Рабиндранат Тагор

Галина Черонова: литературный дневник

https://rupoem.ru/tagor/all.aspx#odinochestvo-chto-eto -
***


Ради грядущего утра, что счастья зажжет огни,
Отчизна моя, мужайся и чистоту храни.
Будь и в цепях свободной, свой храм, устремленный
ввысь,
Праздничными цветами украсить поторопись.
И пусть благоухания воздух твой напоят,
И пусть вознесется к небу растений твоих аромат,
В безмолвии ожиданья, пред вечностью преклонясь,
Со светом незаходимым живую почувствуй связь.
Что же еще утешит, возрадует, укрепит
Среди тяжелых напастей, утрат, испытаний, обид?
И славы сверканье чистое твое озарит чело,
И станет внезапно всюду торжественно и светло.
Престолы свои в подножье Грядущего преврати,
Для которого все планеты - лишь пыль на его пути.


Перевод Н.Стефановича
Рабиндрат Тагор. Лирика.
Москва, "Художественная Литература", 1967.


***


Индиец, ты гордость свою не продашь,
Пусть нагло глядит на тебя торгаш!
Он прибыл с Запада в этот край,—
Но шарфа ты светлого не снимай.
Твердо иди дорогой своей,
Не слушая лживых, пустых речей.


Сокровища, скрытые в сердце твоем,
Достойно украсят смиренный дом,
Венцом незримым оденут чело,
Владычество золота сеет зло,
Разнузданной роскоши нет границ,
Но ты не смущайся, не падай ниц!
Своей нищетою будешь богат,—
Покой и свобода дух окрылят.


Перевод Н.Стефановича
Рабиндрат Тагор. Лирика.
Москва, "Художественная Литература", 1967.


***
Мать-Бенгалия
В добродетелях и пороках, в смене взлетов, падений, страстей,
О моя Бенгалия! Взрослыми сделай своих детей.
У колен своих материнских не держи в домах взаперти,
Пусть на все на четыре стороны разбегаются их пути.
Пусть по всей стране разбредутся, поскитаются там и тут,
Место в жизни пускай поищут и пускай его обретут.
Их, как мальчиков, не опутывай, из запретов сплетая сеть,
Пусть в страданьях учатся мужеству, пусть достойно
встречают смерть.
Пусть сражаются за хорошее, против зла подымая меч.
Если любишь сынов, Бенгалия, если хочешь ты их сберечь,
Худосочных, добропорядочных, с тишиной всегдашней в крови,
Оторви от привычной жизни, от порогов прочь оторви.
Дети — семьдесят миллионов! Мать, ослепшая от любви,
Ты их вырастила бенгальцами, но не сделала их людьми.


Перевод В.Тушновой
Рабиндрат Тагор. Лирика.
Москва, "Художественная Литература", 1967.


***




Тяжесть вязкой смолы в аромате мечтает излиться,
Аромат навсегда в смоле затвориться готов.
И мелодия просит движенья и к ритму стремится,
И торопится ритм к перекличке певучих ладов.


Ищет смутное чувство и форму, и четкие грани.
Форма меркнет в тумане и тает в бесформенном сне.
Безграничное просит границ и тугих очертаний,
И предел растворяется вновь в беспредельной волне.


Кто в веках утвердил законы старинного спора:
Созидание — в смерти, в покое — огонь мятежа?
Все стесненное молит свободы и жаждет простора,
А свобода — ищет жилища и ждет рубежа.


Перевод В. Марковой


***


Шекспир
Когда твоя звезда зажглась над океаном,
Для Англии в тот день ты сыном стал желанным;
Сокровищем своим она тебя сочла,
Дотронувшись рукой до твоего чела.
Недолго средь ветвей она тебя качала;
Недолго на тебе лежали покрывала
Тумана в гуще трав, сверкающих росой,
В садах, где, веселясь, плясал девичий рой.
Твой гимн уже звучал, но мирно рощи спали.
Потом едва-едва пошевелились дали:
В объятиях держал тебя твой небосвод,
А ты уже сиял с полуденных высот
И озарил весь мир собой, подобно чуду.
Прошли века с тех пор. Сегодня — как повсюду —
С индийских берегов, где пальм ряды растут,
Меж трепетных ветвей тебе хвалу поют.


Перевод А.Ахматовой


***



***


Через сто лет
В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня,
Кем ты будешь,
Читатель стихов, оставшихся от меня?
В грядущее, через сто лет от наставшего ныне дня,
удастся ли им донести частицу моих рассветов,
Кипение крови моей,
И пенье птиц, и радость весны,
И свежесть цветов, подаренных мне,
И странные сны,
И реки любви?
Сохранят ли песни меня
В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня?


Не знаю, и все же, друг, ту дверь, что выходит на юг,
Распахни; присядь у окна, а потом,
Дали завесив дымкой мечты,
Вспомни о том,
Что в былом, до тебя ровно за сто лет,
Беспокойный ликующий трепет, оставив бездну небес,
К сердцу земли приник, приветом ее согрет.
И тогда же, освобожденный приходом весны из пут,
Охмелевший, безумный, самый нетерпеливый на свете
Ветер, несущий на крыльях пыльцу и запах цветов,
Южный ветер
Налетел и заставил землю цвести.
В былом, до тебя ровно за сто лет.
День был солнечен и чудесен. С душою, полною песен,
В мир тогда явился поэт,
Он хотел, чтоб слова, как цветы, цвели,
А любовь согревала, как солнечный свет,
В былом, до тебя ровно за сто лет.


В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня,
Поющий новые песни поэт
Принесет в твой дом привет от меня
И сегодняшней юной весны,
Чтобы песни моей весенний ручей слился, звеня,
С биением крови твоей, с жужжаньем твоих шмелей
И с шелестом листьев, что манит меня
В грядущее, через сто лет от наставшего ныне дня.


Перевод А.Сендыка


***


О, всеединство разума, духа и бренной плоти!
Тайна жизни, которая в вечном круговороте.


От века не прерывается, исполненная огня,
В небе игра волшебная звездных ночей и дня.
Вселенная воплощает тревоги свои в океанах,
В скалах крутых - суровость, нежность - в зорях
багряных.


Сплетенье существований, движущихся повсюду,
Каждый в себе ощущает, как волшебство и чудо.
Сквозь душу порой проносятся неведомых волн
колебания,
Каждый в себе вмещает вечное мироздание.


Ложе соединенья с владыкою и творцом,
Престол божества бессмертный ношу я в сердце моем.
О, красота беспредельная! О, царь земли и небес!
Я создан тобою, как самое чудесное из чудес.


Перевод Н.Стефановича
Рабиндрат Тагор. Лирика.
Москва, "Художественная Литература", 1967.


***


По ночам под звуки флейты бродят звездные стада.
Ты коров своих, незримый, в небесах пасешь всегда.
Светоносные коровы озаряют сад плодовый,
Меж цветами и плодами разбредаясь кто куда.
На рассвете убегают, лишь клубится пыль вдогон.
Ты их музыкой вечерней возвращаешь в свой загон.
Разбрестись я дал желаньям, и мечтам, и упованьям.
О пастух, придет мой вечер - соберешь ли их тогда?


Перевод В.Потаповой
Рабиндрат Тагор. Лирика.
Москва, "Художественная Литература", 1967.


***


Махатма Ганди


У слова «Сатьяграха» есть и другие значения: см. Сатьяграха (значения).
Сатьяграха возникла в Индии на основе учения Махатмы Ганди.


Сатьягра;ха (санскр. ;;;;;;;;;, saty;graha IAST, «стояние в истине») — в Индии в период английского колониального господства тактика ненасильственной борьбы за независимость в двух формах: несотрудничества и гражданского неповиновения. Разработана Мохандасом Ганди в начале XX века.


***


ГХОШ АУРОБИНДО


инд. философ-идеалист, основоположник т. наз. “интегральной веданты”. В начале 20 в. выступил как один из вождей радикального крыла инд. национально-освободительного движения, т. наз. экстремистов. В 1922 основал религиозную общину (Ашрам). Гл. философские работы Г.— “Божественная жизнь”, “Цикл человеческой истории”, “Идеал человеческого единства”. В них элементы различных направлений веданты (адвайта, вишишта, двайта) переплетаются с идеями идеалистической философии Запада (Гегель, Ф. Брэдли, Бергсон). В ходе человеческой истории, по мнению Г., осуществляется переход от “подсознания” к сознанию и “сверхсознанию”, и именно в достижении мистического “сверхсознания” состоит решение загадки истории и осуществление чаяний человечества. Претендуя на открытие “третьего пути” общественного развития, отличного от капитализма и социализма, Г. выступал как идеолог новой эры. Если в период 1914—20 в его философском учении важнейшую роль играли такие мотивы, как защита права наций на самостоятельное развитие, критика феодального прошлого, империалистической политики и т. д., то в последующие годы на первый план выдвинулись мистико-религиозные стороны его учения.


