Общеизвестно, что служители западной церкви должны давать обет безбрачия. Было время, когда священнослужителям разрешали жениться, на это требовалось только согласие епископа. Лишь бы будущая жена не была вдовой, разведенной или женщиной легкого поведения.
Когда был установлен закон о безбрачии, священнослужители стали заводить любовниц. Они брали к себе в дом красивых девушек, выдавая их за родственниц, экономок, прислуг. (Женщины охотно шли на это, особенно бедные, так как клерикалы всегда были наиболее зажиточными людьми.) Священники не считали грехом даже проституцию. Содержание любовниц признавалось особым шиком. Не считалось грехам отправиться в храм на богослужение прямо из объятий любовницы. И хотя соборами издавались указы, запрещающие прелюбодеяние, священнослужители ловко обходили их, часто с помощью епископа, которому достаточно было дать соответствующую сумму, и он на все закрывал глаза. Католические епископы со временем так привыкли получать эту «мзду», что стали требовать денег не только от тех, кто содержал любовниц, но и от тех, кто не собирался их заводить.
— Давайте деньги, а имеете или не имеете вы любовницу — ваше дело.
Народ издевался над этим епископским «налогообложением». Любишь — не любишь, а денежки плати.
Агриппа фон Неттесгайм приводит слова какого-то епископа, который с гордостью заявлял, что этот «налог» обогатил его. Каждый священник, имевший любовницу, платил ему ежегодно один золотой. И это приносило епископу одиннадцать тысяч золотых в год.
Упоминается и ещё об одной статье дохода: женщины, у которых временно отсутствовали мужья (были в отъезде или участвовали в сражениях), пожелавшие иметь на это время любовника, могли завести его, и это не считалось грехом, если они вносили незначительную сумму своему епископу.
Неаполитанский король Роберт Анжуйский, чтобы привлечь на свою сторону духовенство, также делал разные поблажки церковнослужителям и сквозь пальцы смотрел на их распутство. Правда, с мнением светских властей не очень считались, так как ещё при Бонифации VIII было установлено, что служители церкви неподсудны светским властям. какие бы недостойные поступки они ни совершили.
Король пошел ещё дальше и издал указ о том, что власть светских судов не распространяется и на женщин, с которыми сожительствуют священники, так как «служащая священнику служит церкви». Женщины эти тогда настолько осмелели, что стали требовать ещё больших поблажек. Но сожительниц священников было слишком много; и государство и церковь, подсчитав, сколько они потеряют денег, если откажутся от возможных приношений, не пошли на это.
Король Альфонс узаконил взимание обязательного налога с любовниц священнослужителей, а также обязал их уплатить «долги» за те годы, когда налог ещё не был введен. Появился циркуляр с бесконечным перечнем имен подруг священнослужителей, обязанных уплатить налог.
Папа Бенедикт XII обвинял священников в том, что они со своими любовницами превратили божьи храмы, место, где должны царить добро и целомудрие, в притоны сладострастия.
«Тот, кто ленив, кого приводит в ужас даже мысль о труде, — пишет Клеманяш, видный теолог той эпохи, — тот, кто хочет наслаждаться и веселиться без помехи, становится священником. И тогда он, как и его коллеги, начинает поклоняться не Христу, а Эпикуру, проводить время в тавернах, играя в биллиард и кости. Эти священники обжираются там и, обезумев от вина, затевают драки, ругаются, с их грязных языков слетают кощунственные речи против создателя и святых. А потом они проводят ночь в объятиях своих любовниц, а от них сразу же отправляются в храм, чтобы вести службу».
Клеманжи был современником Иоанна ХХIII (они даже были ровесниками). Ученик крупного теолога Жерсона, он долгое время был секретарем папы Бенедикта XIII. Позже он преподавал теологию в Париже.
«Что касается епископов, архиепископов и настоятелей монастырей, — продолжает Клеманжи, — то все они безграмотны, алчны, все они доносчики и честолюбцы, клеветники, очень снисходительные к себе и очень требовательные к другим. Все они болтуны, верхогляды и глупцы. У всех у них есть любовницы, и они имеют от них детей. Для них нет ничего святого. Они думают только об удовлетворении своих низменных страстей. И некому пожаловаться на них.
«Мы подчиняемся и зависим только от папы», — говорят они.
Но кто же из бедняков может проникнуть к папе и все ему рассказать?…»
Далее Клеманжи говорит о монахах, принадлежавших к орденам святого Доминика и святого Франциска.
«Это хищные волки, рядящиеся в овечьи шкуры. Словно ненасытный Ваал, поглощают они приношения верующих, а нажравшись и опившись вином, пускаются во все виды разврата, чтобы потушить пламень сладострастия, сжигающий их нутро».
«О монахинях же я боюсь даже говорить, так как читатели могут неправильно истолковать мои слова и подумать, что я рассказываю о домах терпимости, где обитают лживые и разнузданные продажные женщины, где имеют место и насилие и кровосмешение. Обители невест Христовых не являются у нас местом служения богу. Это очаги гнусного разврата, где сладострастные распутники стремятся погасить буйное пламя своих страстей. Нет никакой разницы между девушкой в монашеском одеянии и проституткой, которая считает работой продажу своего тела».
Чем выше поднимается человек по церковно-иерархической лестнице, тем больше распутничает.
Данте в «Божественной комедии» сравнивает богатых и развращенных кардиналов своей эпохи — конца XIII столетия — с бедными и скромными первоапостолами, подчеркивая трудолюбие и худобу апостолов и лень разжиревших кардиналов, которые и передвигаться-то могли только верхом. Роскошная мантия прикрывала и всадника и лошадь: «Два скота под одной шкурой!»
Бенвенуто Имоленси, первый комментатор Данте, боясь, что Данте будет не понят, объясняет: «Первая скотина служит для перевозки тяжестей — это лошадь. Вторая облачена в мантию — это кардинал, скотина вовсе бесполезная».
Далее Имоленси выражает мнение, что если бы Данте жил на сто лет позже, он написал бы «Три скотины под одной шкурой», имея в виду ещё и любовницу кардинала. И упоминает имя известного кардинала, который никуда не выезжал, не посадив на свою лошадь и любовницу.
