Ольга Калашникова

Помещик пушкинских времен по сложившемуся порядку, когда дворовая девка брюхатила от него или от сына, отправлял ее со двора и больше ее не видел, и его вовсе не интересовала судьба детей или внуков от нее. Если такое событие происходило в городе, то дворовую девку отправляли в деревню. Случаи такие были частыми, никто не видел в них ничего предосудительного, и это даже не обсуждалось. Вот, когда беременела девица (фрейлина) из знатного рода от великих князей или от самого императора, тогда по столице ходили толки и обсуждения, какой презент получит любовница, за кого ее выдадут замуж и какой пост предложат жениху. Отношения между начальством и подчиненными были жестко определены, никакие возражения не принимались, и то, что его Высокоблагородие обратило внимание на девицу, должно было рассматриваться лишь как благодать, как великое счастье, выпадающее лишь избранным.

А Пушкин был взволнован, его пугал вариант трагической развязки, который был не редкостью в таких ситуациях, он пытался как-то помочь Ольге. Ситуация для него осложнялась тем, что он находился под надзором, не мог оставить Михайловское без разрешения псковского начальства. Более того, разговоры об арестах его друзей, включая Ивана Пущина, докатились до Михайловского. Пушкин не исключал, что арестовать могут и его как вдохновителя. Будучи всего лишь одним из будущих наследников владелицы Михайловского, его матери, у него не было и средств, чтобы каким-то образом помочь Ольге. Он обратился к своему другу князю Петру Вяземскому, который жил в Москве.
В начале письма отметил, что «письмо ему вручит «милая и добрая девушка» (он не называет ее девкой, не представляет ее обольстительницей, виновницей своего греха). Она остается для него милой и доброй (любимой), поэтому просит оказать ей содействие как для него, ближайшего его друга. Пушкин надеялся, что тот оставит ее у себя в Москве, она родит, а затем он отправит ее в Болдино, вручит ей солидную сумму денег, «сколько понадобится», а сына заберет и с отеческой нежностью позаботится о нем.

«Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу. Приюти ее в Москве и дай ей денег, сколько ей понадобится — а потом отправь в Болдино (в мою вотчину, где водятся курицы, петухи и медведи). Ты видишь, что тут есть о чем написать целое послание во вкусе Жуковского о попе; но потомству не нужно знать о наших человеколюбивых подвигах. При сем с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютке. Отсылать его в Воспитательный дом мне не хочется - а нельзя ли его покаместь отдать в какую-нибудь деревню, — хоть в Остафьево. Милый мой, мне совестно ей богу… но тут уж не до совести».
Впоследствии князь Петр Андреевич, готовя к публикации в «Русском архиве» переписку поэта (1874), отметил на подлиннике этого письма: «Не печатать» (он не хотел предавать огласке факт, что у Пушкина был внебрачный ребенок).

Ольга в Москве должна была передать письмо князю Вяземскому, который жил в собственном доме №9 в Вознесенском переулке. «Видел ли ты мою Эду? Вручила ли она тебе мое письмо? Не правда ли, что она очень мила?» - интересовался Пушкин в следующем послании П. А. Вяземскому. (16 - 24 мая 1826 г). Но князь не захотел вмешиваться в эту историю:
«Какой же способ остановить девушку здесь и для какой пользы? Без ведома отца ее сделать этого нельзя, а с ведома его лучше же ей быть при семействе своем. <…> Я рад был бы быть восприемником и незаконного твоего Бахчисарайского фонтана, на страх завести новую классико-романтическую распрю хотя с Сергеем Львовичем или с певцом Буянова, но оно не исполнительно и не удовлетворительно. <…> Во всяком случае мне остановить девушку нет возможности».
И порекомендовал своему другу самому благоразумно уладить дело с тестем (отцом его жены - так воспринимал Ольгу князь).

«Мой совет: написать тебе полу-любовное, полу-раскаятельное, полу-помещичье письмо блудному твоему тестю, во всем ему признаться, поручить ему судьбу дочери и грядущего творения, но поручить на его ответственность, напомнив, что некогда, волею Божиею, ты будешь его барином и тогда сочтешься с ним в хорошем или худом исполнении твоего поручения. Другого средства не вижу, как уладить это по совести, благоразумию и к общей выгоде».
Отец Ольги, Михайло Иванов Калашников был сыном старосты Михайловского имения. В 1794 г он женился на 16-летней Вассе, в 1808 г. тридцатилетний Михайло был назначен управляющим села Михайловского, владельцами которого стали: вдова Осипа Абрамовича Ганнибала, Мария Алексеевна, и их дочь Надежда, которая с 1796 г. была замужем за отставным капитан-поручиком Сергеем Львовичем Пушкиным. Новые владельцы имения полностью доверяли Михайле, между собой иногда даже величали его на французский манер Мишелем. Так как владельцы в основном жили в Москве или в столице, то управляющий на самом деле вел себя с крестьянами как хозяин. В ревизских сказках 1816 и 1825 г. Михайло Иванов с семейством, как и подобало управляющему, находился в списках крестьян села на первом месте. В 1816 г. (по ревизской сказке) сыновьям Михайлы Калашникова было: «Федору - 16 лет, Василию - 12 лет, Ивану – 6 лет, Петру - 3 года, Гаврилу – 1 год, а единственной дочери Ольге – 10 лет».

Судя по тому, что в 1825 г. Михайло Калашников в течение года периодически наведывался в Болдино, нижегородское владение Василия и Сергея Львовичей Пушкиных, можно считать, что уже тогда владельцы Болдино назначили Михайло Калашникова управляющим их имения, и он ездил туда для знакомства с новым хозяйством. Если в Михайловском имении число дворовых и крепостных обоего пола составляло 169 душ, то только в Болдино за Сергеем Львовичем числилась 391 душа «мужеска полу». По «полюбовному разделу» с братом Василием Львовичем отцу Александра Пушкина принадлежала половина села Болдино и расположенные рядом деревни Львово и Кистенево. Перевод Калашникова управляющим в Болдино следует считать как повышение по службе. Дети Михайло были не простыми дворовыми или крепостными, а детьми управляющего довольно крупного имения. Обычно на этом посту были вольные люди, часто из немцев. Осип Абрамович Ганнибал обещал старосте Ивану Калашникову, деду Ольги, дать вольную, но не сложилось.
В следующем послании князь П.А. Вяземский сообщал: «Сей час получил я твое письмо, но живой чреватой грамоты твоей не видал, а доставлено мне оно твоим человеком.< > Твоя грамота едет завтра с отцом своим и семейством в Болдино, куда назначен он твоим отцом управляющим».

Видимо, по дороге в Москву Ольга рассказала о своей беременности и о письме, ее отец решил, что он сам лично передаст его князю и пообщается с ним (у него были свои соображения, как извлечь из создавшейся ситуации выгоду).
Отвечая князю 27 мая 1826 г, Пушкин вынуждено соглашается: «Ты прав, любимец Муз, - воспользуюсь правами блудного зятя и грядущего барина и письмом улажу все дело». Поэт лишь полюбопытствовал, не взял ли помянутый «человек» каких-либо денег. С большой степенью вероятности, можно заявить, что Вяземский дело уладил, вручив «человеку» солидную сумму, оговорив условия.

Осенью 1830 года в Болдино Пушкин вновь увидел Ольгу и узнал, что их ребенок умер через два месяца после рождения.

Сотрудница Государственного архива Нижегородской области Н. И. Куприянова, изучая метрическую книгу болдинского Успенского храма за 1826 г., обнаружила важные для истории записи.

1. В графе «У кого кто родился» значится: «Крестьянина Иакова Иванова сын Павел». И следом добавлено: «Молитвование исправлял и крещение совершил иерей Иоанн Матвеев. При совершении онаго крещения в должностях находились диакон Кирилл Симеонов, дьячек Яков Иванов, пономарь Василий Фёдоров. В столбце «Число крещения» сообщено: «4», то есть 4 июля. В графе «Кто восприемники», указано: «Иерей Иоанн Матвеев и г-на Сергия Львовича Пушкина управляющаго Михаила Иванова дочь Ольга».

2. В графе «Кто имянно умерли» 15 сентября 1826 г сказано: «Приходскаго дьячка Якова Иванова сын Павел 2-х м<еся>цов».
Н. И. Куприянова отметила, что «всего в метрической книге, в части первой - о родившихся в 1826 году - 47 записей. Среди них в первой половине года нет записи о рождении сына у приходского дьячка Якова Иванова, того самого, который присутствовал при крещении Павла. Тем не менее, двухмесячный сын у него умер. А главное — крестной матерью младенца Павла, родившегося 1 июля 1826 года, являлась только что приехавшая в Болдино Ольга Калашникова».
«Это и позволяет предположить, - продолжа она - что первая часть, о рождении сына Павла у крестьянина Якова Иванова, и вторая запись — о смерти двухмесячного младенца Павла у дьячка Якова Иванова относятся к ребенку, рожденному Ольгой Калашниковой. Влиятельный в Болдине Михаил Иванович <Калашников> прикрыл грех дочери фиктивной записью в церковной книге, где мать записана как крестная, что давало ей официальное право воспитывать ребенка»

Пушкин ярко представил картину похорон его маленького двухмесячного сына и написал одно «из самых грустных стихотворений» - «Румяный критик мой, насмешник толстопузый», которое датируется 1;10 октября 1830 г.
... На дворе живой собаки нет,
Вот, правда, мужичок, за ним две бабы вслед.
Без шапки он; несет под мышкой гроб ребенка
И кличет издали ленивого попенка,
Чтоб тот отца позвал да церковь отворил.
Скорей! ждать некогда! давно бы схоронил.

Участниками похорон были: отец Михайло Иванов Калашников, Ольга и ее мать Васса (Василиса), а также болдинский иерей Иоанн Матвеев и дьячок Яков Иванов.

И ещё раз: "Пушкин и Ольга Калашникова"
https://proza.ru/diary/jnu51/2018-10-10
https://proza.ru/diary/jnu51/2022-09-20

Другие статьи в литературном дневнике:

• 24.12.2023. Ольга Калашникова