Непочитание мучеников antimodern.ru О причинах непочитания Новомучеников сегодня Новомученики не пользуются религиозным почитанием современного Русского народа. Религиозное почитание Новомучеников Российских так и не сделалось народным, имея ввиду народ церковный. Чтобы убедиться в этом достаточно сравнить их почитание с популярностью современных греческих старцев. Последних почитают неизмеримо больше чем Новомучеников Русской Церкви. Мы говорим не о скульптурных памятниках и мемориальных досках им, не о наименовании в их память улиц и площадей, не об изданиях их жизнеописаний, их писем и их проповедей. Мы говорим о почитании их своими ближайшими путеводителями в Царство Небесное и о следовании их духовным путем. То есть учебе у них их Православной Вере и пониманию Православия сквозь призму их подвига. В начале 1980-х годов весть о прославлении Русской Зарубежной Церковью Собора Новомучеников вызвала в России огромный подъем духа среди верующих. Имена не только Царской Семьи, но и Митрополитов Владимира Богоявленского, Вениамина Петроградского, Петра Полянского, Кирилла Смирнова, Иосифа Петровых, архиепископов и епископов Серафима Звездинского, Петра Зверева, Лаврентия Балахнинского, Серафима Самойловича, Виктора Воткинского, Андроника Пермского, Гермогена Тобольского, протоиерееев и иерееев Иоанна Восторгова, Иоанна Кочурова, Философа Орнатского, Петра Скипетрова, Иоанна Гранитова – были выучены наизусть мгновенно и навсегда. Когда в России появилась изданная в 1981 году в Джорданвилле Служба Новомученикам и Исповедникам Российским, некоторые священники Московской Патриархии, зная, что русская Церковь едина, на свой страх и риск стали немедленно пользоваться этой «зарубежной» всенощной, совершая ее на квартирах своих духовных чад. Стихиры из этой службы можно было слышать в передачах «Голоса Православия» и в посылаемых в СССР магнитофонных кассетах. И эти стихиры запоминались наизусть сразу и на всю жизнь. Когда двухтомник протоиерея Михаила Польского в виде переплетенной или непереплетенной ксерокопии попадал в те годы руки верующих, даже на одну ночь, жития Новомучеников переписывались от руки. И запоминались навечно. Почитание Новомучеников у христиан Брежневской эпохи было накрепко связано с их собственным неприятием Советской власти и с их собственным отторжением сергианства как позорного предательства веры перед лицом идеалов нового социального строя и преступного компромисса с победившей революцией. Они видели в Новомучениках своих духовных учителей, соль и закваску Русской Церкви, надежду на благодатное обновление их предстательством России, на будущее торжество в ней Христианской веры. Но вот коммунистическая идеология пала, сменившись демократией. Новомученики прославлены, наконец, на Родине. Почему же среди современных Христиан, как пожилых, и до Перестройки ходивших в церковь, так и среди молодых, ставших церковными людьми на наших глазах, нет того почитания Новомучеников, что было у нас тогда? Ни Царская Семья, ни расстрелянные Архиереи и священники не стали учителями благочестия для современных православных. Прихожане повсеместно знают, конечно, расстрелянных настоятелей тех храмов, в которые ходят – благодаря своим приходским священникам, почитающим их память. Можно раздавать и распространять среди верующих материалы о ссылках и арестах, пытках и расстрелах Русского духовенства, печатать календари и иконы с их изображениями. Это ничего не прибавит к их почитанию. Его невозможно инспирировать. В 70 – годы, еще до прославления их за рубежом, без всякой литературы, среди верующих ходили устные предания о Новомучениках. О том, как красноармейцы не могли попасть в митрополита Вениамина, пока Владыка не благословил своих убийц на это Архиерейским благословением. О закопанных заживо священниках на Смоленском кладбище в Петрограде. Было почитание в Свердловске места казни Августейших Мучеников – именно поэтому снесли