Стихи о Боге
Глава из книги Игоря Гарина «Обретение Бога», «Мастер-класс», Киев, 2009, 400 с.
Ветхий Завет (Быт. 2:4—7):
…Когда Господь Бог
создал небо и землю,
и всякий полевой кустарник,
которого еще не было на земле,
и всякую полевую траву,
которая еще не росла;
ибо Господь Бог
не посылал дождя на землю,
и не было человека
для возделывания земли;
но пар поднимался с земли,
и орошал всё лице земли.
И создал Господь Бог человека
из праха земного,
и вдул в лице его дыхание жизни,
и стал человек душею живою.
Омар Ибн Аби Рабиа (643—718):
Люблю Тебя я двойственной любовью: и корыстно,
И так, как должно нам Тебя любить.
Корыстно — это так любить Тебя,
Чтоб думать о Тебе лишь каждый миг!
А чистая любовь — когда приподымаешь
Перед моим влюбленным взором Свой покров.
И уж не я тогда хвалю Тебя за всё —
Твои это хвалы, я это знаю.
Хусайн ибн Мансур (Аль-Халладж) (858—922):
Я — Он, Кого люблю, а Он, Кого люблю, Он — Я.
Мы — духа два, что населяют одно тело.
И, глядя на меня, Его ты видишь,
А, глядя на Него, ты видишь нас обоих.
Насир Хосров (1004—после 1072):
Ты, о Боже, в малом теле муравья
Смог вселенную громадную замкнуть —
Между тем не увеличил муравья,
Не уменьшил и вселенную ничуть.
Цепи гор, сковавших Запад и Восток,
В створках раковин умеешь затворить;
Не успеет оком человек моргнуть —
Ты вселенную успеешь сотворить.
Чтобы листья покорялись ветерку,
Чтобы твердь стояла крепко — Ты решил…
На пути, ведущем, Господи, к Тебе,
Человек претерпевает свыше сил.
Ведь природа человечья и душа
Тем и разнятся, что видят не одно…
Семя древа искушения в сердца
Сам Ты кинул, сотворив людей, — давно.
Омар Хайям (1048—1122):
Разум мой не силен и не слишком глубок,
Чтобы замыслов Божьих распутать клубок.
Я молюсь и Аллаха понять не пытаюсь —
Сущность Бога способен постичь только Бог.
Хаким Санаи (? - ок. 1150):
«Я» человека — прислужник в Его караване;
Рассудок — новичок в Его медресе.
Что есть разум в этом караван-сарае,
Как не скомканный свиток,
Начертанный Божьей рукой?
Если б Он не показал себя,
Как бы мы о Нем узнали?
Если б Он не указал нам путь,
Как могли бы мы Его постичь?
Пытались мы умом к Нему пробиться, —
Из этого ничего не вышло.
Но как только оставили эти попытки, —
Более не оставалось препятствий.
По доброте своей Он нам себя явил,
А иначе — как бы мы о Нем узнали?
Разум нас довел до двери,
Но впустило внутрь — Божье присутствие.
Но как же ты сумеешь узнать Его,
Коли не можешь узнать самого себя?
* * *
Ты отправляешься к Богу во всей своей гордыне —
Так как же Он услышит, когда ты его зовешь?
Пусть твоя молитва будет свободна от самости,
Пока она запачкана самостью, Он не слышит ее.
То, что язык произносит в беспомощном волнении, —
Посыльный от этого мира к Творцу.
Когда твоя беспомощность отправляет посыльного,
На твою мольбу «О, Господи» в ответ раздается — «Я здесь!»
Джалал ад-дин Руми (1207—1273):
Вы, взыскующие Бога средь небесной синевы,
Поиски оставьте эти, вы — есть Он, а Он — есть вы.
Вы — посланники Господни, вы Пророка вознесли,
Вы — закона дух и буква, веры твердь, ислама львы,
Знаки Бога, по которым вышивает вкривь и вкось
Богослов, не понимая суть божественной канвы.
Вы в источнике бессмертья, тленье не коснется вас,
Вы циновка Всеблагого, трон Аллаха средь травы.
Для чего искать вам то, что не терялось никогда?
На себя взгляните — вот вы, от подошв до головы.
Если вы хотите Бога увидать глаза в глаза -
С зеркала души смахните муть смиренья, пыль молвы. И тогда, Руми подобно, истиною озарясь,
В зеркале себя узрите, ведь Всевышний — это вы.
* * *
Я — живописец. Образ твой творю я каждый миг!
Мне кажется, что я в него до глубины проник.
Я сотни обликов создал — и всем я душу дал,
Но всех бросаю я в огонь, лишь твой увижу лик.
О, кто же ты, краса моя: хмельное ли вино?
Самум ли, против снов моих идущий напрямик?
Душа Тобой напоена, пропитана Тобой,
Пронизана, растворена и стала как двойник.
И капля каждая в крови, гудящей о Тебе,
Ревнует к праху, что легко к стопам Твоим приник. Вот тело бренное мое: лишь глина да вода…
Но Ты со мной — и я звеню, как сказочный родник!
* * *
Всему, что зрим, прообраз есть, основа есть вне нас,
Она бессмертна — а умрет лишь то, что видит глаз.
Не жалуйся, что свет погас, не плачь, что звук затих:
Исчезли вовсе не они, а отраженье их.
А как же мы и наша суть? Едва лишь в мир придем,
По лестнице метаморфоз свершаем свой подъем.
Ты из эфира камнем стал, ты стал травой потом,
Потом животным — тайна тайн в чередованье том!
И вот теперь ты человек, ты знаньем наделен,
Твой облик глина приняла, — о, как непрочен он!
Ты станешь ангелом, пройдя недолгий путь земной,
И ты сроднишься не с землей, а с горней вышиной. О Шамс, в пучину погрузись, от высей откажись —
И в малой капле повтори морей бескрайних жизнь.
* * *
Нет у меня ни веры, ни ума.
Нет больше ни покоя, ни терпенья.
Приди скорей, приди, приди!
Какой огонь мне сердце жжет
И отчего лицом я желт?
Не могут выразить слова,
Увидишь Сам. Приди, приди!
Румян, как хлеба каравай,
Созрел я на Твоем огне.
Я почернел, я зачерствел
И раскрошился по земле.
Из крох меня Ты собери.
Скорей приди, приди, приди!
Как зеркало, Твои черты
В себе я отражал.
Я заржавел, я камнем стал.
Взгляни скорей, приди, приди!
Как в русле мечется вода,
Мечусь туда, мечусь сюда:
Засадою вокруг разлука.
И каждым утром в час рассвета
Пишу Тебе на крыльях ветра
Пером отчаянья: приди!
Пусть в мыле голова Твоя,
Не медли, мыла не смывай.
Пускай в шипах Твоя стопа,
Не медли, их не вынимай.
Из ада слов: «Приди, приди» —
Спаси меня. Приди, приди...
* * *
Я умер как минерал и стал растением,
Я умер как растение и поднялся до животного.
Я умер как животное, и я стал Человеком.
Чего же мне бояться? Когда я терпел ущерб от умирания?
Теперь еще раз я умру как Человек, чтобы воспарить
С блаженными ангелами; но даже ангельское состояние
Я должен миновать: исчезает всё, кроме Бога.
Когда я пожертвую своей ангельской душой,
Я стану тем, о чем не может помыслить разум.
О, пусть я прекращу существование! Ибо
He-существование
Возвещает трубами органа: «К Нему мы вернемся!»
* * *
Лучшая сделка — с Богом: Он покупает у тебя твое
грязное богатство, а взамен дает свет души;
Он покупает лед бренного тела и дарует взамен
царство, непостижимое для воображения.
Муслихиддин Саади (1184—1292):
Аллахом я из праха сотворен,
Мой свет его могуществом зажжен,
Мне радостно внимать его веленью
И верить вечному благоволенью.
Данте Алигьери (1265—1321):
Когда святое в новой славе тело
Нас облечет, то наше существо
Прекрасней станет, завершась всецело,
Окрепнет свет, которым Божество
По благости своей нас одарило,
Свет, нам дающий созерцать Его,
И этот свет не будет глаз колоть,
Орудья тела будут в меру сильны
Для всех услад, что нам пошлет Господь…
* * *
Увидеть Сущность, где непостижимо
Природа наша слита с Божеством.
Там то, во что мы верим, станет зримо,
Самопонятно без иных мерил;
Так — первоистина неоспорима.
* * *
Взирая на божественного Сына,
Дыша Любовью вечной, как и тот,
Невыразимая Первопричина
Всё, что в пространстве и в уме течет,
Так стройно создала, что наслажденье
Невольно каждый, созерцая, пьет.
* * *
Я видел — в этой глуби сокровенной
Любовь как в книгу некую сплела
То, что разлистано по всей вселенной:
Суть и случайность, связь их и дела.
* * *
Я увидал, объят Высоким Светом
И в ясную глубинность погружен,
Три равноемких круга, разных цветом.
Один другим, казалось, отражен,
Как бы Ирида от Ириды встала;
А третий — пламень, и от них рожден.
* * *
И тут в мой разум грянул блеск с высот,
Неся свершенье всех его усилий.
Здесь изнемог высокий духа взлет,
Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если колесу дан ровный ход,
Любовь, что движет солнца и светила.
Д. Мильтон (1608—1674):
Един Господь; всё только от Него
Исходит и к Нему приходит вновь,
Поскольку от добра не отреклось.
Всё из единого правещества,
В обличиях различных, безупречно
Сотворено; различных степеней
Субстанция уделена вещам,
Так, на различных уровнях дана
И жизнь — живым созданиям…
* * *
Я справедливо создал их. Нельзя
Им на Творца пенять и на судьбу
И виноватить естество свое,
Что, мол, непререкаемый закон
Предназначенья ими управлял,
Начертанный вселенским Провиденьем.
Не мною — ими был решен мятеж;
И если даже знал Я наперед —
Предвиденье не предвещало бунта.
Не их вина. Они сотворены
Свободными; такими должно им
Остаться до поры, пока ярмо
Не примут сами рабское; иначе
Пришлось бы их природу исказить,
Ненарушимый, вечный отменив
Закон, что им свободу даровал.
Избрали грех они…
И. В. Гёте (1749—1832):
В том, что известно, пользы нет.
Одно неведомое нужно.
* * *
Мир духов рядом, дверь не на запоре.
Но сам ты слеп, и всё в тебе мертво.
Умойся в утренней заре как в море,
Очнись, вот этот мир, войди в него
У. Блейк (1757—1827):
В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир — в зерне песка,
В единой горсти — бесконечность
И небо — в чашечке цветка.
* * *
Зачем зовем на помощь Бога?
В нас самих
Он заключен, и сами мы должны
Спасти от гибели людей.
* * *
Уж так ли кроток был Христос?
В чем это видно, — вот вопрос.
Христос, которого я чту,
Враждебен твоему Христу.
Что ты считаешь райским садом,
Я назову кромешным адом.
Мы смотрим в Библию весь день:
Я вижу свет, ты видишь тень.
Бог не писал в свои скрижали,
Чтобы себя мы унижали.
Христос был горд, уверен, строг.
Никто купить его не мог.
Он, торжествуя, крест свой нес.
За то и был казнен Христос.
Ребенком он покинул дом.
Три дня искали мать с отцом.
Когда ж нашли его, Христос
Слова такие произнес:
— Я вас не знаю. Я рожден
Отцовский выполнить закон.
* * *
Заблудшие души Слово зовет,
Вопия над росой вечерней,
А черн небосвод —
вновь звезды зажжет,
Мир вырвет из тьмы вечерней!
У. Вордсворт (1770—1850):
…Я ощущаю
Присутствие, палящее восторгом,
Высоких мыслей, благостное чувство
Чего-то, проникающего вглубь,
Чье обиталище — лучи заката,
И океан, и животворный воздух,
И небо синее, и ум людской —
Движение и дух, что направляет
Всё мыслящее, все предметы мыслей,
И всё пронизывает.
С. Т. Колридж (1772—1834):
О дух, гремящий арфою времен!
Чей смелый дух, не дрогнув, переймет,
Твоих гармоний чернотканный ход!
Но взор вперяя в вечный небосклон,
Я долго слушал, сбросив смертный гнет,
В тиши душевной, ум смирив земной,
И в вихре пышных риз передо мной
Пронесся мимо Уходящий год!
И. Х. Ф. Гёльдерлин (1770—1843):
Тот, чрез кого
Вещает дух, в свой срок исчезнуть должен.
Природа божества не раз являет
Себя божественно чрез человека:
Так снова узнает ее искавший
Немало род. Но, только возвестит
Ее с блаженною душою смертный,
Она роняет на землю сосуд,
Чтоб никому он больше не служил,
Чтоб божье делом рук людских не стало.
О, дайте этим умереть счастливцам,
О, пусть в позоре, в суете, тщете
Не изойдя, свободные в свой срок
Себя с любовью отдадут богам.
Г. Р. Державин (1743—1816)
БОГ
О ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах божества!
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто всё собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем: Бог.
Измерить океан глубокий,
Сочесть пески, лучи планет
Хотя и мог бы ум высокий, —
Тебе числа и меры нет!
Не могут духи просвещенны,
От света твоего рожденны,
Исследовать судеб твоих:
Лишь мысль к тебе взнестись дерзает,
В твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг.
Хаоса бытность довременну
Из бездн ты вечности воззвал,
А вечность, прежде век рожденну,
В себе самом ты основал:
Себя собою составляя,
Собою из себя сияя,
Ты свет, откуда свет истек.
Создавший всё единым словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!
Ты цепь существ в себе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь.
Как искры сыплются, стремятся,
Так солнцы от тебя родятся;
Как в мразный, ясный день зимой
Пылинки инея сверкают,
Вратятся, зыблются, сияют,
Так звезды в безднах под тобой.
Светил возженных миллионы
В неизмеримости текут,
Твои они творят законы,
Лучи животворящи льют.
Но огненны сии лампады,
Иль рдяных кристалей громады,
Иль волн златых кипящий сонм,
Или горящие эфиры,
Иль вкупе все светящи миры —
Перед Тобой — как нощь пред днем.
Как капля, в море опущенна,
Вся твердь перед Тобой сия.
Но что мной зримая вселенна?
И что перед Тобою я?
В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров, — и то,
Когда дерзну сравнить с Тобою,
Лишь будет точкою одною;
А я перед Тобой — ничто.
Ничто! — Но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Ничто! — Но жизнь я ощущаю,
Не сытым ни каким летаю
Всегда пареньем в высоты;
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь — конечно, есть и Ты!
Ты есть! — природы чин вещает.
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет,
Ты есть — и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь — я раб — я червь — я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? — безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, Создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ податель,
Душа души моей и царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! — в бессмертие Твое.
Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать Твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слезы лить.
В. А. Жуковский (1783—1852):
Поэзия есть Бог
в святых мечтах земли.
Митрополит Филарет (Дроздов) (1782—1867):
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без правды Им же тайно
На печаль осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, Забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум —
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светлый ум.
Ф. И. Тютчев (1803—1873):
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует…
Он к свету рвется из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит…
И сознает свою погибель он,
И жаждет веры… но о ней не просит.
Не скажет ввек, с молитвой и слезой,
Как ни скорбит перед замкнутой дверью:
«Впусти меня! — Я верю, боже мой!
Приди на помощь моему неверью!..»
Таков горе духов блаженный свет,
Лишь в небесах сияет он, небесный;
В ночи греха, на дне ужасной бездны,
Сей чистый огнь, как пламень адский, жжет.
* * *
Как жадно к небу рвешься ты!
Но длань незримо-роковая,
Твой луч упорный преломляя,
Свергает в брызгах высоты.
На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканный
Высокой волею богов.
Мы в небе скоро устаем,
И не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем.
Мужайся, сердце, до конца:
И нет в творении Творца,
И смысла нет в мольбе!
* * *
О, вещая душа моя,
О сердце, полное тревоги.
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия.
А. Фет (1820—1892):
Не тем, Господь, могуч, непостижим
Ты пред моим мятущимся сознаньем,
Что в звездный день твой светлый серафим
Громадный шар зажег над мирозданьем
И мертвецу с пылающим лицом
Он повелел блюсти твои законы,
Всё пробуждать живительным лучом,
Храня свой пыл столетий миллионы.
Нет, ты могуч и мне непостижим
Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,
Ношу в груди, как оный серафим,
Огонь сильней и ярче всей вселенной.
Меж тем как я — добыча суеты,
Игралище ее непостоянства,-
Во мне он вечен, вездесущ, как ты,
Ни времени не знает, ни пространства.
* * *
Я потрясен, когда кругом
Гудят леса, грохочет гром
И в блеск огней гляжу я снизу,
Когда, испугом обуян,
На скалы мечет океан
Твою серебряную ризу.
Но просветленный и немой,
Овеян властью неземной
Стою не в этот миг тяжелый,
А в час, когда, как бы во сне,
Твой светлый ангел шепчет мне
Неизреченные глаголы.
Я загораюсь и горю,
Я порываюсь и парю
В томленьях крайнего усилья
И верю сердцем, что растут
И тотчас в небо унесут
Меня раскинутые крылья.
* * *
Звезда сияла на востоке,
И из степных далеких стран
Седые понесли пророки
В дань злато, смирну и ливан.
Изумлены ее красою,
Волхвы маститые пошли
За путеводною звездою
И пали до лица земли.
И предо мной, в степи безвестной,
Взошла звезда Твоих щедрот:
Она свой луч в красе небесной
На поздний вечер мой прольет.
Но у меня для приношенья
Ни злата, ни ливана нет, —
Лишь с фимиамом песнопенья
Падет к стопам Твоим поэт.
А. Григорьев (1822—1864):
О Боже, о Боже, хоть луч благодати Твоей,
Хоть искрой любви освети мою душу больную;
Как в бездне заглохшей, на дне все волнуется в ней,
Остатки мучительных, жадных, палящих страстей…
Отец, я безумно, я страшно, я смертно тоскую!
Не вся еще жизнь истощилась в бесплодной борьбе:
Последние силы бунтуют, не зная покою,
И рвутся из мрака тюрьмы разрешиться в Тебе!
О, внемли ж их стону, Спаситель! внемли их мольбе,
Зане я истерзан их страшной, их смертной тоскою.
Источник покоя и мира, — страданий пошли им скорей,
Дай жизни и света, дай зла и добра разделенья —
Освети, оживи и сожги их любовью своей,
Дай мира, о Боже, дай жизни и дай истощенья!
И. А. Бунин (1870—1953):
За всё тебя, Господь, благодарю!
Ты, после дня тревоги и печали,
Даруешь мне вечернюю зарю,
Простор полей и кротость синей дали.
Я одинок и ныне — как всегда.
Но вот закат разлил свой пышный пламень,
И тает в нем Вечерняя Звезда,
Дрожа насквозь, как самоцветный камень.
И счастлив я печальною судьбой,
И есть отрада сладкая в сознанье,
Что я один в безмолвном созерцанье,
Что всем я чужд и говорю — с Тобой.
САВАОФ
Я помню сумрак каменных аркад,
В средине свет — и красный блеск атласа
В сквозном узоре старых царских врат,
На золотой стене иконостаса.
Я помню купол грубо-голубой:
Там Саваоф, с простертыми руками,
Над скудною и темною толпой,
Царил меж звезд, повитых облаками.
Был вечер, март, сияла синева
Из узких окон, в куполе пробитых,
Мертво звучали древние слова.
Весенний отблеск был на скользких плитах —
И грозная седая голова
Текла меж звезд, туманами повитых.
Томас Харди (род. 1900-?):
По роще мертвой я бродил
В морозном полумраке,
И солнце зимнее без сил
Мерцало, словно факел.
Все жались дома к очагам,
Лишь ветер бесприютный,
С ветвей срывая пестрый хлам,
Их рвал, как струны лютни.
Был острый лик земли суров
Под прелью увяданья,
И облака — ее покров,
А ветер — отпеванье.
Зародыши во тьме тая,
Жизнь замерла в покое.
И в безнадежности, как я,
Томилось всё живое.
Но вдруг над головой моей
Раздался чистый голос,
Как будто радость майских дней
Лучами раскололась.
Облезлый, старый черный дрозд,
От холода весь съежась,
Запел при блеске первых звезд
Так звонко, не тревожась.
Всё было пасмурно кругом,
Печаль во всем сказалась,
И радость в сумраке таком
Мне странной показалась —
Как будто в песне той, без слов
Доходчивой и внятной,
Звучал какой-то светлый зов,
Еще мне непонятный.
М. Лохвицкая (1869—1905):
ОТТУДА
Я обещаю вам сады…
Коран
Я обещаю вам сады,
Где поселитесь вы навеки,
Где свежесть утренней звезды.
Где спят нешепчущие реки.
Я призываю вас в страну,
Где нет печали, ни заката,
Я посвящу вас в тишину,
Откуда к бурям нет возврата.
Я покажу вам то, одно,
Что никогда вам не изменит,
Как камень, канувший на дно,
Верховных волн собой не вспенит.
Идите все на зов звезды,
Глядите, я горю пред вами.
Я обещаю вам сады
С неомраченными цветами.
Г. Бенн (1886—1956):
Когда б вернулось прежнее мученье —
Та пропасть, из которой не упасть, —
Когда за болью было воскресенье
И даже смерть дышала, словно страсть.
Но пустота настала отовсюду,
А пустота — о, Темный, — из даров,
В которых есть печаль, но нету чуда,
И та печаль — дитя других миров.
А. Галич (1918—1977):
А суть Твоя является Сама,
но лишь когда Сама того захочет.
Д. Нурбахш (род. 1927):
Высокой музыки божественный язык
Лишь сердце наше различает.
Ты сердцем слушай, что поет тростник,
И песнею своей тебе напоминает.
Он молвит: «Я лишь инструмент
В руках Творца — великого артиста,
И в том моей заслуги личной нет,
Что я звучу так искренно и чисто.
Напевы сладкие Ему принадлежат,
Он в каждом явлен ритме и нюансе.
Не может быть меж нами дележа
За место в нашем творческом альянсе.
Я был безлистным, слабым тростником
Никчемным, неудачным, одиноким,
Забытым Богом полым сорняком,
И чужды были мне и тайны, и намеки.
Отвергнув разум, сердце потеряв,
Я отделил себя от самости бездушной
И осознал, что я лишь матерьял,
В руках Того, кому я стал послушным.
Себя Ему вручив, я выучил урок
Любви. Исполненный терпенья,
Я верил, что меня отметит Бог
И дыры прожигал в себе без сожаленья.
Пронзал семь раз меня безжалостный огонь.
И каждый раз я чувствовал — конец.
Как вдруг божественные пальцы и ладонь
Коснулись ран моих — отверстий и колец.
Творца я распознал в прикосновенье губ,
Его дыханье стало моим стоном.
Неразмыкаемый распался жизни круг,
Исчезли боль, сомненья и препоны.
Теперь Любовь — мой культ, обряд и вера
Друзья мои — влюбленные в Творца.
Я воле следую Его, Его примеру,
Дыханию Его я предан до конца».
* * *
«Кто я такой без Божьего дыханья,
Без флейты Бога и без музыки Его?
Пустой тростник — никчемное созданье,
И в срок уйду в ничто из ничего.
Забыв себя и растворившись в Нем,
Вином я чистым стал в Его бокале.
Мелодия моя пронизана огнем
Интимной близости к Нему. Печали
Исчезли навсегда, уныние зыбыто,
Я больше о разлуке не твержу,
Всё существо мое для Господа открыто,
В любви я слился с Ним и губ не отвожу.
Приемлю все как благодать, о Боже!
И то, что жалит — исцеляет нас.
Реальность больше не обман, и с дрожью
Я понял вдруг: я — Бога глас.
Как тот игрок, поставив всё на карту,
Я проиграл небытие и бытие,
Отдался страстному духовному азарту,
И вот остался с Богом я наедине.
А Он коснулся флейты и флейтиста.
Он — чаша, Виночерпий и вино.
И сотня повестей в груди моей теснится,
И тайну высказать в мелодии дано.
Поёт тростник историю любви,
В ней путь и метод духопостиженья.
Себя ты этой песней опьяни,
И в Боге растворись без сожаленья».
З. Миркина (род. 1926):
Я люблю этот спуск Творца
В растворившиеся сердца,
В темноту, в глубину глубин,
Куда входит лишь Он один.
Спуск последний, последний вход.
Мир оборван, но Он одет.
Почва выплыла из-под ног,
Но по морю вступает Бог,
И я чувствую твердь ступеней
В океане души моей.
Шаг один — и, как тяжкий след
В темноте проступает свет.
Шаг, другой, и — из зыбких вод
Первозданная жизнь встает.
Третий… Господи, погоди!
Разорваться не дай груди!..
* * *
Бог есть любовь. И Бог мой есть.
И эта внутренняя весть,
Которую вовеки мне
Не подтвердит никто извне
Как тихо!.. Небо и гора.
Мир — только отсвет от костра
Что зажигается внутри.
Гори, душа моя, гори.
* * *
Кто, кто когда-нибудь глядел
В меня вот так, как свет осенний?
Заглядывая за предел
До тайного пересеченья…
С той запредельной глубиной,
Которая одна лишь может
По праву называться мной —
Ведь в ней хранится образ Божий…
Кто, кто сумел когда-нибудь
Так напрямую, так глубоко
Войти в меня, пройдя сквозь грудь
До жизни скрытого истока,
До точки полнобытия?
И ты еще свидетельств хочешь?
Откуда знаю Бога я?
— Я с Ним гляделась очи в очи…
* * *
Когда Ты хочешь мне сказать
То сокровеннейшее Слово,
Ты расстилаешь моря гладь
Или пронзаешь бор сосновый
Лучом закатного огня —
Он тонет в золотом тумане.
О, как Ты смотришь не меня!
О, как Ты требуешь вниманья!
Так накалилась в мире тишь!
Такой пожар разжег мне душу!
Ты всем Собою говоришь
И просишь — всей собою слушать.
* * *
Как далеко до итога! —
С первых дней и до сих пор
У меня ведется с Богом
Бесконечный разговор.
Нескончаемая встреча
Без усилий и забот:
Спросит Он, а я отвечу,
Я скажу, а Он поймет.
И входя в лесную чащу,
Я встречаю в сосняке
Сотни тысяч говорящих
На едином языке.
У души, сосны и птицы
Путь до Бога прост и прям:
Стоит только обратиться —
В тот же миг ответит нам.
Надо слов совсем немного
Или попросту, — без них —
Прямо в небо, прямо к Богу, —
Ветки плещут, Дух затих…
И не гнись в поклоне низком —
Есть один на свете грех:
Не понять, что Бог так близко…
Очень близко… Ближе всех…
* * *
Если с лесом в ладу,
Значит с Богом в ладу,
Значит утром весенним погожим
Раскрываешь окно,
Чтоб сказать лишь одно:
Здравствуй, Боже!
Ты вливаешь в меня
Первозданного дня
Свежесть!
Жизнедавец немой,
Весь недуг тяжкий мой —
Где же?
Говорят — Тебя нет.
Так откуда же свет?
Кто же
Нам послал благодать?
И кому мне сказать:
Боже!?
* * *
Что-то слышно в птичьем гаме
Что поймут лишь только сами
Ангелы, а нам — куда там? —
Не прозрачным, не крылатым!..
Что-то есть внутри простора,
Что лишь только Богу впору
Постигать, а нам лишь снится
Этот выход за границы.
Прежде чем решать задачи
Божьи, нас переиначить
Надо так, чтобы мы сами
Заплескали бы крылами
И за плеском этих крылий
Тяжесть смертную забыли.
* * *
Вот зачем весь лес, смолкая,
Затаился… О, какая
Тишина была предтечей
Безначальной, бесконечной
Песни ангелов, с которой
Раздвигаются просторы
И из глубей океана
Поднимается осанна!..
Затаился лес весенний
Перед Божьим появленьем.
О, безмолвие Предтечи
Перед сокровенной Встречей,
Перед тем, как прозвучало:
«Се творю весь мир сначала».
* * *
Смысл жизни в возвышении души.
Весь смысл наш — ввысь ведущая дорога.
Немое восхожденье соверши
На Тайный пик, который назван Богом.
Не видимая глазу вышина,
Где нам дается истинное зренье.
Тот самый Пик, с которого видна
Жизнь вечная и наше воскресенье.
* * *
Я пою одно и то же:
Взрыв любви к Тебе, мой Боже, —
Вот и все стихи мои.
Все словесные рои,
Все бесчисленные речи —
Переполненность от встречи,
Все бессчетные открытья —
Только об одном событье:
О невидимом касанье
Поздней ночью, утром ранним.
Если скажут: Бога нет —
У меня один ответ,
Довод сердца моего:
Кто же любит никого?
Так бездонно, полно любит,
Всею грудью, всею глубью?..
* * *
И Он восстанет из руин.
Из пепелища — тот Один
Воистину живой, вот тот,
Кто адский грохот перебьет
Внезапной тишиной, и вдруг
Глаза раскроются и слух
Разверзнется. И мы узрим —
Что? Господи, Твой серафим
На крыльях не слетит с небес —
Увидим мы осенний лес
И только. Тихий звездопад
Листов горящих. Будет взгляд
Следить неспешный их полет.
И все же, все-таки — здесь Тот
Единственный, кто среди тьмы
Сияет — Бога видим мы.
* * *
Мудрость многовековая,
Древнее заданье:
Говорить, не прерывая,
Божьего молчанья.
Говорить, но не нарушив
Сна Первоосновы.
Так, чтоб Бог заполнил душу,
Сердце стало словом.
* * *
Есть степень затихания. Есть мера
Свободы духа от мирских забот,
Та глубина, где зародилась вера
И где богопознание живет.
И что таланты все, что первородство? —
Ведь мы равно от Бога рождены
И если есть на свете превосходство,
То только превосходство ТИШИНЫ…
* * *
Когда к нам в сердце входит Бог,
Он это сердце раздвигает.
Еще чуть-чуть, еще шажок, —
Минута, час. И вот — другая
Душа забрезжила вдали.
Нет, Бог нас всех не станет слушать.
Он хочет, чтобы обрели
Мы новую, иную душу.
И не исполнятся мечты,
Взлелеянные долгой ночью.
Он даст не то, что хочешь ты,
А только то, что Сам захочет.
Как будто Бог глухонемой.
Но сквозь удары, сквозь потери —
Люблю Тебя! О, Боже мой!
Любить не трудно. Трудно верить.
Не только мне, но и Ему —
Тому, кто был ягненка кротче.
Идти на крест… Спуститься в тьму.
Как Он молил Тебя, наш Отче!
* * *
И почему-то надо мне
Все время говорить о Боге —
О той последней глубине,
О Том, кто бесконечно многих
Внезапно делает одним,
Как сотни тысяч листьев — Древом,
Как звуки дробные — напевом,
О Том, кто сам неисследим,
Кого не слышу и не вижу,
Но кто душе родней и ближе
Всего, что есть перед глазами —
Неугасающее пламя,
Неиссякающий родник.
* * *
Не прерывай свиданья с Богом.
Не угаси огонь в груди,
Забудь про всю свою тревогу
И изнутри не выходи.
Неважно — в небе или в трюме,
Неважно — темень или свет,
Неважно — жив ты или умер,
А важно — с Богом или нет.
* * *
Бог есть простор для сердца моего,
Пустой простор, где нету ничего.
Кто может вынесть эту пустоту,
Тот вдруг увидит райский сад в цвету.
До райских кущ добраться сможешь ты
Лишь сквозь огромность этой пустоты.
* * *
Бога мы не можем видеть.
В Бога можно провалиться.
В Бога можно углубиться
До неведомых корней,
До истока мирозданья,
До безмолвного слиянья
С вечной сущностью своей.
* * *
Что я слышу? Что я вижу?
Что с тобою, старый лес?
Чудо рядом. Бог все ближе.
Прибывает к нам с небес
В этот мир. И мир моложе
Час от часу, день от дня.
Узнаю Тебя, мой Боже,
Воскрешающий меня.
Эти солнечные пятна,
Дрожь сережек, сердца дрожь.
На попятный, в путь обратный
В жизнь из смерти нас зовешь.
Птица дальняя пропела,
Проверяя, — кто готов
Всем собой, душой всецелой
Отвечать на Божий зов.
* * *
Бог вечно один. Боже мой, о, как много
Пришедших о чем-то молить!..
Нельзя нарушать одиночество Бога,
А надо его разделить —
Вот так, как крыла распростершая птица
Над четкою линией гор…
Да, надо душе от всего отрешиться
И выйти в пустынный простор,
Увидеть звезды молчаливое око
Над шапками темных вершин, —
И если тебе в этот час одиноко,
То вспомни, что Бог наш — один.
* * *
А творчество — ни мало и ни много —
Есть тайный плод прикосновенья Бога.
О, только лишь останови мгновенье…
О, только длись и длись прикосновенье
Вот главное во всей земной судьбе.
А прочее — приложится тебе.
* * *
Творец дохнул, и мир возник.
Вздох Бога — эта высь.
Жизнь вечная есть каждый миг
Творящаяся жизнь.
Нет акту творчества конца.
Огнь в недрах не потух.
Во мне — Дыхание Творца,
Животворящий Дух.
И как бы ни текли года,
Не утечет простор.
Творится жизнь во всем, всегда.
* * *
Движение к Богу. Движение Бога.
Смысл в том, чтобы быть
бесконечной дорогой,
Открытым путем для движения света.
Быть может, что все откровенье
лишь в этом.
И счастье лишь в том, чтобы
чувствовать шаг
Господень, ведущий на свет через мрак.
Любое мгновенье есть миротворенье.
Вхождение духа вовнутрь — вдохновенье!
* * *
Бог — это ВСЁ. Я — дробь. Я — часть.
А Он есть ВСЁ. О, эта власть
Всецелости! Нет ничего
Помимо Бога моего.
Восторг великой полноты —
Всё есть в Тебе, и всё есть Ты!
Есть степень затихания. Есть мера
Свободы духа от мирских забот,
Та глубина, где зародилась вера
И где богопознание живет.
* * *
А может, тишины и нет,
А есть глубинный голос Бога.
Те, кто его расслышать смогут,
Получат на свой крик ответ.
А может, нету пустоты,
И небо вовсе не пустое.
То, что зовется пустотою
Имеет тайные черты.
И все же, как ни шарьте взглядом
И как ни напрягайте слух, —
Нет никого вокруг и рядом,
А есть вовнутрь входящий дух.
* * *
Стой недвижно и, полно дыша,
Меряй сердцем простор мирозданья.
Бог есть слово, а наша душа
Стать обязана бездной вниманья.
Небосвод бесконечно большой.
Стихший дух, с ним сравняться готовый.
О, соитие Бога с Душой
И зачатье от вечного Слова
* * *
Только сердце с Богом говорит.
Лишь деревья слышат эти речи.
Есть в лесу незримый тайный скит —
В том скиту и происходит встреча.
У огромной вековой сосны
На восходе или на закате
Накопилось столько тишины,
Что достать до Бога сердцу хватит.
В стороне от всех людских дорог,
Вдалеке от всех мирских известий
Прямо к сердцу обратится Бог:
«Здесь ли ты?» И сердце скажет;
«Здесь я».
* * *
Мне времени не хватит никогда.
Нужна лишь вечность, чтоб
наполнить грудь,
Чтоб от следа до нового следа
Нащупать неисповедимый путь.
И тайную ликующую весть
Доносит в бездну сердца тишина:
Всё то, что нужно мне, у Бога есть.
Так значит, Вечность сердцу суждена.
* * *
Простор безмолвен и открыт.
Неспешно длятся тени.
День не спешит. Бог не спешит.
Но он всегда в движеньи.
Он проницает светом тьму,
Проходит сквозь границы…
Дай мне к движенью Твоему
Всем сердцем причаститься.
* * *
Бесконечность… Бесконечность.
Вот что нас беззвучно лечит
Прикасаньями своими.
Только кто же даст ей имя?
И пускай имен у Бога
Так же бесконечно много,
Точно волн у океана —
Бог остался безымянным.
Очертить Его не может
Ни одно созданье Божье
Кистью, иль резцом, иль речью —
Ибо Бог наш — бесконечный.
Все слова уйдут в молчанье,
И останется — касанье.
Трепет волн в дрожащей пене —
Божие прикосновенье.
Имя — здесь, а Бог — далече.
След, ведущий в бесконечность.
И. Бродский (1940—1996):
Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.
Есть разница меж них. И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье — слепота. Но чаще — свинство.
Неизвестный автор:
ДУМЫ О БОГЕ
Един ли Бог? Я думаю, что да.
Ведь по иному просто быть не может.
И если вдруг случается беда,
Мы Богу молимся и знаем: он поможет.
Простую истину давно пора понять:
При множестве религий Бог един.
Не нужно мир на части разделять,
Коли Творец наш общий Господин.
Мне не дано вам это доказать,
Могу предположить лишь неумело.
Что можно о Божественном сказать
Рабу простому, и его ли дело?
Однако льется кровь из века в век,
По-разному все люди Бога видят.
И ненавидит человека человек
Из-за великого количества религий.
Попробуем на Мир взглянуть абстрактно.
Двухцветный шар, чтоб этому помочь,
Увидеть пред собою нужно внятно,
Две части: белую и черную, как ночь.
Пред частью белою склонимся на колени:
Она и есть наш Всемогущий Бог.
Часть черная есть мрака темный гений
И Зла вселенского ужаснейший чертог.
Рождаясь, принимаем мы от шара,
Частицы белизны и черноты.
Души две части, наши дар и кару,
Мерило Зла, мерило Доброты.
Соотношенье их в душе неравнозначно:
Чем больше белого, тем чище человек,
А если черного, увидим однозначно,
Как грешник коротает в мире век.
Объем частицы тоже много значит,
Коль больше всех кому-то дарит Бог,
В миг редкий человечества удачи
Рождается иль гений, иль Пророк.
Коль падший ангел одарит частицей,
Большой частицей Злобной Темноты,
Пророк иль гений черный, знать, родится,
Не избежать всем бед и нищеты.
Молитесь, люди, Богу ежечасно,
Пусть Тьму со Злом одолевает Свет,
И да придет на нашу Землю счастье,
Где будет Мир, и где не будет бед.
Пусть в мире будет множество религий,
Все будут знать, что Бог для всех един,
Лишь Он о нас все знает, всех нас видит,
Лишь Он один Творец и Господин.
Буддисты, мусульмане, христиане
Не нужно кровью землю орошать.
Наш дом — Земля, давайте же, земляне,
Друг друга чтить, любить и понимать.
Неизвестный автор:
СТИХИ О БОГЕ
Наш краткий путь порочен и греховен
Мы, почему-то не хотим понять,
Что перед неподкупным Богом вскоре
Нам за грехи придется отвечать
И перед окончательной дорогой
Все как-то очень мелочно живем
Прекрасно зная, что на встречу с Богом
Мы ничего с собой не пронесем
Грешим, не в силах изменить свою породу
Я думаю, что в жизни вообще
Лишь осознанье скорого ухода
Несет добро и чистоту душе
Лишь вера в Бога и святых небесных
Дает надежду и внушает страх
Уверен я, что было бы нечестным
Отсутствие суда на небесах
Судимы будем за дела и чаянья
За слабость в вере и непокаяние
За то, что Божьи заповеди многие
Кроят под их понятия убогие
Придет мой час — предстану я пред Богом
И Бог тогда укажет мне дорогу
Согласно пройденного мной пути
И за грехи мои не будет слишком строгим
Те самые, которые в итоге
Ему я буду должен принести
Пути лишь два — налево и направо
Налево — путь забвенья и кошмаров
Для темной нераскаянной души
Направо — путь добра и воскрешенья
Путь света и возобновленья
Путь отдыха и неземной тиши
Надеюсь я, что где-то посредине
Мои весы грехов и добрых дел застынут
Волненья трепет испытаю я
И мудрый Бог немного поразмыслив
Всю тяжесть моего пути осмыслив
Мне все же путь укажет бытия
Грешил и был в усладах неумерен
И хоть в словах своих порой бывал я скверен
К нему я обращался так, как мог
И разглядев моей души стремленья
Все ж даст грехов возможность искупленья
Простит меня наш всемогущий Бог
Прости меня за тяжкие грехи
За то, что иногда в тебя не верю
К тебе же обращаюсь лишь в потере
За это тоже ты меня прости
Прости за то, что не молюсь устами
За то, что веры в церковь тоже нет
И только лишь нелепыми стихами
Могу тебе сказать все тет а тет
Прости — в тебе я часто сомневаюсь
Прости за то, что горд и мало каюсь
Скажу тебе, душою не кривя —
Я жив лишь только верою в тебя
В. А. Заславский:
НАПУТСТВИЕ
Знай — горит моя звезда.
Днем и ночью на пути
Знай — царит не вечно тьма,
И надежду сохрани.
Знай, что путь нелегкий твой
Приведет тебя домой,
И в неведомых краях
Сохранит рука Моя.
Знай, что могут облака
Солнце в небе заслонить.
Знай, что бурная река
Путь твой может преградить.
Ты во тьме увидишь свет,
Ты пройдешь, где брода нет,
И неведомых краях
Сохранит рука Моя.
БУДЬ МОИМ СВЕТОМ
Будь моим светом, Боже,
Бог моего сердца.
Ветром для моей лодки
И путеводной звездою.
Начало всего святого,
Венец всех трудов и стремлений,
Не дай ложным кумирам
Твой свет затмить пред очами.
Ложусь, или встаю я —
Будь моим разумом, Боже.
Направляй мои помышленья,
А в уста вложи Твое Слово.
Будь мне мечом для битвы,
Щитом и панцирем прочным.
Дай совершить Твою волю,
Исполнить святое призванье.
Ты — мой Отец бесконечный,
Я же — Твой сын навеки.
Дай быть Единым с Тобою
Мыслью, словом, и делом.
Царь и Создатель Вселенной,
Престол Твой стоит вовеки.
Свет от твоего взора
Солнца и звезд превосходней.
Пусть померкнут солнце и звезды,
А жизнь во тьму погрузится —
Иного мне света не надо,
Ты будь моим светом, Боже.
В. Терьян:
Наш дух средь добрых идолов затерян,
Мой Бог живой, к Тебе взываю я,
Лишь по тебе тоска томит меня,
Уже я добрым идолам не верю…
М. Коломийцева:
Мне жизнь дана, чтобы Тебя познать,
Хоть малую Твою познать частицу.
Для этого дана мне благодать —
Желание понять Тебя стремиться.
Лишь малым краем сущности моей
Я задеваю славы очертанья.
И это лишь все больше и сильней
Влечет меня на путь богопознанья.
И в этом сила духа моего,
Настойчивое, твердое движенье.
Я б стала соляным столпом давно,
Если б не эти Божьи откровенья.
А так — живу. И двигаюсь вперед,
К концу пути земного пониманья.
Ведь впереди меня вся вечность ждет,
Для трепетных высот богопознанья.
Другие статьи в литературном дневнике:
