Катя Гончарова и Дантес

Татьяна Григорьевна Орлова: литературный дневник

«А для чего же это всё?» - А.С. Пушкин. Из "воспоминаний" В. Соллогуба о дуэли Пушкина и Дантеса.


"А что же там написано у Дантеса? У Дантеса написано - pommes de terre - так называется у французов картофель, в дословном переводе - яблоко из земли.
И за чем же с интересом наблюдали Дантес и Екатерина? За увеличением яблока внутри. И какие же тут вероятности? Никаких. Всё очень прозрачно, жених и невеста наблюдали за ростом плода их любви, животик беременной женщины действительно похож на яблоко" - Надежда Секретарёва 2024 г.


«О том, что их отношения в обществе воспринимали порою как неприличные, пишет сам Дантес в письме от 21 ноября: «Еще новость: вчера вечером нашли, что наша манера общения друг с другом ставит всех в неловкое положение и не подобает барышням». Значит, в ноябре можно было говорить об отношениях Дантеса и Екатерины «более близких»!


В письме, написанном во время болезни между 12 и 27 декабря, Дaнтес заканчивает фразу загадочными для нас словами:
«<...> Добрая моя Катрин, <…> надеюсь, завтра не будет препятствий повидаться с Вами, так как мне любопытно посмотреть, сильно ли выросла картошка с прошлого раза. Весь Ваш, Жорж. <...> ».


<...> Совершенно ясно, что Дантес не мог назвать «картошкой» свою невесту, так же как ясно («мне любопытно увидеть»), что речь идет о том, что Екатерина Гончарова носила при себе, на себе или в себе».



Во Франции есть название маленькой сдобной булочки, напоминающей по форме толстого снеговика или матрёшку: «бриош»! Французы, к тому же, в просторечии так говорили о беременности: «иметь бриош внутри», быть располневшей, беременной. Вполне вероятно, что по-русски подобное выражение могло слово «бриош» превратить в слово «бриошка», а затем и ещё проще - «картошка». Выражение обрусело! В устах Дантеса слово «картошка», по-русски, значило носить в себе ребёнка. Но Жорж и Коко общались друг с другом только по-французски. Тогда нужно бы попросту принять это слово «картошка», как нежное прозвище ребёнка Екатерины и Жоржа.


Не понятно одно: почему исследователям так трудно окончательно признать, что Екатерина и Дантес встречались «тайно» ещё до официальной помолвки, до 17 ноября?

В книге С. Витале «Пуговица Пушкина» есть очень любопытное письмо Екатерины своему мужу от 22 марта 1837 года из Петербурга:
«Не могу привыкнуть к мысли, что не увижу тебя две недели … Вчера после твоего отъезда, графиня Строганова оставалась ещё несколько времени с нами; как всегда, она была добра и нежна со мной, заставила меня раздеться, снять корсет и надеть капот; потом меня уложили на диван и послали за Раухом, который прописал мне какую-то гадость и велел сегодня ещё не вставать, чтобы поберечь маленького: как и подобает почтенному и любящему сыну, он сильно капризничает, оттого что у него отняли его обожаемого папашу…». - Витале С. Тайна Дантеса, или Пуговица Пушкина / Серена Витале; . - М.: Алгоритм, 2013. – 384 с. – (Жизнь Пушкина). - Стр. 364.


Особенно привлекают внимание фразы: «снять корсет» и «послали за Раухом», доктором. Всё это зачем? Екатерина носила корсет не ради ли того, чтобы скрыть истинный срок своей беременности? В другом случае вряд ли ей потребовалось бы утруждать себя и ребёнка таким неудобством. К тому же, плод был явно очень активен, что не говорит о небольшом сроке: «он сильно капризничает». И тогда «материальная причина», «картошка» и все тайны Дантеса, Екатерины и Геккерна вполне укладываются в контексте событий.


Нужно признать, что летняя записка Дантесу, продиктованная Пушкиным, оправдывает Наталью Николаевну в том, что она действительно беседовала с Дантесом о Екатерине, зная их отношения. Один Пушкин был неумолим. Он не хотел отступать от того, что он считал ИСТИНОЙ. И он считал так только по той причине, что целью его была не просто дуэль, а доведение сути дела с Геккернами до сведения правительства и общества. И в конечном итоге – изменить о себе «мнение народное», вернуть «фавор публики». Пусть даже через наказание за дуэль!