в 1977 году Ипатьевский дом. Но теперь, при огромной информации о них, включая опубликованные в 1990-е расстрельные дела, интерес к ним угас. Мы не видим ни их изображений в красных углах у верующих, ни ежедневной молитвы им как своим ближайшим предстателям, ни запоминания певчими из года в год поющихся ими тропарей и стихир Новомученикам, ни пасхального стечения верующих на службу в их общую память, равную Пасхе! Напомню, в 80-е годы Служба им воспринималась именно как Пасхальная и на нее тайно собирались многие будущие священники и даже будущие Архиереи с истинно пасхальным чувством торжества Христовой победы. Да об этом говорит и сама служба. «Отрекошася просити милости осужденнии от безбожник священницы Божии, ихже благослови святый Патриарх на муки и на смерть за Христа. Егда же воутрие ведоми быша на казнь, не ведяху стражие, како сретшия их верныя отгонити, лобызаху бо людие обреченным смертником и священныя руце их, и одежды край, онем победно поющим: Христос Восксесе из мертвых , смертию смерть поправ! Господи, Священномучеников сих молитвами помилуй нас!» В чем же причина этого равнодушия? В отсутствии в нас того конфликта с Революцией, который стал причиной смерти Новомучеников. Дошло до того, что чада века сего, идя в ногу со временем, объявляют Христинство «практикой» и «жизнью», чуждой всякого теоретизирования и догматизма. То есть подводят базу человеческого догмата под свое отступничество от Веры. Если бы Новомученики занимались «практикой», а не теорией, то есть если бы им сказали: перестань служить Службы, иди работай на общее благо – то они и стали бы , засучив рукава, строить новую жизнь , работая агрономом или счетоводом. Новую жизнь они бы не построили, но временную бы сохранили, надолго или накоротко. Однако теоретическое рассуждение Веры: « я священник, я дал присягу Богу Невидимому служить Ему до смерти – и поэтому не смею согласиться» — не позволяло батюшке практически, то есть – безумно – вступить на этот путь предательства Веры и благодати. Итак, все Новомученики были теоретиками – и именно это стоило им жизни. Прежде, чем их арестовали и расстреляли, они мысленно решились на это. Решились тогда, когда в них еще не стреляли. То есть — в обязательной для них теории. В отвлеченном умозрении, примененном к себе как к личности. То есть – теоретически, а не практически. Ибо «практически» личность не существует. Практически — как говорил Ленин, «в ощущениях» — существует материя. Но усматривается она только словесной личностью, способной видеть умом, о чем Ленин не знает. Сама же личность есть ум. Такой она создана Богом, так о ней учит Церковь. Думать, применяя врожденные понятия – это и есть теоретизировать. Христианин же, применяя в своем размышлении не только врожденные понятия, но и Богооткровенные догматы Веры, является благодатным судьей и природы и времени. Апрактичным и бескорыстным – и потому им неподвластным. Те бывшие Христиане, которые пропагандируют в наше время ложную теорию: «Христианство есть не теория, а практика» – подводят теоретическую базу под отступление. В самом деле, что мешает им, бросив Службу, устраивать гала-концерты или заниматься бизнесом. Практика не мешает. Практика, то есть падшая природа, бессловесно говорит: это то же самое, ведь ты тот же самый. Твое естество то же самое. Ты так же всех любишь, «остаешься вместе со всеми». Твоя экзистенция не меняется оттого, что ты развиваешься, движешься. Мешает теория. Она не позволяет двигаться. Она приковывает к плахе. Толерантные к Конаносу и Федосову не станут молиться замученным за отказ от снятия сана. Новомученики — это старая благочестивая, верующая Россия, это старые русские. Это боголюбивые и богобоязненные, чуждые всякому революционному духу архиереи, священники, дворяне, мещане, крестьяне и Царская Семья во главе их. Ни пролетариев, ни демократов среди них нет. Новомученики российские это Святая Русь. И если мы посмотрим на царя Мученика Николая II, который возглавляет их сонм, то мы увидим в его подвиге образ подвигов всех Новомучеников. А именно: он не признал за этим временем власть над собой, отказавшись от диктуемой прогрессом хитрости и вероломства. Ведь если Государь отказался бы верить присягавшим ему предателям, он сам переступил бы барьер присяги. Суть присяги в том, что она связывает не только того, кто ее дает, но и того, кому ее дают. Так, священник обязан верить исповеднику. Судья – присяжным. Царь обязан был верить генералам, так как их присяга оставалась для него нерушимой, данной генералами Богу и принятой не Царем, а Богом. Если и были подозрения, Царь был выше их. Он поверил Рузскому утром 2 марта. Слова «измена, трусость и обман» Государь записал лишь поздно ночью, когда предательство Рузского во время приема депутатов стало открытым. Но днем 2 марта Государь не сомневался в искренности доводов своих генерал-адъютантов. Это исторический факт. Политика силы, борьба за власть требовала и сейчас еще требует в своих мечтах от Царя: растопчи присягу первым, стань хозяином положения. Но он остался в подданстве Господу Богу во все действие присяги: она разорена не им. Государь ее полностью выдержал. Вот подвиг веры. Итак, Император не переступил через свою совесть ради того, чтобы проявить власть над обстоятельствами, над временем, силой воли «преобразовать», повернуть вспять время, совершив земное, мнимое чудо подавления революции. Исполнил только свой личный христианский долг. Этот подвиг остался непонятым и отверженным. Исполнить «только личный долг» кажется современным Христианам недостаточной «ценностью» в сравнении с утерянными возможностями завоеваний и свершений. То же можно сказать про подвиг Вениамина Петроградского. Петроградский процесс. 1922. Ему предлагали свернуть на революционный путь. Он был готов отдать церковное серебро из рук Церкви — голодающим. Но его принуждали согласиться с насильственным изъятием ценностей в пользу революционного Помгола. То есть, отказавшись от дела милосердия по Заповеди Божией, обслуживать от лица Церкви идеалы Революции с ее новой моралью, определяемой целями партии. Добровольно, признав свою историческую вину, отдать «награбленное» победившему классовому врагу. Свои умоляли его: согласись хоть в чем-нибудь, пойди на компромисс, отдай большевикам – не только церковное серебро, а и церковное благородство. И таким образом мы сохраним Церковь, через компромисс с Её врагами. Но он ответил золотыми словами: «не мы спасаем Церковь, а Церковь спасает нас силою Божиею». Итак, Новомученики отвергли революцию, и это явилось причиной их смерти. Время, в противоречие и в неразрешимый конфликт с которым вошли ныне празднуемые святые, никуда не ушло. Оно продолжается. Это всё то же, так называемое, Новое время — время революции, время реформации, время эпохи Просвещения, время того идеологического тоталитаризма, которое приведет к антихристу. Оно началось в XVI столетии, когда человек раскрепостился и стал самостоятельной единицей на земле вместо предстояния Господу Богу. Если мы говорим что наше время совершенно другое, безопасное для Церкви, значит мы движемся с этим временем в его общем потоке и направлении и поэтому не чувствуем дискомфорта. Да, так и есть. Мы не порвали с Революцией, с ее земной верой: стремлением к прогрессу, с верой в будущее, в себя, в людей. С верой, в которой нет ничего Христианского. Идеалы Нового времени, идеалы Реформации и Просвещения: свобода личности, демократия, право человека на грех – словом: глобальные ценности современной цивилизации – присутствуют в нас. Именно эти идеалы и Французской и Русской Революции привели отвергших их Христиан на плаху. Неосуждение церковной властью идеологии сергианства, то есть принципиально одобряемого «соработничества» с любой наличной государственной властью не является, таким образом, исключительной причиной непочитания Новомучеников. Причина шире. Она в нашем внутреннем союзе со временем, в том союзе, который отвергли Новомученики. Не только те, кто отверг Декларацию , но все, вступившие в конфликт с эпохой, стоивший им жизни. Эти Христиане, так и не переломившие ход времени, кажутся слишком слабыми современным людям. Или, наоборот, гордецами, которые боялись испачкаться, пойдя в ногу со временем и упустили возможность — как многие считают и думают в глубине души — повлиять на это время. Вместо того, чтобы, хотя бы даже и греша со временем, «многое сделать» и тем самым преобразить вокруг себя и обстановку и самое время. Добиться заметных результатов. Однако это ведь и есть глубокая закваска революции: когда люди начинают считать себя хозяевами на земле, творцами и авторами своих и чужих судеб. И это не только сходство между большевиками и новыми русскими, между обновленцами 1920-х и современными модернистами. В нас самих есть неистребленная закваска веры в себя, веры в людей, веры в будущее. Вера в идеалы, целеустремленность. Стремление к «цели» вместо неподвижного стояния в вере и непрестанной жажды спасения. Не с нас началась эта романтическая вера в земное. Уже Тютчев заявил: «в Россию можно только верить». Царь-Мученик Николай II этого не говорил, и тем более Алексей Михайлович, Царь Тишайший. Он не верил в Россию, он верил Господу Богу. Россию Государь любил и принес себя за нее в жертву. И этого достаточно. Так же и ближних — достаточно любить: и отца и мать, и ближних своих. А веровать — только Господу Богу. И когда люди начинают верить в себя, в других людей, в народ, в земное добро, в идеалы — а мы этим заквашены с детства — тогда начинаются «подвиги и свершения». Начиная со спортивных успехов и побед, когда «мы верим твердо в героев спорта, нам победа, как воздух нужна» — и кончая достижениями поставленных целей в карьере, в бизнесе, в политике, в собственной судьбе. И хуже всего, что под это сознание в наших умах верстается Христианская Вера. Что она тоже становится, увы и увы, подпоркой этим земным свершениям, этим целям и задачам – личным и социальным. В этом мы — чада революции. «Во испытаниях на Бога надеяйся, во страданиях долготерпя» — слышим мы в стихире Царю-Мученику. Что общего с оптимизмом, верой в себя, борьбой с трудностями, стремлением к цели»? — Ничего. Молитва Новомученикам была бы действенной, если бы мы шли их путем — путем конфликта всё с той же Революцией. Но свобода, равенство, братство, демократия, права человека, вера в светлое будущее, учение о принципиальном равенстве людей всех вер и религий, о равенстве веры и неверия, учение о всеобщем избирательном праве — равных правах мужчин и женщин, отцов и детей, злых и добрых, — всё это мы считаем сегодня своим достоянием, хотя это учение Французской и Русской революций. Учение о всеобщих фундаментальных ценностях — тоталитарное учение современной цивилизации. Оно присутствует не только в популярных революционерах: священнике Гапоне, протоиерее Винарском. Оно присутствует в нас, и современный мир не прощает нам отказа от него. Если мы действительно откажемся от этих ростков и даже плодов революции в наших душах, то с чем же мы останемся? По сути ни с чем, мы будто откажемся от себя самих. Прекратим верить в себя, в свои жизненные цели, верить в успех и стремиться к нему. Мы прекратим верить в прогресс, в науку, в будущее. Мы прекратим верить в людей, в народ, в Россию. А что от нас останется тогда? Останется то — если оно только есть — что было у наших благочестивых предков, старых русских. У них ничего этого и в помине не было, ни в какой успех они не верили, ни в какое будущее они не верили. Ни в какой народ они не верили. Не верили они и в Россию. Никто как Бог! Вот их вера. Наоборот, они знали, что всё хорошее в прошлом, желали только спасти душу. Свой народ они любили, но иллюзий не строили. И не считали себя кузнецами своего счастья. Иже убо своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть его, како убо не и с ним вся нам дарствует? (Рим. 8:32) — вот на что они надеялись, когда вступали в брак, когда воспитывали детей, когда строили храмы и украшали их. Когда шли умирать за Царя. За этот внутренний порядок, за эту полную самоотверженность и смирение Господь давал и земную красоту, и земное богатство и земную победу в сражениях. Стремление же похитить и взять, быть автором судьбы и творцом истории — приводит к тому, что не остается ни духовного, религиозного, ни земного, человеческого. Останется безобразие, уродство и убожество. Мы это видим сейчас — ни культуры, ни памяти, ни красоты земной. Это Бог наказывает за самость, за властолюбие, за неудержимую похоть власти над временем, над собой, над Церковью. Это проникло в нас глубоко. Человеку кажется, что он может всё, вплоть до перемены пола с помощью хирургического вмешательства и гормонов. Был женщиной — стал мужчиной. Не воспитал вовремя детей? Перевоспитаю их уже взрослых! Не сохранили в 1917 году монархию? Что за беда, восстановим! Бог отнял Царя? Вернем! Ведь я могу, если я захочу. Этот Павка Корчагин уверен, что и в Церкви он может «возродить», «реконструировать» то, чего не сохранил Сам Промысел Божий, дерзко уничтожить то, что было сохранено Самим Промыслом Божиим. Он не верует в Бога – Промыслителя, он сам кует «церковь будущего». Может вернуть «древние чины», а может и отменить «косные обычаи». Может строить в овеянных памятью Новомучеников храмах эпохи классицизма убогий «темплон» вместо исторического иконостаса, а может и революционно «сбросить с корабля истории» весь «синодальный период» Русской Церкви. Вместо того, чтобы остановиться, вспомнив, что «иззуй сапоги с ног твоих, место идеже ты стоиши, свято есть» (Исх. 5:3), они, будучи сами нечистыми грешниками, прут, оправдывая этот напор тем, что они много сделают хорошего, доброго для Церкви, для людей, для будущего. И как могут такие люди почитать Священномученика Вениамина Петроградского? Цель оправдывает средства в их умах. От нас не зависит ничего, кроме как по милости Божией исполнить свой долг. А влиять на судьбу Церкви, «спасая» ее ценой компромисса с ложью века, реформировать, «развивать» что бы то ни было в Церкви, которая есть неподвижный Столп и утверждение Истины — это тот же большевизм, вера в прогресс и светлое будущее. И мы, зараженные идеологией улучшения и прогресса, не можем молиться новомученикам и исповедникам российским, вставшим неподвижно перед лицом своего «динамичного» времени и за это принявших муку. Если мы отшатнемся от этого революционного нигилизма и революционной целеустремленности, то тогда мы будем преемниками и духовными наследниками Новомучеников. Это означает конфликт. Причем такой конфликт, от которого нет исхода нигде. «Нет безвыходных ситуаций!» Мы родились с этим и так воспитаны в школе и в институте. Но у христианина они есть, безвыходные ситуации. То есть выход — только на Небо. А кругом, всюду — тупик. Царь Николай, когда оказался в тупике в Пскове 2го марта 17го года, преданный и обманутый, не стал проламывать стену в этом тупике как стахановец с отбойным молотком, как Трамп, добивающийся победы на выборах. Нет, государь смирился под Руку Божию, передал царство своему брату, надеясь на Бога. Так и мы, если смиряемся, признавая ситуацию безвыходной, заключаем свое сердце на Небе. Тогда они становятся нам понятны, близки, дороги – Новомученики Российские. Между нами падает та невидимая стена, которая сейчас есть. Тогда они сильно помогают нам не отчаиваться и, не падая духом, устоять в этом внутреннем неизбывном, принципиальном конфликте с нашим революционным временем. В этом и есть их почитание. Все тропари, все молитвы, все стихиры говорят нам об этом, когда мы их поём. И, лишь применив к себе, можем запомнить. Протоиерей Владимир Переслегин © Copyright: Мария Березина, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
