"… мы лживы, злы инесправедливы, мы знаем это и плачем об этом, и мучим себя за это сами, иистязаем себя и наказываем больше, чем даже, может быть, тот милосердыйСудья, который будет судить нас и имени которого мы не знаем. Но у нас есть наука, и через нее мы отыщем вновь истину, но примем ее уже сознательно.
Знание выше чувства, сознание жизни -- выше жизни. Наука даст нам
премудрость, премудрость откроет законы, а знание законов счастья -- выше
счастья". Вот что говорили они, и после слов таких каждый возлюбил себя
больше всех, да и не могли они иначе сделать. Каждый стал столь ревнив к
своей личности, что изо всех сил старался лишь унизить и умалить ее в
других, и в том жизнь свою полагал. Явилось рабство, явилось даже
добровольное рабство: слабые подчинялись охотно сильнейшим, с тем только,
чтобы те помогали им давить еще слабейших, чем они сами. Явились праведники,
которые приходили к этим людям со слезами и говорили им об их гордости, о
потере меры и гармонии, об утрате ими стыда. Над ними смеялись или побивали
их каменьями. Святая кровь лилась на порогах храмов. Зато стали появляться
люди, которые начали придумывать: как бы всем вновь так соединиться, чтобы
каждому, не переставая любить себя больше всех, в то же время не мешать
никому другому, и жить таким образом всем вместе как бы и в согласном
обществе. Целые войны поднялись из-за этой идеи. Все воюющие твердо верили в
то же время, что наука, премудрость и чувство самосохранения заставят
наконец человека соединиться в согласное и разумное общество, а потому пока,
для ускорения дела, "премудрые" старались поскорее истребить всех
"непремудрых" и не понимающих их идею, чтоб они не мешали торжеству ее. Но
чувство самосохранения стало быстро ослабевать, явились гордецы и
сладострастники, которые прямо потребовали всего иль ничего. Для
приобретения всего прибегалось к злодейству...".