Любопытны воспоминания В.А. Соллогуба о 17 ноября, дне дуэльной ситуации, во многом проясняющие отношение Пушкина к Екатерине Гончаровой:

ФЭБ: Вацуро и др.: Комментарии: Пушкин в воспоминаниях современников. Т.2. – 1998 (текст). http://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/vs2/vs2-449-.htm

В. А. Соллогуб. Воспоминания. Ред., предисл. и прим. С. П. Шестерикова. М. —.Л., «Academia», 1931, с. 273—279, 354—376. \\ Примечания:
15 В записке «Нечто о Пушкине»: «На другой день — это было во вторник 17 ноября — я поехал сперва к Дантесу Он ссылался во всем на д’Аршиака. Наконец сказал:
«Vous ne voulez donc pas comprendre que j’;pouse Catherine. P. reprend ses provocations, mais je ne veux pas avoir l’air de me marier pour ;viter un duel. D’ailleurs je ne veux qu’il soit prononc; un nom de femme dans tout cela. Voil; un an que le vieux (Heckeren) ne veut pas me permettre de me marier (Вы, кажется, не хотите понять, что я женюсь на Катрин. Пушкин берет назад свой вызов, но я не хочу выглядеть так, как будто женюсь, чтобы избежать поединка. Причем я не хочу, чтобы во всем этом деле было произнесено имя женщины. Вот уже год, как старик (Геккерн) не хочет позволить мне жениться)».

Я поехал к Пушкину. Он был в ужасном порыве страсти. «Dantes est un mis;rable. Je lui ai dit hier jean-f...» (Дантес негодяй. Я сказал ему вчера... <грубое ругательство>, — говорил он. — Вот что. Поезжайте к Даршиаку и устройте с ним le mat;riel du duel (условия дуэли). Как секунданту, должен я вам сказать причину дуэли. В обществе говорят, что Дантес ухаживает за моей женой. Иные говорят, что он ей нравится, другие, что нет. Все равно — я не хочу, чтобы их имена были вместе. Получив письмо анонимное, я его вызвал, Геккерн просил отсрочки на две недели. Срок кончен. Даршиак был у меня. Ступайте к нему.

— Дантес, — сказал я, — не хочет, чтобы имена женщин в этом деле называли.

— Как! — закричал Пушкин. — А для чего же это все? — И пошел, и пошел. — Не хотите быть моим секундантом? Я возьму другого». - (Модзалевский, с. 378—379).



Узнав о «материальной причине» желания Дантеса жениться, Пушкин действовал уже сообразно новым условиям, озвученным Геккерном 7 ноября.

«А для чего же это всё?» - Такие слова звучат опровержением всей истории дуэли: возможно, теперь дело не в том, что Дантес ухаживает за женой Пушкина, а в том, что Екатерина Гончарова – «не вовремя брюхата». И виновник такого положения должен был поступить, «как порядочный человек».




Письмо Екатерины Гончаровой от 9 ноября представляет исключительный интерес. Мы считаем необходимым остановиться на нем и привести выдержки, касающиеся преддуэльных событий.

"Петербург. 9 ноября 1836 г.*
* (ЦГАДА, ф. 1265, оп. 1, № 3252, лл. 125-126.)
Я сомневаюсь, что мое сегодняшнее письмо будет очень веселым, дорогой Дмитрий, так как я не только не нахожусь в веселом настроении, но наоборот, мне тоскливо до смерти, поэтому не ожидай, что тебе придется посмеяться над тем, что ты найдешь в этом письме. Я пишу тебе только для того чтобы поблагодарить за письмо, которое ты мне передал для Носова и в особенности попросить тебя прислать такое же к 1-му числу будущего месяца, так как я прошу тебя принять во внимание, что 6 декабря у нас день больших торжеств* и я вследствие моего положения вынуждена поневоле сделать некоторые приготовления к этому дню и мне совершенно необходимо получить деньги как раз к 1-му числу, малейшее запоздание может мне причинить большое и неприятное затруднение.

* (День именин Николая I.)

Я счастлива узнать, дорогой друг, что ты по-прежнему доволен своей судьбой, дай бог чтобы это было всегда, а для меня, в тех горестях, которые небу было угодно мне ниспослать, истинное утешение знать, что ты по крайней мере счастлив; что же касается меня, то мое счастье уже безвозвратно утеряно, я слишком хорошо уверена, что оно и я никогда не встретимся на этой многострадальной земле, и единственная милость которую я прошу у бога это положить конец жизни столь мало полезной, если не сказать больше, как моя. Счастье для всей моей семьи и смерть для меня - вот что мне нужно, вот о чем я беспрестанно умоляю всевышнего. Впрочем, поговорим о другом, я не хочу чтобы тебе, спокойному и довольному, передалась моя черная меланхолия...".


Серена Витале, Вадим Старк. Чёрная речка. До и после. – К истории дуэли Пушкина. СПб.: АОЗТ «Журнал “Звезда“», 2000.- 256 с., 16 с. илл.


