; нуженъ, я взялъ его съ собой только потому, что слыхалъ, что съ вещами легче устроиться и выбраться изъ гостиницы. Этотъ жалкій саквояжъ изъ ковровой матеріи былъ такъ истрепанъ, что совс;мъ не подходилъ къ путешествующему литератору; ну, а костюмъ на мн; былъ гораздо приличн;е: темносиняя пара. Комиссіонеръ изъ отеля, съ надписью на фуражк;, подошелъ ко мн; и хот;лъ взять саквояжъ. Я не позволилъ. Я заявляю — я не р;шилъ еще ;хать въ отель, я хочу только побывать кой-у кого изъ редакторовъ въ город;, я собираюсь прочесть лекцію по литератур;. Ну что же, отель, все-таки, в;дь, мн; нуженъ, долженъ же я гд;-нибудь остановиться? Его отель, — объ этомъ и говорить нечего, — лучшій. Электрическіе звонки, ванна, читальня. «Совс;мъ недалеко отсюда, вотъ по этой улиц;, и сейчасъ же нал;во». Онъ схватилъ мой саквояжъ. Я остановилъ его. Разв; я самъ хочу нести багажъ въ отель? Да, конечно. Случайно мн; нужно какъ-разъ въ ту же сторону, я могу донести багажъ на мизинц;. Тогда онъ взглянулъ на меня и сразу сообразилъ, что я такъ-себ;, не изъ «господъ». Онъ направился обратно къ по;зду; онъ высматривалъ теперь кого-нибудь другого, но никого не было; онъ снова обратился ко мн;. Онъ даже привралъ, что явился сюда спеціально за мной. Ну, конечно, это м;няетъ д;ло. Само собой, онъ посланъ комитетомъ, до котораго дошло изв;стіе о моемъ прі;зд;, нав;рно отъ союза рабочихъ. Очевидно, въ Драммен; — напряженная духовная жизнь, большая нужда въ хорошихъ лекціяхъ, весь городъ въ лихорадочномъ возбужденіи. Повидимому, Драмменъ въ этомъ отношеніи выше Христіаніи. — Разум;ется, вы понесете мой багажъ, — сказалъ я ему. — Да, у васъ въ отел; подаютъ, конечно, вино, вино къ столу? — Вино? Лучшихъ марокъ! — Отлично, можете итти. Я за вами. Сд;лаю только н;сколько визитовъ до редакціямъ. Челов;къ показался мн; очень бойкимъ, я попросилъ у него сов;та: — Къ кому изъ редакторовъ вы посов;туете мн; обратиться? Мн; совс;мъ не нужно быть у вс;хъ. — Аритсенъ — самый изв;стный, почтенный челов;къ. Къ нему вс; ходятъ. * * * Редактора Аритсена, конечно, не было въ редакціи, но я засталъ его на квартир;. Я изложилъ свою просьбу, — д;ло касалось литературы. — Да, зд;сь немного подходящей для это-го публики. Въ прошломъ году прі;зжалъ шведскій студентъ и читалъ о в;чномъ мир;, но прибавилъ еще своихъ денегъ. — Я хочу читать о литератур;,- сказалъ я. — Да, понимаю, — отв;тилъ редакторъ. — Но хочу обратить ваше вниманіе на то, что вы прибавите своихъ. Прибавитъ еще своихъ! Господинъ Аритсенъ щедръ. Очевидно, онъ думаетъ; что я ;зжу отъ какой-нибудь фирмы. Я сказалъ коротко: — Вы, конечно, знаете... Свободенъ большой залъ союза рабочихъ? — Н;тъ, — отв;чалъ онъ. — Пом;щеніе союза рабочихъ на завтрашній день сдано. Тамъ антиспиритическіе фокусы. Кром; того, тамъ обезьяны, дикіе зв;ри. Изъ остальныхъ пом;щеній я могъ бы вамъ предложить только павильонъ въ парк;. — Рекомендуете вы мн; это пом;щеніе'? — Большая зала. Воздуху много. Ц;на? Ну, объ этомъ я ничего не знаю, но, конечно, все это вамъ обойдется очень дешево. Вамъ нужно обратиться въ дирекцію. Я р;шилъ остановиться на павильон; въ парк;. Это было подходяще. Залы рабочихъ союзовъ обыкновенно малы и неудобны. — Кто въ дирекціи? — Адвокатъ Карлсенъ, скорнякъ X. и книгопродавецъ Д. Я отправился къ адвокату Карлсенъ. Онъ жилъ на дач;, я долго искалъ его, и, наконецъ, нашелъ. Я изложилъ свою просьбу и попросилъ павильонъ. Онъ, в;роятно, вполн; подходящъ для такого необычнаго предпріятія, какъ эта лекція по литератур;. Адвокатъ подумалъ, потомъ покачалъ головой. Н;тъ? Пом;щеніе достаточно велико? Было бъ очень жаль, если бы изъ-за недостатка м;ста кому-нибудь пришлось возвращаться! Адвокать высказался точн;е. Онъ можетъ только отсов;товать мн; все предпріятіе. Зд;сь такъ мало интересуются этимъ, шведскій студентъ тоже собирался читать лекціи. — Да, но онъ читалъ о в;чномъ мир;,- возразилъ я. — А я хочу — о литератур;, о художественной литератур;. — Кром; того, вы попали въ неблагопріятный моментъ, — продолжалъ Карлсенъ. — Въ пом;щеніи союза рабочихъ какъ-разъ теперь назначено антиспиритическое представленіе, тамъ обезьяны, дикіе зв;ри. Я засм;ялся и погляд;лъ на него. Онъ, казалось, былъ уб;жденъ въ томъ, что говорилъ; я сталъ терять на него надежду. — Сколько вамъ нужно за павильонъ въ парк;? — спросилъ я коротко. — Восемь кронъ, — отв;чалъ онъ. — Впрочемъ, отдача внаймы павильона можетъ бытъ р;шена только въ зас;даніи дирекціи. Окончательный отв;тъ вы можете получитъ на-дняхъ, но, почти нав;рно, могу и теперь об;щать вамъ пом;щеніе. Въ одну минуту я сд;лалъ расчетъ; два дня ожиданія — три кроны, паркъ восемь, это составляетъ одиннадцать, кассиру крону, — итого дв;надцать. Двадцать четыре слушателя по пятидесяти ёръ покрываютъ издержки, остальные сто, дв;сти челов;къ, которые явятся — чистая прибыль. Я согласился. Павильонъ былъ сданъ. * * * Я разыскалъ отель и вошелъ. Д;вушка спросила: — Угодно господину комнату въ первомъ или во второмъ этаж;? Я отв;тилъ спокойно и непринужденно: — Мн; угодно дешевую комнату, самую дешевую, какая у васъ есть. Д;вушка осмотр;ла меня. Что я спрашиваю въ шутку про дешевую комнату? Разв; я не тотъ: господинъ, который справлялся у комиссіонера, подаютъ ли вина къ столу? Или я такъ скроменъ потому, что не желаю поставить гостиницу въ затруднительное положеніе? Она отворила дверь. Я отшатнулся. — Да, эта комната свободна, — сказала она. — Она вамъ и назначена. Вашъ багажъ ужъ тутъ. Пожалуйте. Отступать было поздно. Я вошелъ. Это былъ самый лучшій салонъ гостиницы. — Гд; же кровать? — Тамъ, софа. Мы не можемъ сюда поставить хорошей кровати. А софа на ночь раздвигается и получается кровать. Д;вушка скрылась. Я пришелъ въ дурное настроеніе духа. И тамъ, въ этомъ элегантномъ пом;щеніи — мой убогій саквояжъ! И мои башмаки выгляд;ли ужасно посл; длиннаго странствованія по деревенскимъ улицамъ. Я б;сился. Д;вушка просовываетъ голову въ дверь и спрашиваетъ: — Прикажете что-нибудь, господинъ? Боже, нельзя на свобод; даже позлиться. Сейчасъ же вламывается ц;лая толпа! — Н;тъ, — отв;тилъ я угрюмо. — Да, принесите мн; два бутерброта. Она на меня смотритъ. — Горячаго ничего? — Н;тъ. Тутъ она вывела, должно-быть заключеніе — желудокъ — весна — в;роятно, съ нимъ это бываетъ. Съ бутербротами принесла она и карточку винъ. Весь вечеръ не давало мн; покою это прекрасновыдрессированное существо. — Угодно, чтобъ постель была нагр;та? Внутри есть гр;лка, въ случа;... Утромъ я нервно вскочилъ и началъ од;ваться. Мн; было холодно; конечно, проклятая софа была слишкомъ коротка и я плохо спалъ. Я позвонилъ. Никого. В;роятно, было слишкомъ рано, съ улицы не было слышно ни звука; придя немного въ себя, я зам;тилъ, что не совс;мъ еще и разсв;ло. Я началъ осматривать комнату, — никогда не видалъ я такой роскоши. Мрачное предчувствіе охватило меня, я снова позвонилъ. Нога моя тонула въ мягкомъ ковр;. Я ждалъ. Теперь я долженъ былъ истратить посл;дніе гроши, можетъ бытъ, ихъ даже не хватитъ. Я посп;шно принялся разсчитывать, сколько жъ у меня, наконецъ, денегъ; вдругъ слышу шаги; замираю. Но никого н;тъ. Воображеніе. Начинаю снова считать. Въ какой ужасной неизв;стности я находился! Гд; же та д;вушка, что пристаетъ ко мн; со своими услугами? Спитъ она, л;нтяйка, в;дь почти ужъ день. Наконецъ, она пришла, полуод;тая, только шаль на плечахъ. — Господинъ звонилъ? — Мн; нуженъ счетъ, — сказалъ я отрывисто. — Счетъ? Это затруднительно, мадамъ еще спитъ; в;дь только половина третьяго. Д;вушка растерянно смотр;ла на меня. Что за манера такъ ц;пен;тъ! Что ей за д;ло, что я такъ рано у;ду изъ гостиницы? — Это совершенно безразлично, — сказалъ я. — Мн; нуженъ счетъ сейчасъ же. Д;вушка ушла. Ц;лую в;чность она не возвращалась. Что особенно усиливало мое безпокойство, — это боязнь, что за комнату возьмутъ по часамъ, и что сейчасъ я стою и, дожидаясь, безсмысленно, позорно трачу деньги. Я не им;лъ никакого представленія о порядкахъ въ хорошихъ отеляхъ, и считалъ этотъ способъ расплаты самымъ разумнымъ. Кром; того, у умывальника вис;ло объявленіе: если у;зжаютъ изъ комнаты посл; шести часовъ вечера, то платится за весь сл;дующій день. Все это ужасало меня и смущало мою литераторскую голову. Наконецъ, д;вушка постучала въ дверь и вошла. Никогда, — н;тъ, никогда въ жизни не забуду я этой насм;шки судьбы! Дв; кроны семьдесятъ ёръ — за все! — пустякъ, — столько я могъ дать д;вушк; на шпильки! Я бросилъ на столъ н;сколько кронъ, потомъ еще одну. — Сдачу вамъ? — Пожалуйста, дитя мое! Нужно было показать, что я ум;ю держать себя. Правда, и д;вушка заслуживала уваженія. Душевный челов;къ, р;дкая д;вушка, заброшенная въ Драмменъ, въ отель, на произволъ про;зжающихъ. Такихъ женщинъ больше не родится, раса эта вымерла. Какъ она хлопотала весь день, — до посл;дняго момента, зная, что им;етъ д;ло съ богатымъ. — Служитель снесетъ вашъ багажъ! — Боже избави!.. Боже избави! — отв;чалъ я. Я не желалъ утруждать ее нисколько. — Такіе пустяки — саквояжъ... Да еще такой жалкій саквояжъ. Вы знаете, этотъ саквояжъ ;здитъ со мной во вс;хъ литературныхъ по;здкахъ; не хочу заводить другого, конечно, причуда съ моей стороны. Но отказъ не помогъ. Служитель ждалъ уже внизу. Онъ испытующе посматривалъ на мой саквояжъ, когда я проходилъ мимо. Ахъ, какъ можетъ такой челов;къ смотр;ть на саквояжъ, какъ онъ можетъ сгорать отъ желанія ухватитъ его! — Я провожу васъ! — сказалъ онъ. Разв; мн; самому не нуженъ остатокъ денегъ? Разв; могъ я разсчитывать на что-нибудь до своей лекціи? Да, я хот;лъ самъ нести саквояжъ! Но онъ былъ уже въ рукахъ у служителя. Этотъ необыкновенно услужливый челов;къ, казалось, совс;мъ не чувствовалъ его тяжести, онъ какъ будто и не думалъ о вознагражденіи, онъ несъ его съ такой вдохновенностью, точно могъ пойти на смерть за того, кому принадлежалъ этотъ саквояжъ. — Стойте! — крикнулъ я р;зко и остановился. — Куда, собственно, вы несете саквояжъ? Онъ улыбнулся. — А это ужъ вы сами должны р;шить, — отв;тилъ онъ. — Правда, — сказалъ я. — Это я самъ долженъ р;шить. Мн; вовсе не интересно плясать подъ вашу дудку. Я не хот;лъ, чтобъ онъ сопровождалъ меня дальше. Мы проходили какъ-разъ мимо «комнатъ для прі;зжающихъ», въ подвальномъ этаж;, и въ этотъ-то подвалъ я хот;лъ отправиться. Но я не хот;лъ, чтобы служитель конкурирующаго отеля вид;лъ это, я хот;лъ безъ свид;телей спуститься туда. Вынимаю изъ кармана полкроны и даю ему. Онъ не опускаетъ протянутой руки. — Вчера я тоже несъ ваши вещи, — сказалъ онъ. — Это вамъ за вчерашнее, — отв;тилъ я. — А потомъ я сейчасъ несъ ихъ, — продолжалъ онъ. Каналья грабилъ меня. — А это за сегодня, — сказалъ я и бросилъ ему еще полкроны. И теперь, над;юсь, вы исчезнете? Малый ушелъ. Но н;сколько разъ онъ оборачивался и наблюдалъ за мной. Я подошелъ къ скамь; на улиц; и с;лъ. Было холодновато, но когда взошло солнце, стало лучше. Я заснулъ и проспалъ, в;роятно, довольно долго; когда я проснулся, на улиц; было много народу, и во многихъ м;стахъ изъ трубъ шелъ дымъ. Тогда я сошелъ въ подвалъ и условился съ хозяйкой относительно пом;щенія. Я долженъ былъ платитъ по полкроны за ночь. * * * Прождавъ два дня, я снова отправился на дачу, къ адвокату Карлсену. Онъ опять сов;товалъ мн; броситъ эту зат;ю, но я не позволилъ уговорить себя; въ то же время я пом;стилъ въ газет; Аритсена объявленіе о м;ст;, времени и предмет; лекціи. Я хот;лъ заплатитъ за пом;щеніе сейчасъ же — для этого мн; пришлось бы, конечно, выложитъ посл;дній хеллеръ, — но этотъ оригинальный челов;къ сказалъ: — Будетъ время заплатитъ и посл; лекціи. Я недоум;валъ и чувствовалъ себя обиженнымъ. — Можетъ-быть, вы думаете, у меня н;тъ восьми кронъ? — Да, Боже мой, — отв;тилъ онъ. — Но, по сов;сти говоря, нельзя бытъ ув;реннымъ, что вы воспользуетесь пом;щеніемъ, и тогда вамъ не за что платить. — Я уже сд;лалъ объявленіе о лекціи, — возразилъ я. Онъ кивнулъ головой. — Это я вид;лъ, — отв;тилъ онъ. Спустя немного времени, онъ спросилъ:- будете вы читать, если придетъ и не больше пятидесяти челов;къ? Въ глубин; души я былъ слегка зад;тъ; но, подумавъ, сказалъ, что пятьдесятъ челов;къ, конечно, не публика, но что я все же не отступлю. — Передъ десятью вы будете читать? Я громко разсм;ялся. — Н;тъ, извините. Есть, в;дь, границы! Тогда мы прекратили этотъ разговоръ, и я заплатилъ за пом;щеніе. Мы заговорили о литератур;. Адвокатъ показался мн; не такимъ безнадежнымъ, какъ въ первый разъ, очевидно, онъ кое-ч;мъ интересовался, но его взгляды въ сравненіи съ моими казались мн; не особенно ц;нными. Когда я прощался, онъ пожелалъ мн; на завтрашній вечеръ полную залу слушателей. Я возвратился въ свой подвалъ, полный лучшихъ надеждъ. Теперь все было готово къ бою. Еще передъ об;домъ я нанялъ за полторы кроны челов;ка, который долженъ былъ разнести по городу мои визитныя карточки. Обо мн; знали теперь повсюду — отъ дворца до хижины. Я находился въ повышенномъ настроеніи духа. Мысль о торжественномъ выход; д;лала для меня невозможнымъ пребываніе въ подвал; съ обыкновенными людьми. Вс; желали знать, кто я такой и зач;мъ живу тутъ. Хозяйка, женщина за прилавкомъ объявила: я челов;къ ученый, весь день сижу тутъ и пишу и читаю что-то; и она заботилась, чтобы мн; не м;шали разспросами. Она много мн; помогла. Въ погребокъ при нашемъ подвал; заходили полуголодные б;дняки въ блузахъ и жилетахъ, рабочіе, грузчики; они спускались сюда выпить чашку горячаго кофе или съ;стъ кусокъ хл;ба съ масломъ и сыромъ. Иногда они бывали дерзки и грубо бранились съ хозяйкой, если хл;бъ оказывался черствымъ или яйца были малы. Узнавъ, что я собираюсь читать въ павильон; въ парк;, они осв;домлялись, сколько стоитъ билетъ; н;которые заявляли, что съ удовольствіемъ послушали бы меня, но полкроны слишкомъ дорого, и начинали торговаться. Я р;шилъ, что не позволю этимъ людямъ унижать мое достоинство; они, в;дь, совершенно необразованы. Рядомъ со мной занималъ комнату одинъ господинъ. Онъ говорилъ на невозможностъ шведско-норвежскомъ язык;, и хозяйка называла его «господинъ директоръ». Когда этотъ субъектъ съ важностью входилъ къ намъ, онъ обращалъ на себя общее вниманіе, между прочимъ, т;мъ, что всегда смахивалъ носовымъ платкомъ пыль со стула, прежде ч;мъ с;сть. Это былъ св;тскій челов;къ съ барскими замашками; когда онъ спрашивалъ бутербротъ, до каждый разъ требовалъ св;жаго хл;ба съ самымъ лучшимъ масломъ. — Вы — тотъ, кто хочетъ прочесть лекцію? — спросилъ онъ меня. — Да, это онъ! — отв;тила хозяйка. — Плохое предпріятіе, — продолжалъ господинъ директоръ, обращаясь ко мн;. — Вы не д;лаете объявленій! Разв; вы не видали, какъ я д;лаю объявленія? Теверь выяснилось, кто такой господинъ директоръ: антиспиритъ, челов;къ съ обезьянами и дикими зв;рьми. — Я заготовляю огромн;йшія афиши, — продолжалъ онъ. — Я расклеиваю ихъ на каждомъ перекрестк;, всюду, гд; только можно, самыми крупными буквами. Разв; вы не видали ихъ? Тамъ же и изображенія животныхъ. — Моя лекція касается изящной литературы, — возразилъ я. — Такъ-сказать, искусства духовнаго. — Плевать мн; на это! — сказалъ онъ и продолжалъ безцеремонно: — Другое д;ло, если бы вы согласились поступить ко мн; на службу. Мн; нуженъ челов;къ, чтобы называть по именамъ животныхъ, я хот;лъ бы взять не зд;шняго, чтобы его не знали. Выходитъ такой, кого знаютъ, — публика кричитъ: «А, это Петерсенъ! Что онъ тамъ понимаетъ въ тропическихъ животныхъ!» Молча, съ презр;ніемъ, я повернулся къ нему спиной. Отв;чать я считалъ ниже своего достоинства. — Подумайте о томъ, что я говорю, — сказалъ господинъ директоръ. — Подумайте объ этомъ. Я плачу по пяти кронъ за вечеръ. Тогда, не говоря ни слова, я всталъ со стула и вышелъ изъ комнаты. Я находилъ, что это единственное, что мн; оставалось сд;лать. Очевидно, господинъ директоръ боится конкуренціи, я соберу всю публику Драммена; онъ хот;лъ вступитъ со мной въ сд;лку, подкупить меня. Никогда! сказалъ я себ;; никогда не заставятъ меня изм;нитъ моимъ духовнымъ стремленіямъ! Мой духъ возвышенъ. * * * Прошелъ день, наступилъ вечеръ. Я тщательно вычистилъ платье, над;лъ чистую сорочку и отправился въ павильонъ. Было шесть часовъ. Я очень добросов;стно изучилъ свою лекцію, голова моя была полна высокихъ и прекрасныхъ словъ, которыя и готовился произносить; въ душ; я переживалъ уже блестящій усп;хъ, можетъ-бытъ даже застучитъ телеграфъ — сообщитъ о моей поб;д;. Шелъ дождь. Погода была не совс;мъ благопріятна, но публику, интересующуюся литературой, не задержитъ какой-то тамъ дождь. На улиц; мн; встр;чались прохожіе, пара за парой, по-двое подъ однимъ зонтомъ. Правда, меня удивляло, что они шли по тому направленію, куда я, — не къ павильону въ парк;. Куда же это они, однако? Ну да это низшіе слои населенія — чернь, это они въ рабочій союзъ къ обезьянамъ. Кассиръ былъ на своемъ посту. — Есть тамъ уже кто-нибудь? — спросилъ я. — Н;тъ еще, — отв;чалъ онъ. — Но до начала еще добрыхъ полчаса. Я прошелъ въ залъ, — громадное пом;щеніе, гд; мои шаги отдавались, какъ лошадиный топотъ. Боже милостивый, если бы теперь все тутъ было сплошь заполнено, ряды головъ — мужчины, дамы, ждутъ только лектора! Ни души! Я ждалъ долгіе полчаса: никого. Я вышелъ къ кассиру и спросилъ его мн;ніе. Онъ отв;тилъ уклончиво, однако, ободрялъ меня. Погода сегодня вечеромъ неблагопріятна для лекціи; въ такой сильный дождь никто не выйдетъ изъ дому. — Впрочемъ, — сказалъ онъ, — на многихъ можно разсчитывать и теперь еще, въ посл;днія минуты. И мы ждали. Наконецъ, пришелъ одинъ челов;къ — промокшій, второпяхъ; онъ взялъ билетъ за полкроны и прошелъ въ зал;. — Теперь только они начинаютъ собираться, — сказалъ кассиръ и покачалъ головой. — Проклятая привычка у людей — вс;мъ сразу являться въ посл;дній моментъ. Мы ждали. Никого больше. Наконецъ, единственный мой слушатель вышелъ изъ залы и сказалъ: — Собачья погода!.. Это былъ адвокатъ Карлсенъ. Я сгор;лъ отъ стыда. Лучше бы мн; провалиться сквозь землю. — Боюсь, сегодня никто не придетъ, — сказалъ онъ:- льетъ, какъ изъ ведра. — Онъ зам;тилъ, до чего я упалъ духомъ, и прибавилъ: — Да, я смотр;лъ на барометръ, онъ упалъ ужъ очень сильно! Поэтому я и сов;товалъ вамъ не читать. Кассиръ все еще подбодрялъ меня: — Подождемъ еще полчаса, — говорилъ онъ, — неужели же не подойдетъ еще двадцать-тридцать челов;къ? — Думаю — н;тъ, — сказалъ адвокатъ и над;лъ свое непромокаемое пальто. — При этомъ, — прибавилъ онъ, обращаясь ко мн;,- вы, конечно, не выручите даже за пом;щеніе. Онъ взялъ шляпу, поклонился и вышелъ. Мы съ кассиромъ прождали еще полчаса, толковали о положеніи д;лъ. Положеніе было безнадежно, я былъ уничтоженъ. Кром; того, адвокатъ ядовито оставилъ свою полукрону, которую долженъ былъ бы взять. Я хот;лъ догнать его и отдать деньги, но кассиръ удержалъ меня. — Тогда уже я возьму эти полкроны, — сказалъ онъ. — вамъ останется доплатить тоже половину. Но я далъ ему еще крону. Онъ добросов;стно оставался на своемъ посту, и я желалъ выказать ему свою признательность. Онъ поблагодарилъ отъ чистаго сердца и на прощанье протянулъ руку. Какъ избитый, шелъ я домой. Разочарованіе и стыдъ угнетали меня, я безц;льно бродилъ по улицамъ — мн; было все равно, гд; я. Ужасн;е всего было то, что мн; не на что было вернуться въ Христіанію. Дождь все еще лилъ. Я подошелъ къ огромному дому; съ улицы увид;лъ я осв;щенную кассу, гд; продавали билеты. Это былъ рабочій союзъ, время отъ времени подходилъ кто-нибудь изъ запоздавшихъ, бралъ билетъ у оконца кассы и исчезалъ за большими дверями въ залъ. Я спросилъ кассира, много ли тамъ народу. Почти вс; билеты проданы. Подлый директоръ разбилъ меня наголову. Тогда я пробрался назадъ въ свой подвалъ. Я ничего не ;лъ и не пилъ; молча легъ спать. Ночью постучали ко мн; въ дверь и вошелъ какой-то челов;къ. Въ рук; у него была св;чка. Это былъ господинъ директоръ. — Ну, какъ ваша лекція? — спросилъ онъ. Въ другое время я выбросилъ бы его за дверь, но сейчасъ былъ слишкомъ пораженъ его безцеремонностью, и отв;тилъ, что отм;нилъ лекцію. Онъ посм;ивается. Я объясняю: — Въ такую погоду невозможно читать объ изящной литератур;. Онъ самъ долженъ бы понятъ! Онъ всё посм;ивался. — Если бы бы только знали, какъ адски упалъ барометръ, — сказалъ я. — У меня вс; билеты распроданы, — возразилъ онъ. Но больше не см;ялся; даже извинился, что побезпокоилъ меня: онъ пришелъ съ предложеніемъ. Предложеніе его было довольно страннаго свойства: онъ снова приглашалъ меня давать объясненія передъ публикой. Я былъ глубоко уязвленъ, и самымъ р;шительнымъ образомъ просилъ его оставитъ меня въ поко;: мн; хочется спать. Вм;сто того, чтобы уйти, онъ с;лъ по св;чой въ рук; ко мн; на кровать. — Поговоримъ о д;л;,- сказалъ онъ. Онъ сообщилъ мн;: того драмменца, котораго онъ нанялъ показывать зв;рей, слишкомъ ужъ знаютъ. Самъ онъ — директоръ — им;лъ феноменальный усп;хъ, но драмменскій ораторъ все испортилъ. «Э, да это Бьёрнъ Петерсенъ» кричали изъ публики: «Откуда это у тебя тамъ барсукъ?» А когда Бьёрнъ Петерсенъ объявилъ по программ;, что это вовсе не барсукъ, а гіэна изъ земли бушменовъ, — она растерзала ужъ троихъ миссіонеровъ, — то зрители закричали: что онъ ихъ считаетъ за дураковъ, что ли! — Не понимаю, — сказалъ директоръ, — я вымазалъ ему всю физіономію сажей, на немъ былъ огромный парикъ, и все-таки его узнали. Все это нисколько меня не касалось, я повернулся къ ст;н;. — Подумайте объ этомъ, — сказалъ господинъ директоръ; потомъ онъ вышелъ. — Можетъ-быть, я назначу даже шесть кронъ, если вы будете хорошо работать. Никогда не унижусь до такого промысла! Есть все-таки еще у меня самолюбіе! * * * На сл;дующій день пришелъ ко мн; господинъ директоръ и просилъ просмотр;ть составленную имъ р;чь о зв;ряхъ. Если я кое-гд; поправлю ее и выправлю языкъ, онъ заплатитъ дв; кроны. Скр;пя сердце, я взялся. Этимъ я оказывалъ ему благод;яніе; отчасти это услуги и литератур;. Кром; того, дв; кроны были мн; очень нужны. Но я просилъ его никому не говоритъ о моемъ сотрудничеств;. Я проработалъ ц;лый день, написалъ все съ начала до конца, вложилъ много чувства и остроумія, ввелъ много образовъ и самъ остался очень доволенъ своей работой. Это былъ настоящій фокусъ — создать такъ много по поводу какой-то жалкой дюжины животныхъ. Передъ вечеромъ я прочелъ вслухъ господину директору свое произведеніе; онъ заявилъ, что никогда въ жизни не слыхалъ ничего подобнаго, такое впечатл;ніе произвелъ я на него. Изъ признательности онъ далъ мн; три кроны. Это тронуло меня и подбодрило. Я снова началъ в;рить въ свое литературное призваніе. — Если бы только мн; теперь найти челов;ка, который сум;лъ бы это прочесть! — сказалъ директоръ. — Да такого челов;ка зд;сь н;тъ! Я призадумался. Въ конц;-концовъ досадно, если какому-нибудь тамъ Бьёрну Петерсену придется произносить такую блестящую р;чь; онъ ее испортить. Я не могъ вынести мысли объ этомъ. — При н;которыхъ условіяхъ я взялся бы, пожалуй, говорить, — сказалъ я. Директоръ подошелъ ближе. — Какія условія вы ставите? Я плачу семь кронъ! — Этого мн; достаточно. Но самое важное, чтобы мое имя непрем;нно осталось между нами, чтобы никто не зналъ, кто будетъ говорить. — Это я об;щаю. — Поймите, — сказалъ я;- челов;къ съ такимъ признаніемъ, какъ у меня, не можетъ же читать лекцій о зв;ряхъ. Да, это онъ понимаетъ. — Тогда я согласенъ оказать вамъ эту услугу. Директоръ поблагодарилъ. Въ семь часовъ мы вм;ст; отправились въ рабочій союзъ. Мн; нужно было посмотр;ть зв;рей и сколько-нибудь познакомиться съ ихъ привычками. Оказалось, им;ются дв; обезьяны, черепаха, медв;дь, два волчонка и барсукъ. О волкахъ и барсукахъ въ моемъ объясненіи не было ни слова, зато много говорилось о гіэн; изъ земли бушменовъ, о собол; и куниц;, «изв;стной еще въ Библіи», и о страшномъ американскомъ с;ромъ медв;д;. Относительно черепахи я блестяще сострилъ, что эта деликатная дама, созданная только для того, чтобы изъ нея варили черепаховый супъ. — Гд; же соболь и куница? — спросилъ я. — Зд;сь! — отв;тилъ директоръ, указывая на волчатъ. — А гд; гіэна? Онъ указалъ, не задумываясь, на барсука и говоритъ: — Гіэна зд;сь! Я побагров;лъ отъ гн;ва и сказалъ: — Такъ не д;лаютъ; это обманъ! Я долженъ в;ритъ въ то, о чемъ говорю; это должно быть моимъ глубочайшимъ уб;жденіемъ! — Не будемъ ссориться изъ-за пустяковъ, — сказалъ директоръ. Онъ вытащилъ откуда-то бутылку водки и предложилъ мн; выпить. Чтобы показать ему, что я ничего не им;ю противъ него лично, а недоволенъ только его темными спекуляціями, я выпилъ. Онъ выпилъ и самъ. — Не портите мн; д;ла! — сказалъ онъ. — Р;чь великол;пна, зв;ри тоже недурны, право же недурны; посмотрите, какой огромный медв;дь! Только говорите, — тогда все сойдетъ отлично! Зрители начинали собираться, и директоръ д;лался все безпокойн;е. Его судьба находилась въ моихъ рукахъ. Конечно, я не злоупотреблю своей властью. Да и некогда было теперь д;лать изм;неній; а разв; можно вложить столько чувства въ описаніе барсука, какъ въ картины жизни страшной гіэны? Если перед;лывать, произведеніе слишкомъ проиграетъ. Я не могъ этого допустить. Я сказалъ объ этомъ господину директору. Онъ сейчасъ же все понялъ. Онъ налилъ мн; еще водки, и я выпилъ. Представленіе началось передъ полной залой, антиспиритъ д;лалъ штуки, которыхъ не могъ разгадать ни одинъ чортъ; онъ вытащилъ носовой платокъ изъ своего собственнаго носа, вынулъ червоннаго валета изъ кармана старой дамы въ глубин; залы; не дотрагиваясь до стола, заставилъ его плясать; наконецъ, самъ превратился въ духа и провалился сквозь землю — въ люкъ. Публика была въ восторг;, вс; стучали ногами, какъ сумасшедшіе. Теперь очередь дошла до зв;рей. Господинъ директоръ собственноручно вывелъ ихъ, одного за другимъ; я долженъ былъ давать объясненія. Мн; сразу стало ясно, что такого усп;ха, какъ господинъ директоръ, я им;ть не буду; однако, я над;ялся, что д;йствительно понимающіе изъ публики заинтересуются моимъ исполненіемъ. Что же тутъ предосудительнаго, въ этой надежд;? Посл; выхода черепахи мн; остались только сухопутные зв;ри; я началъ съ Ноя, который взялъ къ себ; въ ковчегъ по пар; сухопутныхъ. Но все это не производило впечатл;нія; въ публик; перестали см;яться. Куница и соболь не были оц;нены по достоинству, хотя я и разсказалъ, во сколько шкуръ этого дорогого стоющаго зв;ря была од;та царица Савская во время визита къ Соломону. Впрочемъ, теперь я чувствовалъ, что говорю хорошо; я вдохновился библейскимъ сюжетомъ и т;мъ, что два раза выпилъ водки, я говорилъ ярко, красно; я отклонился отъ того, что было у меня написано; когда я кончилъ — внизу, въ зал; многіе закричали «браво!» и вс; — захлопали. — Тамъ, за занав;сомъ водка! — шепнулъ мн; господинъ директоръ. Я отошелъ и разыскалъ водку. Возл; стоялъ стаканъ. Я прис;лъ на минутку на стулъ. Между т;мъ, директоръ вывелъ зв;ря и дожидался меня. Я налилъ еще водки и опять с;лъ. Директору надо;ло ждатъ, онъ началъ объяснять самъ, на своемъ невозможномъ нар;чіи; къ моему ужасу, онъ разсказывалъ про гіэну, потомъ сбился и заговорилъ о барсук;. Я разозлился (разв; я не былъ правъ?), выскочилъ на подмостки, оттолкнулъ господина директора и принялся говорить самъ. Гіэна была гвоздемъ представленія, я долженъ былъ говоритъ, какъ никогда, я долженъ былъ спасти ее; уже однимъ своимъ появленіемъ — т;мъ, какъ я отстранилъ директора, я привлекъ публику на свою сторону. Я отрекся отъ господина директора и заявилъ, что онъ никогда въ жизни не видалъ гіэны, и началъ описывать свир;пость этого хищника. Водка д;йствовала — воодушевленіе достигло головокружительной высоты; я самъ чувствовалъ, что говорю все возбужденн;е и краснор;чив;й; а гіэна въ это время стояла у ногъ директора и сонно жмурила крохотные глазки. — Держите же ее кр;пче! — кричалъ я директору. Онъ сейчасъ растерзаетъ мн; внутренности! Держите револьверъ наготов;, на случай, если она вырвется! В;роятно, директоръ, тоже заволновался, онъ потянулъ къ себ; гіэну; веревка оборвалась и зв;рь выскользнулъ между его ногъ. Женщины и д;ти въ зал; завизжали, половина публики вскочила съ м;стъ. Это былъ моментъ высшаго напряженія. Тогда гіэна второпяхъ бросилась за занав;съ въ свою маленькую кл;тку. Директоръ съ шумомъ захлопнулъ дверь за ней. Вс; мы вздохнули свободно, и я н;сколькими словами закончилъ р;чь. «На этотъ разъ мы, къ счастію, остались живы», сказалъ я, «и сегодня же вечеромъ нужно позаботиться о кр;пкой жел;зной ц;пи для этого чудовища». Я поклонился и ушелъ. Раздались оглушительные аплодисменты, вызывали: Оратора, оратора. Я вышелъ и снова раскланялся; д;йствительно, я могъ констатировать необычайный усп;хъ. Аплодировали, даже выходя изъ зала. Директоръ былъ радъ, онъ отъ всей души благодарилъ за помощь. Онъ былъ ув;ренъ, что еще не разъ возьметъ полный сборъ. При выход;, у дверей, меня ждалъ какой-то челов;къ. Это былъ мой кассиръ изъ павильона. Онъ присутствовалъ на представленіи и былъ въ восторг;. Въ повышенномъ тон; онъ восхищался моимъ ораторскимъ талантомъ; я долженъ, во всякомъ случа;, читать въ павильон;, теперь какъ разъ время объявитъ объ этомъ, теперь, когда люди знаютъ, на что я способенъ. Наприм;ръ, повтореніе р;чи о гіэн;, въ особенности, если захватить животное съ собой. * * * Но господинъ директоръ, эта шельма, на сл;дующій день не захот;лъ платить. Если я не заключу съ нимъ письменнаго условія, что завтра опять буду выступать, онъ обратится въ судъ, сказалъ онъ. Мошенникъ плутъ! Наконецъ, мы пор;шили миромъ — такъ: онъ долженъ мн; заплатить пятъ кронъ. Съ т;ми тремя, которыя я уже получилъ, это составляло восемь; теперь у меня хватало на обратный про;здъ въ Христіанію. Но написанное онъ желалъ оставить у себя. Объ этомъ пункт; мы много спорили, я неохотно оставлялъ ему р;чь: это в;дь профанація. Съ другой стороны, конечно, она принадлежала ему онъ заплатилъ уже за нее. Въ конц;-концовъ я отдалъ. Онъ необыкновенно высоко ц;нилъ эту работу. — Такой р;чи я никогда еще не слыхалъ, — говорилъ онъ. — Вчера она меня зад;ла глубже, ч;мъ иная пропов;дь. — Да, вы могли въ этомъ уб;диться, — отв;тилъ я. — Вотъ какую власть им;етъ литература надъ челов;ческими душами. Это были посл;днія слова, которыя я ему сказалъ. Съ дневнымъ по;здомъ я возвратился въ Христіанію.
© Copyright: Владимир Чадов, 2014.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
