15 октября - 200 лет со Дня рождения Лермонтова

КАВКАЗ И ЛЕРМОНТОВ

Никто не скажет о любви Михаила Юрьевича Лермонтова к Кавказу лучше, чем он сам.
Можно только добавить, что и Кавказ любил Лермонтова.

Первый в России памятник Лермонтову открыт в Пятигорске в 1889 году.

Первый в России литературно-мемориальный музей, созданный не в столичных городах и их окрестностях – Лермонтовский музей в Пятигорске, основанный в 1912 году.

Историк-эмигрант Абдурахман Геназович Авторханов (1908-1997) ни об одном деятеле истории и культуры не отзывался с таким уважением и любовью, как о Лермонтове:

«Русские классики с глубоким сочувствием и пониманием относились к борьбе горцев за независимость. Начало положила бессмертная поэзия Пушкина о Кавказе, кавказских горцах, русско-кавказской войне. За ней последовали шедевры кавказской поэзии и прозы Лермонтова, который воспел кавказскую свободу и осудил Кавказскую войну. Великий кавказский цикл завершил гениальный Толстой в рассказах "Набег", "Рубка леса", в повестях "Казаки" и "Хаджи Мурат". (Пушкин был свидетелем, а Лермонтов и Толстой и сами участвовали в Кавказской войне, но, став выше великодержавных предрассудков, они были вдохновлены на свои великие творения неистребимой любовью горцев к свободе!)
Совершенно особое место в этом цикле занимал Лермонтов. Для северокавказцев Лермонтов не просто "певец Кавказа", он для них – свой, кавказский поэт по духу. Он даже психологически физически мужественный, мечтательный, свободолюбивый, со смуглым лицом и темными глазами – больше походил на горца, чем на русского. Сравнивая кавказскую поэзию Пушкина с поэзией Лермонтова, русский поэт П. Антокольский не без упрека по адресу Пушкина заметил: "С головокружительной, сверхальпийской крутизны увидел Пушкин Кавказ:

"Кавказ подо мною:
Так буйную вольность законы теснят,
Так дикое племя под властью тоскует,
Так ныне безмолвный Кавказ негодует,
Так чуждые силы его тяготят".

Лермонтов прочел то же самое – ту же точку и то же негодование, но в противоположном. Никогда он не сказал бы: "Кавказ подо мною", потому что был внутри Кавказа" (М. Ю. Лермонтов, Избранные произведения, т. 1, вступительная статья П. Г. Антокольского, Москва, 1964, с. 23).
Неудивительно, что мое поколение горской молодежи училось любви к Кавказу в одинаковой мере как у величественной кавказской поэзии Лермонтова, так и у богатого кавказского фольклора (вот что писал о чеченском фольклоре Лев Толстой в письме к поэту А. А. Фету от 26 октября 1875 г.: "Читал я это время книги, о которых никто понятия не имеет, но которыми я упивался. Это сборник сведений о кавказских горцах, изданный в Тифлисе. Там предания и поэзия горцев и сокровища поэтические необычайные. Хотелось бы Вам послать. Мне, читая, беспрестанно вспоминались Вы. Но не посылаю, потому что жалко расстаться. Нет-нет и перечитываю. Вот Вам образчик: "Высохнет земля на могиле моей, и забудешь ты меня, моя родная мать. Прорастет кладбище могильной травой – заглушит трава твое горе, мой старый отец. Слезы высохнут на глазах сестры моей – и улетит и горе из ее сердца". Конец этой песни по-чеченски звучит так: "Только брат не забудет, пока не ляжет рядом со мною". Мы знали, что царь сослал Лермонтова за вольнодумство к нам, на Кавказ, в виде наказания, а он, дерзкий и неумолимый, со своей родной страной прощался, как узник прощается с неволей, предвкушая блаженство свободы среди нас, на Кавказе:

"Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.

Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей".

Побывав на Кавказе, он не разочаровался в своих ожиданиях, он вернулся к себе, в Россию, глубоко влюбленным в Кавказ:

"Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ".

Он не только любил Кавказ, он глубоко сочувствовал и переживал его трагедию:

"Кавказ! далекая страна!
Жилище вольности простой!
И ты несчастьями полна
И окровавлена войной!..

Нет! прошлых лет не ожидай,
Черкес, в отечество свое:
Свободе прежде милый край
Приметно гибнет для нее".

В двух шедеврах своей кавказской поэзии – в "Валерике" и "Измаил-Бей" Лермонтов особенно ярко осудил Кавказскую войну России и воспел героизм горцев в борьбе за свою свободу и независимость:

"Вот разговор о старине
В палатке ближней слышен мне;
Как при Ермолове ходили
В Чечню, в Аварию, к горам;
Как там дрались, как мы их били,
Как доставалося и нам...

... Вон кинжалы,
В приклады! – и пошла резня,
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть...
(И зной и битва утомили
Меня), но мутная волна
Была тепла, была красна...

...Жалкий человек.
Чего он хочет!.. небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем?

Галуб прервал мое мечтанье,
Ударив по плечу; он был
Кунак мой; я его спросил,
Как месту этому названье?
Он отвечал мне: Валерик,
А перевесть на ваш язык,
Так будет речка смерти: верно,
Дано старинными людьми.
– А сколько их дралось примерно
Сегодня? – Тысяч до семи.
– А много горцы потеряли?
– Как знать? – зачем вы не считали!
Да! будет, кто-то тут сказал,
Им в память этот день кровавый!
Чеченец посмотрел лукаво
И головою покачал..."

Это не поэтический вымысел, а описание действительного сражения, участником которого был и сам Лермонтов. Накануне сражения на Валерике Лермонтов писал своему другу В. А. Лопухину: "Завтра я еду в действующий отряд на левый фланг в Чечню брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму..." 12 сентября 1840 г. Лермонтов сообщил тому же Лопухину: "У нас каждый день дело, и одно довольно жаркое, которое продолжалось шесть часов сряду. Нас было две тысячи пехоты, а их до шести тысяч; и все время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и до трехсот рядовых, а их шестьсот тел осталось на месте. Вообрази себе, что в овраге, где была потеха, час после дела еще пахло кровью" (Лермонтов, там же, т. 2, с. 690).
Сюжет знаменитой поэмы "Измаил-Бей" рассказал Лермонтову "старик-чеченец, хребтов Кавказа бедный уроженец". Он сохранился в чеченском фольклоре и до сих пор. Его ведущий мотив: свобода – это бог Кавказа. Война – это меч свободы. Верность в дружбе и беспощадность во мщении – исконные правила гор. Эту "философию адатов" Лермонтов обобщил во вступительной части "Измаил-Бея":

"И дики тех ущелий племена,
Им Бог – свобода, их закон – война...
...Там поразить врага не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро – добро, и кровь – за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь".

Кавказская поэзия Лермонтова стала кораном каждого интеллигентного горца. Горские интеллигенты зачитывались Лермонтовым, обожествляли его, они проклинали тот день, когда появился на свет негодяй Мартынов, так безжалостно потушивший это кавказское солнце. Мое личное увлечение Лермонтовым было так велико, что я начал думать, не попробовать ли писать по-чеченски стихи под Лермонтова или хотя бы перевести Лермонтова на чеченский язык. Я решил посоветоваться с нашей учительницей русского языка и литературы Мариам Исаевой. Учительница была чеченка, окончившая гимназию и какие-то еще учительские курсы. Молодая учительница, необыкновенной красоты, типа лермонтовских черкешенок, в которую мы все, конечно, тайно были влюблены, сама тоже писала стихи. По-женски нежные и безмятежные, стихи ее до нас, мятежников, совсем не доходили. Когда я во время чтения Лермонтова в классе сказал ей, что хочу перевести Лермонтова на чеченский язык, учительница, сделав удивленное лицо и большие глаза, так и застыла в той самой позе, в которой ее застало мое сообщение. "Восхищение моей дерзостью или удивление моей наивностью", – мелькнула у меня мысль. Ответ ее убил во мне еще не родившегося чеченского поэта. "Смешной ты мальчик, – сказала она, – ведь чтобы перевести Лермонтова, самому надо быть поэтом, а ты считаешь себя поэтом?" "Да!" – вырвалось у меня совершенно непроизвольно. "Что же ты написал?" – полюбопытствовала она. "Ничего", – ответил я под хохот всего класса. Я был осрамлен, уничтожен в своих лучших возвышенных чувствах. Я перестал мечтать быть чеченским поэтом и писать под Лермонтова».

Другие статьи в литературном дневнике:

• 11.10.2014. 15 октября - 200 лет со Дня рождения Лермонтова