НЭП и книгоиздание

Максим Федорченко: литературный дневник

Я как-то не задумывался о том, что НЭП, развязав руки частному капиталу и свободному предпринимательству, не обошел своим вниманием и такую деликатную отрасль как книгоиздание. Да и вообще, сама мысль, что в СССР существовала свобода печати, кажется довольно неожиданной, но когда-то она существовала, пусть и не полная, усеченная, но хоть какая-то. Вот что я сегодня накопал! – пусть для кого-то это факт с бородой, «баян», но тем не менее. Замечу также для начала, что НЭП был мерой вынужденной: тотальное обобществление всего на свете привело к почти полному всего на свете исчезновению в одной из богатейших стран мира, вот так-то. И тогда явился НЭП, из всех норок повыскакивали Александры ибн-Ивановичи Корейки, а за ними и Остапы Ибрагимовичи Бендеры, и наступило изобилие. Но вернемся к нашей теме.


Итак, попались мне в сети детские книжки от частного издательства Г.Ф. Мириманова, год издания 1927. Мириманов, Гаврила Фомич, 1870 г.р., из потомственных дворян, «участник 1 Мировой войны, начальник отдела штаба Северо-западного фронта, награжден 12 орденами и медалями, в том числе Св. Владимира 4 и 3 степени. С 1924-1926 имел детское книгоиздательство в Москве на Плющихе в доме 11, а с 1927 в собственном доме на Гоголевском (Пречистенском) бульваре, дом 7 из которого был изгнан большевиками» (фантлаб.ру).


Издательство Мириманова работало до 1930 года, выпустило порядка 140 наименований книг, а тиражи доходили до 100 тысяч экземпляров в год. Мириманов ярко и очень недорого издавал избранную классику и литературу для детей, которые были очень популярны у своей «целевой аудитории». К Мириманову в свое время пришел начинающий Сергей Михалков – тогда еще совсем начинающий, ему было 12 лет; издатель текст не взял, но гонорар автору – аж 3 рубля! – выплатил авансом. Эту «трешку» Михалков помнил так же хорошо, как Чехов брюки, которыми однажды расплатился с ним издатель, но, полагаю, с очень разными чувствами.


В конце 20-х НЭП начали сворачивать, а издательство Мириманова закрыли в 1930-м. Деликатную и тонкую задачу книгопечатания взяло в свои жилистые руки государство. И уже в 1932 году Ильф написал фельетон «Детей надо любить», в котором речь шла вот о чем:


«…папа сажает на колени дошкольное чадо (пусть знают холостые редакторы и авторы, что дошкольное чадо - очень маленькое чадо) и говорит:
- Ну, пигмей, я купил тебе книжку про пожарных. Интересно. Правда? Пламя, факелы, каски. Слушай.
И он, сюсюкая, начинает: "Пожарное дело в СССР резко отличается от постановки пожарного дела в царской России..." Ай, кажется, я совсем не то купил. Почему же в магазине мне говорили, что это для пятилетнего возраста?
Родитель ошеломленно смотрит на обложку. Он ожидает увидеть марку Учтехиздата, фирмы солидной, известной изданием специальных трудов. Но нет. "Молодая гвардия". Да и по картинкам видно, что книжка для детей. Пожарные нарисованы в виде каких-то палочек, а из окон горящего здания высовывается желтое пламя, имеющее форму дыни.
Или попадется вдруг весело раскрашенная книжонка, где большими детскими буквами напечатано:
Не шалите, ребятишки,
Уважайте тракторишки.
Трактор ходит на врага,
Обрабатывает га,
Га, га.
Га, га, га!
Вот так штука,
Ха, ха, ха!
…А как поступать, когда читаешь изданную в 1931 году книгу для детей, где автор рифмует "мосты" и "холмы", "спешит" и "кипи"? Это хуже, чем "папаша" и "мамаша". Это уже разбойное нападение на детей, подпадающее под действие 2-го пункта 184-й статьи Уголовного кодекса: нападение, сопряженное с физическим или психическим насилием. Это насилие психическое. А "га, га, га" - даже физическое…»


Поиздевавшись вдоволь над авторами и издателями, Ильф заключил свой фельетон таким к ним обращением: «Отдельные авторы отдельных книг, в единичных случаях изданных отдельными издательствами! Любите детей! Уважайте их! Ничего, что они маленькие. Они заслуживают хорошего обращения. Любите, не бойтесь, тут нет биологии!»


Разумеется, потом научились, и с текстами, и с картинками, и дети получили отличные книги, многие из которых читабельны до сих пор, хотя без «га, га, га» не обходилось вплоть до конца советской эпохи. И все бы ничего, и все бы можно списать на ученичество, через которое проходят все народы, начиная новое дело, если бы учебный процесс молодого государства небывалой формы не был таким людоедским, и людоедство это никуда из него и после не делось… Может, потому все это и развалилось, что без любви строилось?



Другие статьи в литературном дневнике: