Олдос Хаксли. Двери восприятия
- Доктор, скажите прямо - что со мной?
- Видите ли, каждый из нас способен производить химическое вещество, микроскопические дозы которого, как нам стало известно, приводят к глубоким изменением в сознании.
- Вы думаете, что сознание изменено благодаря этому веществу?
- Думаю да.
- А что же с первоначальным диагнозом шизофрения?
- Под воздействием этого вещества изменения в сознании сходны с теми, что случаются при шизофрении. Кстати, это одно из характерных заболеваний двадцатого века.
- Думаете? А как же заявленной вещество?
- Умственное расстройство происходит вследствие химического расстройства. А вот химическое расстройство, в свою очередь, является следствием психологического расстройства, которое влияет на работу надпочечников.
- А что это за вещество?
- Адренохром. В человеческом теле он возникает скорей всего спонтанно. И является продуктом распада адреналина. Кстати, он может вызвать симптомы, сходные с симптомами при отравлении мескалином.
- Мескалином?
- Да, он содержится в корне пустынного кактуса.
- Значит, говорите, в результате распада адреналина.
- Да, надпочечники вырабатывают его в моменты опасности. Вам ведь знакома реакция "бей или беги"?
- Да, думаю, больше чем вам, доктор.
- Вот и отлично. Сначала сознание сужается, концентрируясь на источнике опасности, а затем, когда гроза миновала - оно расширяется. Под воздействием адренохрома.
- Значит, гипотеза о том, что человечество сходит с ума - ложная?
- Отчасти.
- Почему отчасти?
- Потому что не всякое сознание способно справиться с полученной информацией.
- Но почему?
- Ну, не знаю. Наверное, многое зависит от умения оперировать полученной информацией. Отделяя одно от другого.
- Так значит, все мои видения - не шизофрения?
- К сожалению, нет.
- Хм, так вот почему творцов клеймят этим заболеванием?
- И поэтому тоже.
- Но есть ли выход?
- Не думаю, что стоит искать выход. Если вы перестанете прислушиваться к опасности - вы погибнете.
- Вы правы. Что же делать?
- Ничего. Получать информацию. Это ведь лучше, чем фильм, не так ли?
- И да, и нет. Но в целом, вы - правы. Спасибо.
- Всегда рад помочь.
Нет ничего лучше, чем идти по жизни рука об руку. Разлука подобна голгофе: страдать и наслаждаться мы обречены в одиночестве. Можно собрать массу информации о пережитом опыте, но твоим он никогда не станет. Имея собственный опыт, мы способны сочувствовать тем, кто переживает то, что мы уже когда-то пережили. Разрывая совместные отношения, мы уносим с собой разные эмоции, разные воспоминания, разный смысл: наш опыт различен. Что может быть благотворней видеть себя так, как нас видят другие? Точно также важно видеть других так, как они видят себя. В этом смысл взаимопонимания.
Разве находясь в здравом уме человек способен узнать, каково быть безумным? Как посетить миры гениев? Как почувствовать то, что чувствует другой человек? Как осознать то, о чем писал Блейк? И не поможет ли проникнуть в закрытое для моего сознания пространство - сеанс гипноза или наркотик?
Но увы, даже под воздействием наркотика восприятие мира продолжает быть индивидуальным и зависит от темперамента, подготовки и привычек. Оказывается, слова поэтов могут не вызывать у мозгу абсолютно никаких образов, а память при вспоминании вовсе не обязана выдавать событие или объект. Можно заставить себя представить что-либо. Но независимой жизни, представших взору, у этих образов не будет. Разве что полубредовое состояние, когда поднимается температура, способно оживить ментальные образы.
Мир, в который впускает мескалин, не гарантирует, что будет полон видений. Он существует внутри того, что можно видеть с открытыми глазами. Остается фантазировать, заполняя его нутро видениями? Но где их взять? Интересно, что содержание книг раскрылось более глубоким значением.
Пространственные отношения перестали иметь большое значение. Ум воспринимал мир в иных категориях, нежели пространственные. Место и расстояние не имеют интереса. Разум воспринимает все в понятиях глубины значения, отношений внутри узора. Книги сияли живым светом. Положение и три измерения не имели значения. Пространство оставалось, но господство утратило. Ум был занят не мерами и местоположениями, а бытием и значением. И вместе с безразличием к пространству пришло еще более полное безразличие ко времени: "Его, кажется, очень много". Часы находятся в другой вселенной.
Я смотрел на свою мебель, как эстет, чьей единственной заботой являются формы и их взаимоотношения внутри поля зрения в пространстве картины.
Еембриджский философом д-ром К.А.Брод" "Нам следует хорошо постараться более серьезно рассмотреть тип теории, который выдвинул Бергсон в связи с памятью и чувственным восприятием."
Функция мозга, нервной системы и органов чувств, выделительна, а не продуктивна. Каждая личность в каждый момент способна помнить все, что когда-либо с нею происходило, и воспринимать все, что происходит везде во вселенной. Функция мозга и нервной системы - защитить нас от массы бесполезного, оставляя лишь очень маленькую подборку
того, что окажется практически полезным.
Каждый из нас потенциально - Весь Разум. Поскольжу мы - животные, наша задача - выжить. Поэтому поток Всего Разума должен быть направлен через редуцирующий клапан мозга и нервной системы. То, что выходит с другого конца, - жалкий ручеек того сознания, которое поможет нам остаться в живых на поверхности данной планеты.
Чтобы формулировать и выражать содержание урезанного осознания, человек изобретал системы символов, которые называл языками. Каждая личность - одновременно и бенефициарий, и жертва лингвистической традиции, в которой родилась: язык дает доступ к накопленным записям опыта других людей и язык же укрепляет ее в той вере, что это урезанное сознание - единственное, и искажает ее ощущение реальности настолько, что эта личность только рада принять свои представления за данные, свои слова - за действительные вещи.
То, что на языке религии называется "этим миром", - это вселенная урезанного осознания,
раз и навсегда выраженная и окаменевшая в языке. Различные "иные миры", с которыми человеческие существа вступают в беспорядочные контакты, - это огромное количество элементов всеобщности осознания, принадлежащего Всему Разуму. Большинство людей большую часть времени знает только то, что проходит через редуцирующий клапан и освящено местным языком как подлинно реальное. Определенные лица, тем не менее, повидимому, рождаются с каким-то встроенным объездом, огибающим этот редуцирующий клапан. У иных людей такие временные объезды достигаются либо спонтанно, либо в результате намеренных "духовных упражнений", либо посредством гипноза, либо посредством наркотиков.
Через эти постоянные или временные объезды протекает, может быть, и не совсем восприятие "всего, что происходит везде во вселенной" (поскольку объезд не уничтожает редуцирующий клапан, по-прежнему исключающий всеобщее содержание Всего Разума), но все же нечто большее и, превыше всего, нечто отличное от тщательно отобранного утилитарного материала, который наш суженный индивидуальный разум считает полной или, по меньшей мере, достаточной картиной реальности.
Большинство причин, по которым ты был готов действовать и страдать, глубоко неинтересны. Есть нечто лучшее, о чем можно думать.
Высокоразвитое цветоощущение человека - биологическая роскошь,неоценимо драгоценная для него как для интеллектуального и духовного существа, но не обязательная для его выживания как животного.
Для Всего Разума так вторичные характеристики вещей являются первостепенными.
Отче Наш насчитывает меньше пятидесяти слов, и шесть из них посвящены просьбе Богу не ввести нас в соблазн. Односторонний созерцатель оставляет несделанным многое из того, что ему следует сделать; но чтобы компенсировать, он удерживается от делания многого из того, что ему делать не следует. "Сумма зла, - заметил Паскаль, - была бы намного меньше, если бы люди только смогли научиться тихо сидеть в своих комнатах." Созерцатель, чье восприятие очищено, не обязательно должен оставаться в комнате. Он может заниматься своим делом, настольно полностью удовлетворенный тем, что он видит и сам является частью божественного Порядка Вещей, что никогда не будет даже соблазнен вовлечением в то, что Трахерн называл "грязными уловками мира".
Когда мы ощущаем себя единственными наследниками вселенной, когда "море течет в наших венах... и звезды - наши алмазы", какой мотив может у нас быть для алчности и самоутверждения, для погони за властью или для еще более ужасных форм удовольствия? Созерцатели вряд ли станут игроками, сводниками или пьяницами; как правило, они не
проповедуют нетерпимость, не развязывают войн; не считают необходимым грабить, мошенничать или унижать бедных.
Во внутреннем мире нет ни работы, ни монотонности. Мы посещаем его только во сне и размышлениях. Человеческие существа в своем поиске божественного предпочитали смотреть внутрь!
В своей религии, даосы и дзэн-буддисты смотрели за пределы видений, в Пустоту, и сквозь Пустоту - на "десять тысяч вещей" объективной реальности.
"Эти голоса вроде какого-то моста обратно к миру людей."
Предположим, вы не сможете вернуться, выбраться из хаоса..."
Странно было ощущать, что "Я" не является тем же самым, что и эти руки и ноги "там, снаружи", что и целиком объективные туловище, шея и даже голова. Это было странно; но к этому вскоре привыкаешь. И, в любом случае, тело, казалось, совершенно идеально могло само о себе позаботиться. На самом деле, конечно, оно всегда и так само о себе заботится.
Все, что может делать сознательное эго, - это формулировать желания, которые затем выполняются силами, весьма слабо контролируемыми им и совершенно им не понимаемыми. Когда оно делает что-либо сверх этого - когда слишком сильно старается, например, когда беспокоится, когда начинает испытывать опасения по поводу будущего - оно снижает эффективность тех сил и может даже повлечь болезнь девитализованного тела. В моем нынешнем состоянии осознанность не относилась к эго; она была, так сказать, сама по себе. Это означало, что физиологическая разумность, контролирующая тело, также
существует сама по себе. На какое-то мгновение тот постоянно вмешивающийся невротик, что в часы бодрствования пытается взять управление в свои руки, слава Богу, не стоял на пути.
И внезапно у меня возникло ощущение, что я могу понять, каково быть безумным. У шизофрении есть свои небеса так же, как и свои преисподние и чистилища; я помню, что мне рассказывал один мой старый друг, уже много лет покойный, о своей безумной жене.
Однажды, на ранней стадии заболевания, когда у нее еще были интервалы ясности, он приехал к ней в больницу поговорить о детях. Она немного послушала его, а затем прервала. Как мог он тратить свое время на пару отсутствующих детей, когда
единственным, что имело значение здесь и сейчас, была невыразимая красота узоров, которые он производил своим коричневым твидовым пиджаком всякий раз, когда двигал руками? Увы, этот рай очищенного восприятия, чистого, одностороннего созерцания, был не вечен.
Блаженные паузы становились все реже, короче, пока, наконец, их вовсе не стало; остался только ужас.
Большинство испытывает только небесную часть шизофрении. Наркотик приносит ад и чистилище только тем, у кого незадолго до этого была желтуха, кто страдает от периодических депрессий или хронического беспокойства.
Шизофреник - душа не только невозрожденная, но безнадежно больная. Его болезнь состоит в неспособности бежать от внутренней и внешней реальности (что привычным образом совершает человек в здравом уме) в самодельную вселенную здравого смысла, в строго человеческий мир полезных представлений, разделяемых символов и социально приемлемых условностей.
Шизофреник подобен человеку, постоянно находящемуся под действием мескалина и, следовательно, неспособному отторгнуть опыт реальности, для сосуществования с которой он недостаточно свят, которую он не может раз и навсегда объяснить, поскольку она - самый упрямый из первичных фактов, и которая, поскольку никогда не позволяет ему взглянуть на мир просто человеческими глазами, пугает его до такой степени, что он интерпретирует ее неослабную странность, ее пылающую интенсивность значения как проявления человеческой или даже космической злой воли, призывающие его принимать отчаяннейшие контрмеры - от насилия убийцы на одном конце шкалы до кататонии (или психологического самоубийства) на другом. И раз отправившись по ведущей
вниз инфернальной дороге, он никогда не сможет остановиться. Теперь это
стало слишком уж очевидным.
"Тибетская Книга Мертвых" Эванса-Вентца: "О, благороднорожденный, пусть не отвлечется твой ум." Вот в чем была проблема - - оставаться неотвлеченным.
Неотвлеченным памятью о прошлых грехах, воображаемым удовольствием, горьким осадком старых обид и унижений, всеми страхами, ненавистями и страстями, которые обычно затмевают Свет. То, что делали те буддистские монахи для умирающих и мертвых, не может ли и современный психиатр совершить для безумных? Пусть будет голос, который успокоит их днем, и даже когда они спят, что, несмотря на весь ужас, на все ошеломление и смятение, окончательная Реальность непоколебимо остается сама собой и состоит из той же самой субстанции, что и внутренний свет даже наиболее жестоко мучимого ума.
То, что человечество вообще сможет когда-либо избавиться от
Искусственных Раев, представляется маловероятным. Большинство мужчин и
женщин ведут жизнь, в своем худшем виде настолько мучительную, а в лучшем -
настолько монотонную, бедную и ограниченную, что позыв бежать ее, стремление
превзойти себя хотя бы на несколько мгновений есть и всегда было одним из
основных аппетитов души.
Искусство и религия, карнавалы и сатурналии, танцы и слушание ораторов - все это служило, по выражению Г.Дж.Уэллса, Дверями В Стене. А для частного, повседневного пользования всегда существовали химические интоксиканты. Все успокоительные средства и наркотики, низводящие человека до состояния овоща, все эйфорики, произрастающие на деревьях, галлюциногены, созревающие в ягодах или выжимаемые из корней, - все без исключения были известны и систематически использовались человеческими существами с незапамятных времен. И к этим естественным преобразователям сознания наукаприбавила свою долю синтетических веществ.
Большинство этих преобразователей сознания сейчас не могут применяться кроме как по предписанию врача или же нелегально и со значительным риском. Для неограниченного употребления Запад позволил только алкоголь и табак. Все остальные Двери В Стене обозваны Наркотой, а те, кто неавторизованно их употребляет, - наркоманами.
Мы сейчас гораздо больше тратим на напитки и табак, чем на образование. Это, конечно, не удивительно. Стремление бежать от своей самости и окружения присутствует почти в каждом почти постоянно. Позыв сделать что-то для молодых силен только в родителях, да и в тех - лишь те несколько лет, пока их дети ходят в школу. В равной степени не
удивительно сегодняшнее отношение к напиткам и табаку. Несмотря на растущую армию безнадежных алкоголиков, несмотря на сотни тысяч людей, которых ежегодно увечат или убивают пьяные водители, популярные комики по-прежнему острят по поводу алкоголя и приверженных ему. И несмотря на свидетельства, связывающие сигареты с раком легких, практически все расценивают курение табака как явление едва ли менее нормальное и естественное, чем прием пищи.
Интеллектуал - это, по самому определению, человек, для которого, по словам Гете, "слово в сущности приносит плоды". Это человек, который чувствует, что "то, что мы воспринимаем глазом, чуждо нам как таковое и не должно глубоко впечатлять нас". И все же, сам будучи интеллектуалом и одним из величайших мастеров языка, Гете не всегда соглашался со своей собственной оценкой слова. "Мы говорим, - писал он в
середине жизни, - чересчур много. Мы должны говорить меньше, а рисовать - больше. Лично я хотел бы вовсе отказаться от речи и, подобно органической Природе, сообщать все, что мне нужно сказать, набросками. Вон то фиговое дерево, эта маленькая змейка, кокон на моем подоконнике, тихо ожидающий своего будущего, - все это моментальные росписи. Человек, способный расшифровать их значение так, как нужно, вскоре сможет вовсе обходиться без написанного или произнесенного слова.
Мы должны научиться эффективно обращаться со словами; но, в то же время, мы должны сохранять и, если необходимо, усиливать свою способность смотреть на мир непосредственно, а не сквозь эту полупрозрачную среду представлений, которая искажает каждый данный факт, превращая его в слишком уж хорошо знакомое подобие какой-то родовой этикетки или объяснительной абстракции.
"Я всегда обнаруживал, - с горечью писал Блейк, - что Ангелы имели тщеславие говорить о себе как о единственно мудрых. Это они делали с уверенной надменностью, проистекающей из систематического рассуждения."
Систематическое рассуждение - вот то, без чего мы никак не можем обойтись как биологический вид или как личности. Но мы, если хотим остаться в здравом уме, не сможем обойтись и без непосредственного восприятия, чем более несистематического, тем лучше, - восприятия и внутреннего, и внешнего миров, в которых мы были рождены. Эта данная реальность - бесконечность, превосходящая всякое понимание, и все же допускающая какое-то непосредственное и, в каком-то смысле, тотальное постижение себя.
Это трансценденция, принадлежащая к иному, не-человеческому порядку; и все-таки она может представляться нам как чувствуемая имманентность, как испытываемое участие. Быть просветленным - значит, всегда осознавать тотальную реальность в ее внутренне присущей инаковости - осознавать ее и все же оставаться в состоянии выживать как животное, думать и чувствовать как человек, при необходимости прибегать к систематическому рассуждению.
Наша цель - обнаружить, что мы всегда находились там, где нам следовало находиться.
Ближе к концу своей жизни Аквинский испытал Внушенное Созерцание. После этого он отказался возвращаться к работе над неоконченной книгой. Посравнению с этим все, что он читал, о чем спорил и что писал - Аристотель и Сентенции, Вопросы, Предложения, величественные Суммы - все было не лучше мякины или соломы... Он заслужил в те последние месяцы своей бренной жизни право отвернуться от просто символической соломы и мякины к хлебу действительного и сущностного факта. Для Ангелов более низкого порядка с лучшими перспективами на долгожительство должно состояться возвращение к соломе. Но человек, который возвращается сквозь Дверь В Стене, никогда не будет точно таким же, как человек, который в нее выходил. Он будет более мудрым и менее самоуверенным, более счастливым, но менее самоудовлетворенным, он будет скромнее в признании своего невежества, но будет и лучше вооружен для понимания отношений слов к вещам, систематического рассуждения к непредставимой Тайне, которую он пытается - всегда тщетно - постичь.
Другие статьи в литературном дневнике:
