> Редакции "Едиот Ахронот" пришла в голову хорошая идея попросить самых
> разных людей написать первую главу своей автобиографии. Из политиков,
> певцов, актеров и
> бизнесменов мы выбрали человека, который никогда не дает интервью и
> ничего о себе не рассказывает. Это - отставной судья, Госконтролер,
> доктор Миха Линденштраус. А это - то, что он написал:
>
> Двадцать лет назад 1.200 судей собрались в Вене в гигантском зале
> дворца Ротшильда. Все судьи Австрии. Меня пригласили прочесть лекцию
> об израильской судебной системе.
>
> - Дамы и господа! - начал я по-английски, поднявшись на трибуну. - В
> марте 1939 года, в том самом месте, где вы сидите сегодня, стоял мой
> отец. Ему было 35 лет, он был активистом сионистского движения, и у
> него был новорожденный сын - это я. А напротив отца сидел Адольф
> Эйхман.
>
> В зале наступила гробовая тишина.Я мог на этом закончить. Бомба уже
> разорвалась. Но именно из-за шока я решил продолжать. Я рассказал им,
> что за полгода до начала Второй мировой войны Эйхман вызвал к себе
> делегацию еврейских лидеров Германии и Австрии. И мой отец, Аарон
> Вальтер Линденштраус - который через много лет стал одним из
> свидетелей на процессе Эйхмана - предстал перед ним, как сотрудник
> Еврейского Агентства в Берлине. Вместе с другими он занимался
> репатриацией немецких евреев в Эрец-Исраэль. Евреи хотели
> репатриироваться, нацистский режим не возражал,и только англичане
> мешали, ограничивая число сертификатов на репатриацию.
>
> Эйхман самым унизительным образом отнесся к стоявшим перед ним
> двадцати еврейским делегатам. Он орал на них, оскорблял и угрожал. До
> этого он их выстраивал и перестраивал: "Ты - налево, ты - направо, ты
> - вперед, ты - назад, ты подойди, ты отойди!". И, когда они, наконец,
> встали по местам, Эйхман заорал на моего отца: Ты заплатишь своей
> головой и вы все заплатите головами, если не уберете отсюда
> евреев!.Точнее, он сказал не "евреев", а "ваше еврейское тряпье".
>
> И вот сегодня я стою перед вами-ребенок,который родился в нацистском
> Берлине и стал судьей в Израиле - и говорю вам: "У нас есть
> государство, в нашей стране самая сильная демократическая система на
> всем Ближнем Востоке,и в случае необходимости мы умеем защищаться".
>
> Я не рассказал им то, что случилось потом. Об этом я стараюсь не
> говорить. Вскоре после встречи с Эйхманом было покушение на моего
> отца. Его пытались выбросить из поезда. Англичане вывезли его в
> Лондон, и я остался в Берлине с мамой, Маргалит-Маргаритой, которая
> работала лаборанткой в одной из больниц. За считанные часы до начала
> войны немец-профессор, у которого она работала, сумел перевезти нас в
> Италию. Там мы дождались отца, все вместе уехали в Израиль и поселились
> в Тель-Авиве.
> В Израиле нам было очень трудно. Мы жили втроем в однокомнатной
> съемной квартире. Отец, который был адвокатом, не нашел работы по
> специальности и послевсего пережитого был не в состоянии сдать экзамен для получения лицензии. Четыре года он был безработным. Мама тоже не нашла работу, и
пошла продавать по домам косметику богатым женщинам, а я ходил вместе с ней, держа ее за руку.
> Из дома в дом, из квартиры в квартиру. У нее была постоянная
> клиентура, но большого заработка это не давало. Каждый день после
> полудня мы доходили до дома Бен-Гуриона, где садились передохнуть на
> скамейке. Жена Бен-Гуриона, Поля, выходила к маме с печеньем или
> стаканом кофе, и они говорили по-немецки.
> "Сколько зарабатывает ваш муж?" -спросила Поля. И мама, которой было
> стыдно признаться, что отец не работает, сказала, что не знает. "Мой
> муж тоже мне не говорит, сколько он зарабатывает, - прошептала Поля на
> ухо маме. - Значит, ваш муж - богатый".
>
> Каждое утро я умолял маму, чтобы она не сидела рядом со мной в
> автобусе, а то кто-нибудь из моих одноклассников услышит, что она
> говорит со мной по-немецки. Я знаю иврит с детства, но в Израиле мама
> не была в ульпане, не освоила язык, и, с моей точки зрения, было
> совершенно чудовищно, что она не говорит на иврите. "Если ты хочешь
> сидеть рядом со мной, - просил я - не говори".
> Я начал историю моей жизни с конференции в венском "дворце Ротшильда",
> а закончу ее на берлинской улице Майнеке, 10, где когда то была
> контора моего отца и откуда тысячи евреев репатриировались в Израиль.
>
> Круг замкнулся полностью четыре месяца назад,когда немецкий
> Госконтролер, профессор Дитер Ангелес пригласил меня выступить в
> Бундестаге. Я поставил условием, что буду говорить на иврите. Мои
> немецкие коллеги удивились, но согласились. И посол Израиля
> предоставил в мое распоряжение великолепного переводчика. Я слышал,
> что он великолепен, потому что немецкий - мой родной язык.
>
> Я поднялся на трибуну Бундестага, посмотрел на людей, которые сидели в
> зале и сказал на иврите: "Дамы и господа, спасибо, что пригласили меня
> вернуться в город, где я родился.Вся семья моей матери погибла в
> Освенциме. Сегодня Германия немало помогает Израилю, но еврейский
> народ никогда не забудет то, что вы с нами сделали. Маргарита
> Линденштраус тоже не забыла этого до самой смерти, и я, ее сын, стою
> здесь для того, чтобы об этом напомнить".