«20 марта 1837 года Екатерина пишет Дантесу, который после высылки из России находится в Кенигсберге, что она чувствует, как ребёнок шевелится у неё в животе. С медицинской точки зрения, подобное движение плода свидетельствует о сроке беременности не менее 16-20 недель.
Обратимся теперь к письму Ван Геккерна от 2 февраля, то есть, через три недели после свадьбы. Он понимает, что ему не суждено остаться посланником в Петербурге, и просит министра иностранных дел не отзывать его в Гаагу, а назначить посланником в какую-нибудь другую страну, объясняя свою просьбу следующим образом: у него слишком мало денег, жалования посланника едва хватает на жизнь. Кроме того, он вынужден теперь содержать также семью своего приёмного сына, а состояние его невестки таково, что «расходы не замедлят ещё увеличиться».
Иными словами, уже через три недели после свадьбы Ван Геккерн знает, что Екатерина беременна. На основании обоих писем можно сделать вывод, что ребёнок был зачат до декабря. <…> Cогласно записи в книге актов гражданского состояния города Сульца, ребёнок появился на свет 19 октября 1837 года. <…>


Единственно возможным объяснением этого представляется то, что Дантес при регистрации дочери дал ложные сведения. Обращает на себя внимание тот факт, что при рождении трёх других детей заявление Дантеса скреплено подписью местного врача, доктора Веста. При регистрации же первого ребёнка имя врача отсутствует, зато в книге записей стоит подпись Ван Геккерена. <…>


Может возникнуть и вопрос, почему заключение брака затянулось до января, в то время, как беременность Екатерины должна была бы ускорить этот процесс? Ответ лежит на поверхности: вовремя рождественского поста ни католические , ни православные церкви не заключают браков. Кроме того, для бракосочетания между представителями разных религий требовалось разрешение обеих церквей, а это не могло не занять некоторого времени».


Александра Гончарова – Дмитрию Николаевичу Гончарову:
«Катя выиграла, я нахожу, в отношении приличия, она чувствует себя лучше в доме, чем в первые дни: более спокойна, но, мне кажется, скорее печальна иногда. Она слишком умна, чтобы это показывать и слишком самолюбива тоже; поэтому она старается ввести меня в заблуждение, но у меня, я считаю, взгляд слишком проницательный, чтобы этого не заметить. В этом мне нельзя отказать, как уверяла меня всегда Маминька, и тут она была совершенно права, так как ничто от меня не скроется». – Ободовская, Дементьев - К истории гибели Пушкина//"(22-24 января 1837 г. Петербург)* - * (ЦГАДА, ф. 1265, оп. 1, № 3252, лл. 188-193.)


Нет сомнения, что в это время обстановка в семье Пушкиных была уже напряженной. Об этом свидетельствует известное письмо С.Н. Карамзиной от 19-20 сентября, описывающей свои именины, праздновавшиеся на даче в Царском Селе, на которых присутствовали и Пушкины, и Гончаровы. Приведем выдержки из этого письма.
"...В среду мы отдыхали и приводили в порядок дом, чтобы на другой день, день моего ангела, принять множество гостей из города; ...среди гостей были Пушкин с женой и Гончаровыми (все три - ослепительные изяществом, красотой и невообразимыми талиями), мои братья, Дантес, А. Голицын, Аркадий и Шарль Россет... Сергей Мещерский, Поль и Надина Вяземские... и Жуковский. ...Послеобеденное время, проведенное в таком приятном обществе, показалось очень коротким; в девять часов пришли соседи..., так что получился настоящий бал, и очень веселый, если судить по лицам гостей, всех, за исключением Александра Пушкина, который все время грустен, задумчив и чем-то озабочен. Он своей тоской и на меня тоску наводит. Его блуждающий, дикий, рассеянный взгляд с вызывающим тревогу вниманием останавливается лишь на его жене и Дантесе, который продолжает все те же штуки, что и прежде, - не отходя ни на шаг от Екатерины Гончаровой, он издали бросает нежные взгляды на Натали, с которой, в конце концов, все же танцевал мазурку. Жалко было смотреть на фигуру Пушкина, который стоял напротив них, в дверях, молчаливый, бледный и угрожающий. Боже мой, как все это глупо!"*
* (Карамзины, с. 109.)
Насколько правдиво описываются эти события Карамзиной, сказать трудно. Во всяком случае, всей трагичности переживаний Пушкина она не поняла. Софья Николаевна не видит ничего особенного в ухаживании Дантеса за Гончаровой, считая это обычным флиртом. В одном из писем она прямо пишет, что флирт придает остроту светской жизни. Поговорив о Пушкиных, она легко переходит к следующей теме, не придавая никакого значения подмеченному ею душевному состоянию поэта.
У нас нет оснований особенно доверять Карамзиной, женщине злоязычной и пристрастной, но доля правды, по-видимому, в ее словах есть: поведение Екатерины Гончаровой обращало на себя внимание. Влюбленная в Дантеса, она, очевидно, уже пренебрегала светскими приличиями и давала повод к всевозможным сплетням. Следует обратить внимание на слова С. Н. Карамзиной в этом письме: "...который продолжает все те же штуки, что и прежде". Значит, ухаживание Дантеса за Екатериной Гончаровой началось значительно раньше. В те времена такое настойчивое внимание молодого человека могло означать, что у него имеются серьезные намерения или он имеет какое-то право на это».



Другие статьи в литературном дневнике: