Любимое из Воздыханий окованных Е. Домбровской

Галина Алинина: литературный дневник

Отрываясь физически от «кормящего ландшафта», от места, таинственно, метафизически соединявшего людей, человек уносит его с собой в духе – в глубинах и тайниках сердца, как «унесли» мы с собой – и я, и бабушка - Орехово, а позднее я – Большую Полянку. Наш «кормящий ландшафт», наша Родина продолжала жить в наших сердцах, еще сохраняя нас под сенью или в ауре наших семей и родов, все еще питая нас целебными соками своих корней.


Но что бы теперь могли бы унести в своих сердцах наши дети и внуки? Пожалуй, рассказы… Ведь генетическая память живет в сфере ощущений. К тому же не всякое место способно претендовать на роль «кормящего ландшафта», а только святое место, которое будучи преобразуемо жившим на нем этносом, племенем, родом или семьей и само во взаимодействии с ними преобразовывалось. И тот неповторимый, отличный от соседей облик этноса, рода и семьи, та единственная в своем роде симфония веры, предания и традиций, особенностей мышления и поведения (поведения в особенности! Ибо декларировать можно что угодно, но в нужный, и в особенности в экстремальный момент «аварийный ген» наследственности неминуемо выведет на чистую воду фальшь и ложь в поведении) запечатлевались в зримых чертах и в незримом духе ландшафта, который превращался в икону, в образ преобразовавшего его этноса.


Казалось бы, утрата родного ландшафта, отсутствие живых связей с родной почвой (у детей эмигрантов и детей, родившихся на Родине, но в ландшафте, катастрофически искалеченном произволом чуждых духовно-этнической традиции) можно было бы восполнить с помощью так называемой «сигнальной наследственности» - то есть воспитанием. Но ведь и «сигнальная наследственность» - выработанные воспитанием и подражанием старшим традиции и стереотипы поведения не на пустом же месте они рождались, но во воздействии с родной почвой и родной средой.


Вот почему уже дети, а тем более внуки русских эмигрантов первой волны в массе своей начинали утрачивать природные черты русскости, – забывали язык и те самые «стереотипы поведения» - инстинктивно-непосредственные реакции и восприятия окружающего, навыки быта, приемы мысли, отношение к искусству, характер обращения со старшими и отношений между полами (по Аристотелю этнос – это не сводимая ни на что другое особенность, делающая предмет тем, что он есть. Не то ли и род?). Быть может, внешне формы былой жизни, семейная память притом и сохранялись, но глубинные черты этнического родства тем не менее начинали неотвратимо меняться и отмирать.


Можно было вернуться в Россию, даже выкупить свое прежнее имение, но восстановить дух жизни тех людей, для которых это место когда-то было родовым гнездом – им было не дано. Открыть новую страницу жизни – нового рода, нового племени, нового этноса, - пожалуй. А ведь, казалось бы, место - то же, и родство кровное, но поведение, но дух, - все иное. По теории Льва Николаевича Гумилева восстановление разорванного сопряжения человека и этноса в принципе невозможно. Заявить и даже подтвердить юридические права на наследство, разумеется, в наше время не так уж и сложно, но это будет лишь наследование физическое, номинальное. Путь же к подлинному наследованию, понимаемому как непрерывность семейной, родовой и этнической преемственности в духе и поведении лежит на пути постижения наследственного родового призвания, общеродовой жизненной задачи, познание которой есть нужда каждого. Ведь в родовой парадигме и в реальном ее воплощении в исторической жизни рода сокрыта и тайна личного призвания каждого из нас…
по заведенному, наверное, столетиями порядку, все освящено любовью к Божией Правде и Ею вскормленным многовековым традициям, преданиям и заветным чертам семейного русского бытия. Между прочим, вот эти-то тайны и предания, благоуханные черты семейной жизни, от внешнего мира сокрытой, являющей себя не столько во внешнем рисунке родовых судеб , сколько в тонких привычках и обычаях поведения, в жизни чувств и восприятий, – вот это-то и есть самое драгоценное наследство, завладеть которым ни волевым актом, ни даже смиренным усердием, пожалуй, невозможно. Наследственные черты поведения - это и есть лицо рода, своеобычное и неповторимое, сквозь которое светится еще более глубокая сакральная подоснова бытия - родовое призвание, Самим Богом на род возложенное.



Другие статьи в литературном дневнике: