22. 2 М. Зощенко о Любви и творчестве

22.2 М.ЗОЩЕНКО о ЛЮБВИ, ТВОРЧЕСТВЕ и др. ЖИЗНЕННЫХ АСПЕКТАХ

Статья подготовлена в соответствии с «Планом публикаций литературоведческих статей в «Литературном дневнике» на 2020 г.» (http://www.proza.ru/2020/01/10/596).

СОДЕРЖАНИЕ

1. М.Зощенко о влиянии Любви на Творчество
2. М.Зощенко о меланхолии, снах и т.д.
3. М.Зощенко о гибели А.Пушкина

1. М.ЗОЩЕНКО О ВЛИЯНИИ ЛЮБВИ И ЖИЗНЕННЫХ УСПЕХОВ НА ПОЭЗИЮ И ТВОРЧЕСТВО (ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ КНИГИ «ВОЗВРАЩЁННАЯ МОЛОДОСТЬ»)

Классический пример - влюбленные пишут стихи. Но они всякий раз перестают писать, если их любовь увенчана. То есть влюбленные пишут стихи именно до того момента, покуда они не затратили своей энергии на более "низменные" потребности.

Если же, предположим, человека оставила женщина и этим он несчастен есть все шансы, что он напишет какую-нибудь вдохновенную поэму или роман. Таких примеров мы знаем множество.

БОККАЧЧО в своем предисловии к "Декамерону" пишет, что несчастная любовь создала ему эту книгу. Он написал эту книгу "благодаря Амуру, который освободил его от своих уз".

БЕТХОВЕН однажды, отказавшись от любви, которую предложила ему одна из его поклонниц, сказал своему другу: "Если бы я таким образом захотел пожертвовать свои силы, что же бы осталось для лучшего, для благородного".

Чрезвычайно трагична и показательна в этом смысле жизнь БАЛЬЗАКА. Этот величайший писатель, написавший столько, сколько никому не удавалось, подряд терпел в любви поражения. Человек любил женщину в течение почти 30 лет. И за эти годы он лишь три раза с ней встречался. Первый раз две недели, второй раз месяц, и наконец, уже будучи развалиной, за полгода до смерти, он женился на ней. Вот пример необычайной СУБЛИМАЦИИ (защитный механизм психики, позволяющий снять внутреннее напряжение и перенаправить ее на достижение какой-либо цели, творческие задачи), переключения низменных процессов на творчество.

Ж. Ж. РУССО пишет роман "Новая Элоиза" в тот год, когда он, как сообщают его биографы, был безумно влюблен в одну женщину - и она не принадлежала ему.

Вот еще один классический пример сублимации:

ПУШКИН делает предложение Н. Гончаровой. Свадьба назначена на октябрь 1830 года. Пушкин получает от отца имение Болдино и в последних числах августа спешно выезжает туда для устройства дел. В первых числах сентября Пушкин собирается вернуться назад. Однако возвращение невозможно. Всюду по случаю холеры расставлены карантины, и путь к Москве и Петербургу отрезан.

Влюбленный поэт невольно задерживается в Болдине больше чем на три месяца. Все негодование, страсть, тоска, злоба и бешенство на задержку, вся нерастраченная нежность и любовь к своей невесте - все это в течение трех месяцев "перемалывается", переключается на творчество.

Так называемая "болдинская осень" была исключительна по обилию творческой продукции. Никому, пожалуй, и никогда не удалось в течение трех месяцев создать столько, сколько создал Пушкин. Он закончил "Евгения Онегина", он написал пять "Повестей Белкина", он написал "Каменный гость", "Пир во время чумы", "Домик в Коломне", "Скупой рыцарь", "Моцарт и Сальери", "Историю села Горюхина" и, кроме того, несколько мелких стихотворений. Это была знаменитая "болдинская осень", которая всегда поражала историков литературы.

Величайшее творчество никогда почти не шло об руку со спокойным, размеренным благополучием и тем более - с удачной любовью к женщинам.

Правда, многие, если так можно сказать, "надували" природу.
ГЁТЕ, например, был женат на неграмотной служанке, жил с ней, казалось бы, безоблачно долгие годы, однако он постоянно влюблялся в "прекрасных женщин", которых он встречал при дворе. И эту влюбленность он как бы превращал в поэзию. Но, вспомним, что первый роман Гёте «Страдания молодого Вертера» был связан с его первой неудачной любовью. А какой эффект он произвёл на молодёжь? Многие стрелялись – и роман, какое-то время был под запретом.

Ещё пример (из другого источника).
По возвращении из похода 1814 г. БАТЮШКОВ застал, уже 19-летнею Анну, красавицей и полюбил её. В 1814 г. Фурман даёт согласие на брак, но скоро Батюшков убеждается, что это решение было продиктовано не взаимным чувством, а волей опекунов. Последним несчастием этих лет становится смерть отца в 1817 г., который вконец разорился и оставил на попечение поэта заложенное за долги имение и двух маленьких детей от второго брака. Но годы 1817-1818 (30-31 год), как это нередко бывает, становятся временем творческого подъёма.

ЗОЩЕНКО делает вывод:

«И НАМ НЕ ПРИХОДИЛОСЬ ВИДЕТЬ ПО-НАСТОЯЩЕМУ СЧАСТЛИВЫХ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ БЫЛИ БЫ ВЕЛИКИ В СВОЕЙ РАБОТЕ. ВСЕ ОНИ БЫЛИ НЕУДАЧНИКИ В ЛИЧНОЙ СУДЬБЕ".

2. М.ЗОЩЕНКО о МЕЛАНХОЛИИ, СНАХ И РАЗУМЕ (ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ «ПЕРЕД ВОСХОДОМ СОЛНЦА»)

1. Мои любимые философы почтительно отзывались о меланхолии. «Меланхолики обладают чувством возвышенного», — писал Кант. А Аристотель считал, что «меланхолический склад души помогает глубокомыслию и сопровождает гения».

Но не только поэты и философы подбрасывали дрова в мой тусклый костер. Удивительно сказать, но в мое время грусть считалась признаком мыслящего человека. В моей среде уважались люди задумчивые, меланхоличные и даже как бы отрешенные от жизни.

2. Ведь мне надо было найти причину моего младенческого страха перед нищим, а не причину боязни взрослого человека. Разве младенцу понятны мои тревоги, волнения, чувства, стихи и прошлый мир, с которым я прощался? Разве младенцу понятен образ нищего? Нет, образ нищего не есть образ, понятный младенцу.

В таком случае как же он возник? Отчего он появлялся в моих снах?

Я вспомнил принцип сновидений. Вспомнил, что такое сон с точки зрения современной науки. Я повторю, хотя бы вкратце. Это имеет первостепенное значение.
Два этажа имеет наш мозг. Высший этаж — кора мозга и подкорковые центры. Здесь источники приобретенных навыков, центры условных рефлексов, центры нашей логики, речи. Здесь — наше сознание. Нижний этаж — источник наследственных рефлексов, источник животных навыков, животных инстинктов.

Два эти этажа, как мы говорили, нередко находятся в конфликте. Высшие силы борются с низшими, побеждают их, оттесняют еще ниже или изгоняют вовсе. Ночью высший этаж погружается в сон. Сознание гаснет, перестает контролировать.

А так как заторможение опускается не ниже подкорковых центров, то низшие силы оживают и, пользуясь отсутствием контроля, выявляются в сновидениях. Оживают страхи, заторможенные или оттесненные сознанием.

Вот какова общая картина сна. И вот каков механизм, лежащий в основе наших сновидений. Казалось бы, весьма просто, с помощью сновидения, обнаружить причину патологического торможения, увидеть то или иное заглушённое чувство, понять образ, возникший в снах.

Да, это было бы весьма просто, если б высший и низший этажи «разговаривали» на одном языке. Однако «обитатели» этих этажей не имеют одинаковой речи. Высший этаж мыслит словами. Низший этаж мыслит образами.
Можно допустить, что такое образное мышление свойственно животному и в одинаковой мере младенцу.

3. Я не считаю возможным перечислять здесь все, с чем я столкнулся. Эта книга — не лечебник. Помимо того, имеется обширная литература по психоанализу. И подобные случаи, несмотря на ошибочный вывод, перечислены Фрейдом с исчерпывающей точностью.

Однако в отношении условных связей необходимо сказать следующее. Разрывая эти условные нервные связи, я всякий раз поражался, недоумевал — как они могли существовать, как могли они действовать. Но они действовали, и в той степени, в какой это было губительно для существования. И тут всякий раз нужен был «разговор с собакой», чтоб уничтожить их.

Я разорвал и уничтожил эти условные связи, принесшие мне столь много бед.
И, разорвав условные связи, я освободился от заторможения, от того патологического заторможения, которое всякий раз возникало при встрече с «больными» предметами. В основе этого заторможения лежал обыкновенный оборонный рефлекс.

Я не могу сказать, что этот рефлекс исчез полностью. Некоторые симптомы механического порядка остались. Но логика их полностью обезвредила — они перестали сопровождаться страхом. И в силу этого они стали постепенно угасать. Быть может, для полного их угасания потребуется еще пятнадцать лет. Ну что ж, это в пределах человеческой жизни. Приятно будет умирать с сознанием, что механизмы мозга совершенно обновились.

4. Фрейд считает, что в женщине мы видим обычно мать или сестру. И вот причина запретов и торможения. Цивилизация и мораль — вот, дескать, беды, которые приводят человека к страданиям. Нет сомнения, что первые впечатления ребенка, первые возникшие ощущения могут относиться к матери и сестре. Это естественно. Но конфликт создает не только эта нравственная категория и не только страх наказания, конфликт возникает при встрече с «больными» предметами.

«Больные» предметы отождествляют мать и в дальнейшем женщину. Не эрос и в связи с этим нравственная борьба несет торможение. Торможение возникает от страха, который условно связан с «больными» предметами.

Не эдипов комплекс, а нечто более простое и примитивное присутствует в наших бессознательных решениях.

Нет сомнения — нравственная борьба существует, и она может быть велика, но не она создает болезненный конфликт, не только она определяет характер болезни, характер поведения.

Условные связи и условные доказательства опасности — вот что определяет дело. Обилие и точность условных доказательств — вот что создает и усугубляет болезнь.
Причем, достигая максимума, эти доказательства заставляют полностью отказаться от встречи с «больными» вещами.

Вот почему катастрофа чаще всего происходит не в юношеские годы, она происходит в зрелом возрасте — в 35–40 лет. До этого человек как-то обходится, маневрирует, избегая «больных» предметов. Они еще не в полной мере устрашили его.

Но обилие «доказательств» лишает последних надежд.
Как известь при склерозе откладывается в наших артериях и ломает их, так и эти доказательства, откладываясь и нагромождаясь в нашей психике, устрашают нас, изолируют от жизни, омертвляют ткани, кастрируют и ведут к гибели.
Вот где, быть может, одна из причин раннего увядания, ранней смерти, дряхлости.

5. Этот страх цепко держал меня в своих объятьях. И он не сразу оставил меня. Он сжимал меня тем сильнее, чем глубже я проникал в тот поразительный мир, законы которого я так долго не мог понять. Но я проник за порог этого мира. Свет моего разума осветил ужасные трущобы, где таились страхи, где находили себе пристанище варварские силы, столь омрачавшие мою жизнь. Эти силы не отступали, когда я вплотную подошел к ним. Они приняли бой. Но этот бой был уже неравный.

Я раньше терпел поражения в темноте, не зная, с кем я борюсь, не понимая, как я должен бороться. Но теперь, когда солнце осветило место поединка, я увидел жалкую и варварскую морду моего врага. Я увидел наивные его уловки. Я услышал воинственные его крики, которые меня так устрашали раньше. Но теперь, когда я научился языку врага, эти крики перестали меня страшить. И тогда шаг за шагом я стал теснить моего противника. И он, отступая, находил в себе силы бороться, делал судорожные попытки остаться, жить, действовать.

Однако мое сознание контролировало его действия. Уже с легкостью я парировал его удары. Уже с улыбкой я встречал его сопротивление. И тогда объятья страха стали ослабевать. И наконец прекратились. Враг бежал.
Но чего стоила мне эта борьба!
С распоротым брюхом я валялся в постели. Мое оружие — бумага и карандаш — лежали рядом со мной. И у меня иной раз не было даже силы поднять мою руку, чтобы взять их снова. Казалось, жизнь оставляет меня.

Как сказано у Гете:

"Кто хочет что-нибудь живое изучить,
Всегда его сперва он убивает".

Я был убит, растерзан, искромсан, с тем чтобы снова возникнуть из праха. Я лежал почти бездыханный, ожидая, что вот еще раз вернется мой противник и тогда все будет кончено. Но он не вернулся.

По временам появлялись привычные симптомы, но они не сопровождались страхом.
Жизнь стала возвращаться ко мне. И она возвращалась с такой быстротой и с такой силой, что я был поражен и даже растерян. Я поднялся с постели уже не тем, кем я был. Необыкновенно здоровый, сильный, с огромной радостью в сердце я встал с моей постели. Каждый час, каждая минута моей жизни наполнялись каким-то восторгом, счастьем, ликованием.

Я не знал этого раньше. Моя голова стала необыкновенно ясной, сердце было раскрыто, воля свободна. Почти потрясенный, я следил за каждым моим движением, поступком, желанием. Все было крайне ново, удивительно, странно.

Я впервые почувствовал вкус еды, запах хлеба. Я впервые понял, что такое сон, спокойствие, отдых. Я почти заметался, не зная, куда мне девать мои варварские силы, столь непривычные для меня, столь не скованные цепями. Как танк двинулся я по полям моей жизни, с легкостью преодолевая все препятствия, все преграды.

Я чуть было не натворил много бед, не соразмеряя своих новых шагов и поступков.
И тогда я задумался над своей новой жизнью. И она показалась мне не столь привлекательной, как вначале. Мне показалось, что я стал людям приносить больше горя, чем раньше, когда я был скованный, слабый. Да, это было так.

"И новая печаль мне сжала грудь —
Мне стало жаль моих покинутых цепей".

Передо мной был выбор — вернуться назад, не закрепив завоеванного, или идти дальше. Или отдать свои новые силы искусству — тому, чем я раньше был занят по необходимости, не умея в полной мере реализовать своих чувств иначе как на бумаге. Но теперь мой разум был свободен.

Я волен был распоряжаться как хочу. Я вновь взял то, что держал в своих руках, — искусство. Но я взял его уже не дрожащими руками, и не с отчаянием в сердце, и не с печалью во взоре. Необыкновенная дорога расстилалась передо мной. По ней я иду вот уже много лет. И много лет я не знаю, что такое хандра, меланхолия, тоска. Я забыл, какого они цвета. Оговорюсь — я не испытываю беспричинной тоски. Но что такое дурное настроение, я, конечно, и теперь знаю — оно зависит от причин, возникающих извне.

6. Однако отчего же пришло излечение? Какие механизмы были исправлены? Почему давние страхи простились с моей особой? Они простились со мной только лишь потому, что свет моего разума осветил нелогичность их существования. Эти страхи были увязаны с теми объектами, кои не были опасны в той мере, как это воспринял младенец.

Разорвать эту условную, неверную, нелогичную связь — вот в чем была задача.
Я разорвал эти связи. Разъединил подлинные беды от условных объектов устрашения. Придал этим объектам устрашения их истинное значение. И в этом и заключалось излечение. Отсутствие логики лечилось логикой.
Однако разорвать эти условные нервные связи не всегда было простым делом.

Некоторые связи были необычайно сложны, запутанны, противоречивы. Кое-что было столь абсурдным, даже комичным, что, казалось, не может иметь значения. Но тут всякий раз нужно было учитывать позицию младенца, нужно было видеть его глазами, мыслить его образами, страшиться его страхами.

7. Разум побеждает страдания. Но «страдальцы» отнюдь не хотят сдавать своих позиций. Именно они объявили горе разуму и стали опасаться его, решив, что все страдания происходят от него и ни от чего больше.

8. Извольте выслушать одну небольшую историю, по которой вы увидите, что и в этой области разум, в конечном счете, одерживает верх. Однажды Флоберу сделали операцию. У него был какой-то нарыв на щеке. По этому поводу Флобер пишет своей возлюбленной (Луизе Колэ) меланхолическое письмецо о том, какие несчастные создания люди — подвергаются непрестанному процессу порчи и гниения. Вот в каких неосмотрительных выражениях Флобер пишет:

«Как будто недостаточно всей этой гнили и заразы, что предшествует нашему рождению и ожидает нас после смерти… Сегодня теряешь зуб, завтра волос, открывается рана, назревает нарыв. Прибавь к этому мозоли на ногах, естественные дурные запахи, секреции всякого вида и вкуса — все это дает необычайно заманчивую картину человеческой особи. И подумать только, что это любят!..»

Нет, конечно, так нельзя было писать. Тем более женщине, которую любишь. Тут надо было обуздать свое высокое сознание. Не умничать. Попридержать себя. В крайнем случае извиниться, если разум увлек тебя в такие дали и ты произнес лишнее.

Впрочем, и дама, имея разум, не должна была бы сердиться настолько, как она рассердилась. Мы не знаем, в каких именно словах возлюбленная ответила Флоберу, но, судя по его письму, слова ее были весьма и весьма неприятные. Вот что писал Флобер, оправдываясь и не понимая своей вины:

«Раньше я казался вам возвышенным — теперь кажусь жалким… Что же я сделал, боже мой, что? Вы утверждаете, что я обращаюсь с вами, как с женщиной последнего сорта… Я не понимаю ваших обид и ссор…»

Нет, все кончилось хорошо. Флобер примирился со своей возлюбленной. Так что в этом отношении разум восторжествовал и высокое сознание указало, как надлежало поступить.

Дама вновь расцвела и продолжала считать Флобера возвышенным. И маленькая любовная история, в которой присутствовал ум и отсутствовала непосредственность, была забыта.

Нет, я решительно не вижу причин страшиться высокого разума. Как видите — даже в этих делах все обходится вполне удовлетворительно и без особых страданий.

9. «Страдание — позор мира, и надобно его ненавидеть, чтобы истребить». Так сказал Горький. И я целиком разделяю его мнение. Чтоб истребить страдание, существует наука. Она сделала немало. Но впереди предстоит сделать еще больше. Огромный и светлый путь лежит впереди. Быть может, найдены будут многие и многие ключи, открывающие самые тайные механизмы страданий. Быть может, найдены будут еще и иные причины страданий, те, о которых мы еще не знаем.

3. М.ЗОЩЕНКО о ГИБЕЛИ А.ПУШКИНА (извлечение из «Возвращённой молодости»)

Дуэль и смерть Пушкина также в какой-то мере напоминает самоубийство или желание этого, может быть даже и не доведенное до порога сознания. Во всяком случае, если проследить все поведение поэта за последние три-четыре года жизни, то это соображение покажется правильным.

Достаточно сказать, что Пушкин за последние полтора года своей жизни сделал три вызова на дуэль. Правда, два первых вызова (Соллогуб, Репнин) остались без последствий, но они были показательны - поэт сам стремился найти повод для столкновений.

