- Да что ты хорошего во мне нашла?
Он пригнулся к рулю, выглядывая обстановку впереди.
- Сама же знаешь, все время вру. Везу этот сервер, чтобы нажиться на продаже. И, кстати, в начале века у меня были серьезные проблемы с законом… Не знаю, зачем говорю – так, чтобы ты знала про меня почти все.
- Как говорил мой муж, в наше время и в этой стране проблем с законом не бывает только у корнеплодов. А ты – человек.
- Ну, возможно, и так. На грядке не сижу, да…
- И раз уж на то пошло, я тоже не такая уж законопослушная.
- Ты?! – Громов даже повернулся. – Не верю. Ты сама порядочность и честность, полное дополнение меня.
- Это только кажется. На самом деле я еще хуже. Однажды я украла блузку в магазине.
- Ты украла? Как?!
- Так. На самом деле не в магазине, а на рынке. В конце девяностых, когда вся Москва была один сплошной рынок. На ВДНХ павильоны были отданы под торговлю чуть ли не оружием, я поехала уже не помню зачем. И в одном месте мне понравилась блузка. Черная, гипюровая, с косым низом.
- Это как – «с косым»?
- Слева короче, справа длиннее… Или наоборот, уже не помню… В общем. я взяла ее с вешалки, даже не примерила, она мне просто понравилась, хотела узнать цену. А продавщицы не было, я пошла ее искать – представляешь торговлю в павильоне, помнишь те времена? Сплошные ряды, как стены из тряпок и ничего не видно?
- Не помню, если честно – точнее, не знаю, тряпками я никогда не интересовался, но представить могу.
- Ну так вот. Иду-иду – и вдруг я уже у выхода. Ворота открыты, солнце с улицы, а продавцов так и нет. Вообще никого нет.
- И ты пошла, прихватив эту блузку.
- Не совсем. Я еще постояла некоторое время, поозиралась. Никого нет, все вымерли. Хотела идти назад, у них будка была где-то в глубине, я запомнила. Уже повернулась, и…
- И? – подсказал Громов.
Признание Елены о случае воровства на рынке делали ее еще ближе.
- Сунула блузку в пакет и пошла вон. Сначала из павильона, потом по дорожке, потом с выставки, потом через дорогу. Хотелось бежать, но я себя сдерживала. И знаешь, впервые в жизни поняла, что такое «на воре шапка горит». Казалось, все на меня смотрят и только ждут момента, когда схватить и отвести в полицию. То есть, тогда еще милиция была…
- Не схватили?
- Нет. Никто не погнался, даже внимания не обратил. Я думаю, они даже не хватились, эту одежду везли контейнерами на тонны. И когда я спустилась в метро… У меня тогда не то что машины, даже прав еще не было, ездила по городу, как бомж… В общем, когда села в поезд и поехала домой, то поняла, что пронесло и меня никто не схватит.
- Ну, Лен, ты даешь! – восхищенно сказал он. – Я тебя уважаю. Сам я вот прямо так еще ничего не украл… Максимум, что делал – в парфюмерном магазине душился самым дорогим одеколоном. И как блузка? Носила потом?
- Не носила. Она мне не подошла. То есть оказалась не мне нехорошо, я в ней была как кособокая бочка из-под селедки.
- А почему именно из-под селедки?
- Не знаю, так, к слову пришлось… В общем, в тот же вечер в мусоропровод спустила.
- Никому не рассказывала?
- Никому, кроме мужа, я ему вообще все всегда рассказываю… рассказывала. Он посмеялся, что с кем не бывает, когда бес попутает. Но сказал, чтобы я больше так не упражнялась, потому что если бы все-таки продавцы поймали, они бы со мной не знаю что могли сделать и никто бы даже не узнал, за одну блузку.
- Больше не упражнялась?
- Нет, одного раза хватило.
Елена засмеялась, опустила козырек и стала рассматривать себя в зеркальце.
Громов искоса смотрел на нее и не мог понять, как прожил без этой женщины целых пятьдесят три года.