Настроение искало объект (автор не рассматривает этих людей вне эпохи. Нет сомнений, что личное свойство и поведение того или иного человека создавались средой и всеми особенностями эпохи. О чем мы и будем говорить попутно. В молодые годы Пушкин давал повод для дуэли, но не стремился найти его).

Третья, состоявшаяся дуэль, привела Пушкина к гибели. Однако погиб не тот здоровый, вдохновенный Пушкин, каким мы его обычно представляем себе, а погиб больной, крайне утомленный и неврастеничный человек, который сам искал и хотел смерти.

Уже начиная с конца 1833 года жизнь Пушкина стремительно идет к концу.
Можно вспомнить слова сестры поэта - Павлищевой:
"Если бы пуля Дантеса не прервала его жизни, то он немногим бы пережил сорокалетний возраст".

И в самом деле: здоровье Пушкина в конце 1833 года резко изменилось.

Известна запись О.Пушкине в январе 1834 года (Граббе):
"Пылкого, вдохновенного Пушкина уже не было. Какая-то грусть лежала на его лице".

Осипова пишет в 1835 году:
"Приехал Пушкин, скучный и утомленный..."

Муж сестры поэта пишет:
"Сестра была (в январе 1836 года) поражена его худобой, желтизной лица и расстройством нервов. Ал. Серг. не мог долго сидеть на одном месте, вздрагивал от звонка и шума..."

Начиная с 1834 года в письмах Пушкина все время попадаются такие фразы: "Желчь волнует меня...", "От желчи здесь не убережешься...", "У меня решительно сплин...", "Желчь не унимается...", "Все дни болит голова...", "Начал много, но ни к чему нет охоты...", "Головная боль одолела меня...".

Эти письма написаны человеком несомненно больным, разбитым и страдающим неврастенией.

Эта болезнь развивалась и усиливалась со дня на день и привела поэта к желанию смерти. Известна запись, сделанная со слов Е. Вревской: "За несколько дней до дуэли Пушкин, встретившись в театре с баронессой (Вревской), сам сообщил ей о своем намерении искать смерти". Эта смерть была не случайна.

Целый ряд противоречий, политических и личных, двойственное отношение к своему социальному положению, запутанные материальные дела и почти невозможность изменить жизнь - покинуть столицу без того, чтобы не поссориться со двором,- все это расшатало силы поэта и привело его к такому физическому состоянию, при котором поэт стал искать выхода в смерти.

В двух случаях Пушкин продолжал бы жить. Первое - Пушкин отбрасывает политические колебания и, как, скажем, Гете, делается своим человеком при дворе. Второе - Пушкин порывает со двором и идет в оппозицию.

Двойственное же положение, в котором находился поэт (кстати сказать, не только по своей воле), привело его к гибели. Противоречия не ведут к здоровью. Эта смерть была не случайна и неизбежна. Эта смерть была похожа на самоубийство. Самоубийство же, по мнению автора, не может быть случайным.

Тут громадная ошибка, когда говорят: у человека была сильная воля, и поэтому он мог покончить с собой. Это, несомненно, не так. По большей части никакой воли самоубийца не проявляет. Попросту у человека создается такое физическое состояние, при котором уничтожение себя является как бы нормальным и не случайным актом (можно допустить лишь редкие исключения)…

11.08.2020 г.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 21.08.2020. 24. Писатели о жизни и творчестве Л. Андреева
• 16.08.2020. 23. 3 О жизни и творчестве Дм. Мережковского
• 15.08.2020. 23. 2 Дм. Мережковский о писателях и литературе
• 14.08.2020. 23. 1 Писатели о Дм. Мережковском
• 12.08.2020. 22. 3 О жизни и творчестве М. Зощенко Полный текст
• 11.08.2020. 22. 2 М. Зощенко о Любви и творчестве
• 10.08.2020. 22. 1 Писатели о М. Зощенко