Чтобы жить вечностью и ее высокими мгновениями...
«Розы те, что в час молитв очередной В воду с гхата их бросают богу в дар, Прибивает к гхату нашему волной…»


Бесконечные смены стремлений сулят
То амриту сладчайшую, то убийственный яд.


стилистически блаженную детскость этой нежащей бенгальской лирики: «Когда тебе, дитя, я приношу игрушки, Мне ясно, почему так облака жемчужны, И так ласкающе к цветам льнет ветер южный, – Когда тебе, дитя, я приношу игрушки».


За синим кружевным массивом гор, благостен животворящий взор
Он – простота, а в ней – душа вселенной. Твердит поэт, чье сердце – в простоте.


в грезах взлелеянной социальной утопией («абстрактно-гуманной»
не так благодушен и наивен,
Ганди и Вивекананды. Но в отличие от этих мыслителей, Тагор был еще и писателем. Поэтом, вероятно, самым значительным из тех, кого Индия показала миру через столетия после Калидасы и Кабира.
под внутреннюю диктовку, быстро и легкими, светлыми красками: «Что-то от легких касаний, что-то от смутных снов, – Так возникают напевы – отклик на дальний зов. Чампак средь чащи весенней, полаш в пыланье цветенья – Подскажут мне звуки и краски, – путь вдохновенья таков…»


На большом лугу перед монументальным зданием, прямя спины и слегка наклоняя взоры к марксистской литературе, сидели на траве молодые партийцы, а также и седовласые ветераны в белых рубашках и красных пионерских галстуках. Во дворце же была постоянно действующая экспозиция рисунков Тагора, его легкокрылой, как мотыльковые крылья, живописи, выполненной красками, сделанными из цветов Индии. Эти краски не выцвели, не вылиняли, не потускнели…


Мы читаем. Горит керосин.
Возникает в сознании много картин.



Помню я имена тех, кто в поисках знания
Во власти дерзания
Пустился в скитания…


Знаю: многим пришлось пострадать
За правду святую когда-то.

Мы – дети Бенгалии славной,
Мы британцам уступим едва ли.
Мы книги английские все прочитали.
Пишем к ним комментарии мы на бенгали.
Перья нам служат исправно.


«Арийцы» – Макс Мюллер изрек.
И вот мы, не зная тревог,
Решили, что каждый бенгалец герой и пророк
И что не грех нам теперь отоспаться.
Мы не допустим обману!
Мы поднапустим туману!
Позор не признавшим величия МануСветлана Пешкова!


Для девиза нового университета поэт выбрал древний санскритский стих, означающий "Где весь мир соединяется в одном гнезде". "Вишвабхарати, — заявил он, — представляет Индию, обладающую богатством разума, которое должно стать всеобщим достоянием. Вишвабхарати знаменует обязанность Индии гостеприимно предлагать другим свои высшие культурные достижения и право Индии принимать от других все самое лучшее".


Сильвеном Леви, который впоследствии приехал в Шантиникетон, чтобы прочесть цикл лекций в университете Вишвабхарати.
возвышенные идеалы индийского поэта e-reading.club
В Америке... его несправедливо преследуют, сначала как британского агента, а затем как немецкого шпиона.


Леонард Элмхерст вспоминал, что Тагор, спустя некоторое время, пересказал ему суть своей беседы с Ганди в тот памятный день. Когда Ганди заявил, что все его движение основано на принципе ненасилия, Тагор сказал: "Пойди и взгляни с моей веранды, Гандиджи. Посмотри вон туда, и ты увидишь, что делают твои ненасильственные последователи, — украв материю из лавок на Читпор Роуд, запалили костер в моем дворе и теперь неистовствуют вокруг него как толпа сумасшедших дервишей. Разве это не насилие?" e-reading.club


Наконец, когда Ганди стал просить поэта выступить в поддержку ткачества, подав пример для остальных частей страны, последний улыбнулся и сказал: "Я могу создать художественную ткань, могу тянуть нить сюжета, но какую путаницу, Гандиджи, сделаю я из твоего драгоценного хлопка!" Лучше всего различие в мировоззрениях двух великих умов Индии определено иностранцем — Роменом Ролланом, который сам был достаточно велик, чтобы оценить и понять их обоих. Его слова стоит повторить: "Тагор всегда считал Ганди святым, и мне часто приходилось слышать, что он говорил о нем с благоговением. Когда, говоря о Махатме, я упомянул Толстого, Тагор сказал мне — теперь узнав лучше Ганди, я с ним соглашаюсь, — насколько более осенена сиянием душа Ганди, чем душа Толстого. У Ганди все естественно — он скромен, прост, чист, — и вся его борьба освящена религиозной ясностью, тогда как у Толстого все является гордым восстанием против страстей. Тем не менее было неизбежно, что трещина между этими двумя людьми должна расширяться… В то время он (Тагор) был не только "поэт", но духовный посланник Азии в Европе, где он просил людей помочь в создании всемирного университета в Шантиникетоне. Что за ирония судьбы, что ему нужно было агитировать о сотрудничестве между Западом и Востоком на одном краю земли, когда в то же самое время на другом ее конце агитировали за несотрудничество! e-reading.club
Несотрудничество шло вразрез с его образом мыслей, ибо его умонастроение, его богатый интеллект были вскормлены на всех культурах мира". e-reading.club


Ромен Роллан цитирует следующий отрывок из Тагора, чтобы проиллюстрировать широту его подхода: "Все величайшие достижения человечества принадлежат мне. Бесконечная личность человека (как сказано в "Упанишадах") может возникнуть только из величественной гармонии всех человеческих рас. Я молюсь, чтобы Индия могла бы стать примером сотрудничества со всеми народами мира. Для Индии объединение есть добро, разделение — зло. Объединение — это то, что охватывает и понимает все; следовательно, оно не может быть достигнуто через отрицание. e-reading.club


"Другими словами, — комментирует Ромен Роллан, — как Гёте в 1813 году отказался отвергнуть французскую Цивилизацию и культуру, так Тагор отказывается изгнать британскую цивилизацию". Роллан был не единственным великим европейцем, почувствовавшим сходство между универсализмом Гёте и Тагора. Альберт Швейцер следующим образом оценил мысль Тагора: "В величественной симфонии мыслей Тагора гармонии и модуляции индийские. Но темы напоминают нам о темах европейской мысли. Его доктрина о "душе-во-всех-вещах" уже более не относится к "Упанишадам", а к образу мыслей, развившемуся под влиянием современной естественной науки… Но индийский Гёте выражает свой личный опыт в манере более глубокой, более сильной и более привлекательной, чем кто-либо до него. Этот истинно благородный и гармоничный мыслитель принадлежит не только его собственному народу, но и всему человечеству".


Ум Ганди не менее восприимчив к внешним явлениям, что замечательно выражено им в следующих строках: "Я не хочу, чтобы мой дом был окружен стенами со всех сторон и чтобы мои окна были наглухо закрыты. Я хочу, чтобы культуры всех стран свободно распространялись по моему дому. Но я не желаю быть сбитым с ног какой-либо из них… Моя религия — это не религия тюрьмы. В ней найдется место для самого жалкого из всех божьих созданий. Но она противостоит оскорбительной надменности расы, религии или цвета кожи". e-reading.club


"Благородные слова Тагора, — комментирует Рол-лан, — это одни из самых прекрасных слов, когда-либо обращенных к народу, они как поэма солнечного света, они парят выше всех человеческих междоусобиц. И единственное замечание, которое можно сделать, это то, что они летят слишком высоко. Тагор прав с точки зрения вечности. Поэт-птица, жаворонок величиною с орла, как Гейне назвал гения нашей музыки, сидит и поет на руинах времени. Он живет в вечности. Но нужды настоящего слишком властны". Ганди ответил на вызов поэта в резкой статье, опубликованной в его газете "Янг Индиа", выходившей на английском языке. Он приветствовал поэта как "великого стража", чьи предостережения против нравственной опасности должны приниматься с уважением; но, продолжает Ганди, его опасения не подтверждаются.


Поэт живет ради завтрашнего дня и хотел бы, чтобы и мы поступали так же. Он представляет нашим восхищенным глазам прекрасную картину утренних птиц, парящих в небесах, распевая хвалебные гимны бытию. Но у этих птиц есть ежедневная пища, и парят они на отдохнувших крылах, в их жилах течет свежая кровь. Но мне приходилось видеть птиц, неспособных от недостатка сил даже пошевелить крыльями. Под индийским небом человек встает более слабым, чем ложился. Для миллионов это вечное бдение или вечная мука. Я понял, что невозможно успокаивать страждущих песней Кабира… Дайте им работу, чтобы они могли есть! "А если у меня нет нужды работать ради пищи, почему я должен прясть?" — могут задать вопрос. Потому, что я ем то, что мне не принадлежит. Я живу, грабя моих соотечественников. Проследите источник каждой монеты в вашем кармане, и вы поймете правду моих слов. Каждый должен прясть. Пусть Тагор прядет, как и другие. Пусть он сожжет свои иностранные одежды; это обязанность, долг каждого. Бог позаботится о завтрашнем дне". e-reading.club


"Мрачные и трагические слова! — комментирует Ромен Роллан. — В них мы видим нищету мира, восстающего перед мечтой о красоте и взывающего: "Попробуй отрицать мою нужду!" Кто не сочувствует страстному чувству Ганди, кто не разделяет его? И тем не менее в этом ответе, столь гордом и столь резком, есть все же нечто, что оправдывает опасения Тагора: на поэта как на человека налагается обет, и он обязан повиноваться беспрекословно дисциплине общего дела. Повинуйся без колебаний закону свадеши, первая заповедь которого есть: пряди!" e-reading.club


"Мрачные и трагические слова! — комментирует Ромен Роллан. — В них мы видим нищету мира, восстающего перед мечтой о красоте и взывающего: "Попробуй отрицать мою нужду!" Кто не сочувствует страстному чувству Ганди, кто не разделяет его? И тем не менее в этом ответе, столь гордом и столь резком, есть все же нечто, что оправдывает опасения Тагора: на поэта как на человека налагается обет, и он обязан повиноваться беспрекословно дисциплине общего дела. Повинуйся без колебаний закону свадеши, первая заповедь которого есть: пряди!" e-reading.club


Вскоре приехал французский ученый Сильвэн Леви, первый профессор, приглашенный для чтения курса лекций в Вишвабхарати. 23 декабря 1921 года состоялось официальное открытие Вишвабхарати. Тагор принес в дар университету авторское право на доходы со всех своих книг на бенгальском языке. e-reading.club


как это произошло с Роденом. Дега, Фантен, Моне и Ренуар закрывали двери своего дома перед такими полулюдьми, паразитами и резонерами. Я могу себе представить дом Толстого, зараженный ими, и отчаяние его жены". e-reading.club


У Тагора были отстраненные, полные достоинства и холодности манеры, и если ему требовалось что-нибудь, он бросал своим ученикам лишь одно слово.


столетия со дня рождения Шелли в Калькутте. В августе и сентябре на калькуттской сцене состоялись премьеры его новых музыкальных драм: "Праздник дождя" и "Праздник осени". Эти сочинения, представляющие собой своеобразный сплав поэзии, драмы, музыки и танца, созданы для народных праздников, посвященных временам года, и наполнены свежестью чистого воздуха и безыскусной радостью жизни. Их композиция не укладывается ни в одну из известных схем, в них привольно сосуществуют народная и классическая традиции, философия и легкомыслие, религиозный мистицизм и злободневный комментарий к текущим событиям.


постижении природы, творчества, того бурлящего родника энергии, который в течение всей его жизни изливался в виде стихов, музыки, песен, драм или картин.


Тагором владел энтузиазм посланца-пилигрима. Не удовольствовавшись поездкой по родной стране, он думал теперь о путешествии в Китай. Почти тысячу лет прошло с тех пор, как последняя группа буддийских монахов отправилась в эту страну с посланием сострадания и мира. Тагору хотелось восстановить древние культурные связи между двумя странами, порванные уже так давно. У Индии никогда не было и, по-видимому, никогда больше не будет такого благородного и выдающегося посла по особым поручениям. Он получил приглашение от председателя Ассоциации университета Китая Лянь Чичао, выдающегося ученого, члена блестящей группы революционных реформаторов, которая обеспечила установление республики.


Так же как в свое время Данте и Чосер, Тагор и Ху Ши были полны решимости использовать разговорный язык своих народов в качестве обычного средства литературного выражения вместо классического диалекта, доступного лишь небольшой группе образованных людей".


в почестях, которые вы оказываете весне новой эры.


надежды на победу жизни на этой земле


Но ожидать от Тагора, что он удержится от своего послания, все равно что ожидать от солнца, что оно будет греть и не светить. Вся его жизнь сама была посланием e


Нечестным путем люди Добиваются благополучия; Нечестным путем люди Добиваются побед над своими врагами; Нечестным путем люди Добиваются исполнения своих желаний; Но гибнет их самый корень.


тысячи фабричных рабочих в Кобе проводят две трети обеденного перерыва, гуляя по прекрасному саду и любуясь красотами природы, а затем снова встают к своим станкам". Как прямой результат этого призыва, три известных китайских преподавателя поехали с нами в Японию и по возвращении устроили в Пекине выставку древнего и современного искусства и ремесла, экспонаты которой подарили им наши японские друзья".


И результатом его визита в Китай и Японию стала первая в истории Азии сознательная попытка выразить идею азиатского единства путем создания в Шанхае, в сентябре того же года Азиатской ассоциации


недавний визит на Дальний Восток Рабиндраната Тагора, который проповедовал доктрину противопоставления восточного идеализма западному материализму. Новое сознание выражается в создании в крупных городах Азиатских ассоциаций, первая из них учреждена в Шанхае. На ее открытии присутствовали представители всех стран Азии. Вдохновителем движения признается Тагор, учением которого пронизаны все опубликованные заявления".


путешествие в Новый Свет, и снова в сопровождении Элмхерста.


Сердце поэта все еще остается молодым, и никакое одеяние пророка не в состоянии скрыть под собой влюбленного человека.


Книга посвящена женщине по имени Виджайя (санскритский аналог Виктории, Победы); так Тагор обычно обращался к хозяйке дома. нежные и изысканные.


Виктория Окампо: я видела, не умея расшифровать их, тонкие, загадочные сплетения бенгальских букв, похожие на птичьи следы на песке. Тагор взял один лист и начал переводить, дословно, как сказал он мне. То, что он читал, иногда спотыкаясь, было для меня подобно просветлению. Это было как чудо, позволившее мне наконец непосредственно прикоснуться к материалу написанного, без перчаток на руках, которые всегда чувствуешь, читая переводы. Без перчаток, которые притупляют наше чувство осязания и не дают нам ухватить слова с чувствительностью голых рук. Сколь же велики были эти слова, из которых только поэт может построить непрочный мост между неощутимой реальностью поэзии и ощутимой нереальностью нашей прозаичной повседневной жизни!


Я попросила Тагора записать английский перевод стихотворения. На следующий день он вручил мне листок, исписанный его прекрасным почерком. Я прочла стихотворение в его присутствии и не смогла скрыть моего разочарования. Я упрекнула его: "Почему здесь нет того, что вы читали мне вчера? Почему вы выбросили то, что было центром, сердцем стихотворения?"


Вчерашние мечты прилетят назад и, плавно взмахивая крыльями, вновь совьют свое гнездо. Я не понимал ее языка, но то, что говорили ее глаза, будет всегда отзываться болью в моем сердце".


скучал; не столько по Индии, сколько по той неизменной реальности во мне, в которой я нахожу мою внутреннюю свободу. Она полностью теряется, когда по той или иной причине мое внимание слишком сосредоточивается на моем собственном я. Мой настоящий дом там, где от окружающих мне людей исходит призыв показать все лучшее, что есть во мне, так как лишь в этом могу я почувствовать свою связь со вселенной. В моей душе должно быть гнездо, в которое свободно может опуститься голос неба, неба, которое не имеет других соблазнов, кроме света и свободы. Как только появляется малейший признак гнезда, становящегося ревнивым соперником неба, мою душу, как перелетную птицу, тянет в полет к дальним берегам. Когда я не могу свободно идти к свету, я чувствую тяжесть какой-то маски на лице, подобной тяжелому туману, скрывающему утро. Я не вижу себя самого, и эта темнота, как кошмар, душит меня своей давящей пустотой. Я часто говорил Вам, что не располагаю свободой отказаться от моей свободы, потому что на нее предъявляет свои права мой Господин. Иногда я забывал об этом и позволял себе быть заключенным в приятные путы. Но каждый раз все кончалось катастрофой, и яростная сила выталкивала меня через разрушенные стены на простор".


Любой великий художник, любая великая натура одиноки по своей природе. Тагор признавался в письме Элмхерсту: "Вокруг моей души бесконечное пространство одиночества, через которое голос моей внутренней жизни не может долететь до моих друзей, и от этого я страдаю больше, чем они. Я чувствую тоску по моему внутреннему миру столь же сильно, как и любой другой смертный, а может быть даже сильнее".


Уверяю Вас, большинство из них сохранят свежесть и после того, как мучительно выстроенные башни моих благотворительных деяний будут давно преданы забвению".


путь к независимости страны лежит через "чаркху" (прялку) и "кхади" (самодельную ткань). Тагор, как обычно, принял его с большой сердечностью и уважением. Однако и на этот раз миссия не увенчалась успехом. Тагора не удалось убедить в том, что "чаркха" может стать чем-то большим, нежели одним из многих необходимых деревенских ремесел. Позднее он объяснил и развил свой взгляд в статье "Культ чаркхи", опубликованной в "Модерн ревью".


Только упорный труд, совместные усилия и разумное применение научной технологии, а не механически ритуальное вращение примитивной прялки, могут победить голод, писал Тагор. "Если культивирование науки в Европе и имеет какой-либо моральный смысл, то он заключается в освобождении человека от жестокости природы — не в превращении человека в машину, а в использовании машины для обуздания сил природы на пользу человеку. Ясно одно, мы не сможем преодолеть всеохватывающую бедность, тяжким грузом лежащую на нашей стране, работая только руками и игнорируя науку. Не может быть работы более недостойной, тяжелой и ненужной, чем работа, основанная только на действии и не использующая знание".


глубочайшее духовное родство, связывающее Махатму и Поэта, пересилило многочисленные различия в их взглядах и характерах. Двадцать лет спустя, когда Махатма в последний раз приехал в Шантиникетон через четыре года после смерти Тагора, он сказал: "Я начал с того, что стремился найти противоречие между мной и Гурудевом, а закончил замечательным открытием, что такового не было". Замечательное открытие было взаимным.


По просьбе графа Кейзерлинга он написал также статью на английском языке об идеалах индийского брака, включенную в "Книгу о браке" немецкого философа.
юмористическую пьесу "Клуб холостяков
философа-математика.


"Натир Пуджа" ("Поклонение танцовщицы"), основанную на древней буддийской легенде. Это одна из самых простых и захватывающих пьес Тагора, свободная от символических абстракций и интеллектуальных замысловатостей, которые придают некоторым другим его пьесам несколько вычурный характер.


Поэт, рассказчик и знаток психологии общества объединили свои усилия и достигли такого гармоничного мастерства, что некоторые критики назвали этот роман "лучшим из всех романов, написанных Тагором". Однако Тагор не был ни Толстым, ни Бальзаком, он не мог слишком долго находиться в мире своих же героев. Поэт, певец и просветитель поочередно брали верх в его внутреннем мире.
новых, неизведанных сфер для приложения своих сил.


из Праги вновь прибыл Винценц Лесны. Наверное, ни один иностранный ученый не приложил столько усилий для изучения сочинений Тагора в оригинале, на бенгальском языке, и не проник так глубоко в их дух, как этот выдающийся чешский индолог e-reading.club


знаменитая певица Клара Батт. Редко я бывала взволнована чьим-нибудь пением так, как пением этого величавого и почитаемого поэта; он пел с утонченным чувством, и его голос, хотя и совершенно не поставленный, имел естественную серебряную мелодичность".


Получив приглашение прочитать лекции в Оксфордском университете, Тагор вновь собрался за границу, однако от путешествия пришлось отказаться из-за болезни, внезапно проявившейся по прибытии в Мадрас. После недельного отдыха в Адьяре, где он был гостем Энни Безант, проведя еще несколько дней в мягком климате Кунура, он отплыл на Цейлон в надежде поправить там свое здоровье и все-таки отправиться оттуда в Англию. По дороге он остановился в Пондичерри, чтобы посетить философа-йога Ауробиндо Гхоша, с которым был хорошо знаком в дни молодости, когда занимался революционной политической деятельностью. Вспоминая о своих впечатлениях, поэт писал на борту французского корабля "Шантийи": "Много лет назад я встречал Ауробиндо в ореоле героизма его ранней политической борьбы и сказал: "Ауробиндо, прими приветствие Рабиндры". Сегодня я вновь увидел его в позе, выражающей спокойную мудрость, и повторил про себя: "Ауробиндо, прими приветствие Рабиндры".


утверждал профессор С. К. Банерджи, — роман, написанный с большим поэтическим напряжением и на более поэтическую тему, чем, может быть, любой другой роман в истории мировой литературы"


это уникальная, потрясающая поэма в прозе, — и просто поразительно, что такое свидетельство молодости духа могло выйти из-под пера писателя, живущего восьмой десяток лет. Тагору удалось внутренне переродиться заново, так что творческий гений его сочетает богатое изобилие юного духа и глубину миропонимания подлинного ясновидца". Сюжет романа очень прост. Герой представляет собой образец ультрасовременного бенгальского интеллектуала, оксфордское образование которого развило в нем комплекс превосходства, создало манию оригинальности. Однако его агрессивному самодовольству нанесен сильный удар: он случайно встречает, а затем влюбляется в совершенно отличный от него продукт современного образ


"Мохуа", по названию пахучего индийского цветка, из которого делают местное хмельное вино. Поэт всю свою жизнь был влюблен в любовь, в любовь обезличенную. В одном из ранних стихотворений он писал: Она спросит: "Останутся ли жить твои песни?" И я отвечу: "Этого я не знаю, но знаю я, что часто в песне я обретал бессмертие".


Ныне не только в Шантиникетоне, который когда-то был клочком выжженной земли, а теперь стал миниатюрным городом-садом, — по всей Индии посадка деревьев, введенная Тагором, превратилась в народный праздник, в ее организации принимают участие центральное правительство я правительства штатов.


транное ощущение родства с землей: "Я чувствую, как будто смутные, далекие воспоминания возвращаются ко мне из тек времен, когда я был единым целым со всей остальной землей, когда на мне росла зеленая трава, на меня падали осенние листья, когда горячий аромат молодости исходил из каждой поры моего огромного, мягкого и зеленого тела при прикосновении ласковых солнечных лучей, и новая жизнь, светлая радость полусознательно испускалась и разливалась по свету из всей огромной глубины моего существа, безмолвно раскинувшегося под ясным голубым небом разными странами, морями и горами".


Один из самых плодовитых писателей в мире, Тагор был самым экономным в выборе тем. Он часто использовал одну и ту же тему в различных формах. Трудно сказать, почему так происходило: то ли из-за того, что ему трудно давалось придумывание новых сюжетов, то ли потому, что он, как хороший повар, любил подавать старые блюда под новым соусом, а может быть, его старые любимые герои, по мнению их создателя, заслуживали лучшей доли, чем он отвел им. e-reading.club


осле почти месячного отдыха в Женеве Тагор отправился в Москву по приглашению Советского правительства в сопровождении Омио Чоккроборти, Арьяма Вильямса, Шоумендроната Тагора (своего талантливого внучатого племянника) и мисс Марго Эйнштейн, дочери известного физика. К счастью, полные записи об этом визите сохранились в серии писем, написанных им домой, которые позднее были опубликованы под названием "Рашиар Читхи" ("Письма о России"). Эти письма свидетельствуют об одном из самых выдающихся качеств поэта: чем старше становился он годами, тем моложе был духом. К старости он стал намного менее консервативным и более терпимым, чем в свои зрелые годы. И, как ни странно это может прозвучать, в старости он выглядел более красивым, чем в молодые годы, — это подтверждается не только его фотографиями, но и свидетельствами современников, видевших его в том и другом возрасте. Он скорее созревал, чем старел. Как и Ганди, с годами он обнаружил, что правда выше любой религии, а человеческое благополучие важнее любой философии. Иначе вряд ли автор "Гитанджали" и великий выразитель духовного наследия Индии мог бы рассматривать свой визит в Советскую страну как паломничество. "Если бы я не приехал в Россию, — писал он, — паломничество моей жизни было бы неполным. Первая мысль, которая поразила меня еще до того, как я мог оценить хорошее и плохое, что здесь делается, была: какая невероятная смелость! То, что называется традицией, остается с человеком тысячами различных способов; ее многочисленные убежища, бессчетные двери охраняются легионом часовых; ее сокровища образуют горы, складываемые веками. Здесь, в России, все вывернули с корнем; в их умах нет ни страха, ни колебаний… Зов русской революции — это также зов всего мира. По крайней мере эта нация единственная из всех наций сегодняшнего мира думает об интересах всего человечества, считает их выше своих национальных интересов"


Истый поборник интернационализма, он завороженно следил, как поднимается занавес над сценой мировой истории. "Было бы непростительно, — писал он, — не взглянуть на величайший жертвенный костер в истории человечества". Когда-то его глубоко тронули слова одного корейского юноши, что "сила Кореи — это сила ее горя". То же великое чудо силы горя влекло его в Россию. Он слышал много противоречивых отзывов об этой стране, ему рассказывали о жестокой борьбе, которую пришлось выдержать большевикам ради упрочения власти. Многие друзья пытались отговорить его от этой поездки, расписывая ему картины трудностей: недостаток комфорта и привычных удобств, скудную пищу и грубые нравы; во всяком случае, утверждали они, Тагору удастся увидеть лишь показную сторону жизни страны. Но, писал Тагор, "…слова корейского юноши звенели в моих ушах. Про себя я думал: вот, в самом центре западной цивилизации, столь гордой мощью богатства, Россия провозгласила власть неимущих, полностью игнорируя угрозы и проклятия всего западного мира. Если я не поеду, чтобы увидеть это зрелище, кто поедет? Они силятся разрушить власть сильных и богатство богатых. Почему мы должны этого бояться? И зачем нам сердиться? У нас нет ни власти, ни богатства. Мы принадлежим к самому голодному, беспомощному и обездоленному классу в мире".


Этот поэт, на которого "высшие" английские критики клеили ярлыки "средневекового барда", оказался намного сильнее и мужественнее многих своих более молодых современников. Ганди, который отличался от него взгляда-Ми по стольким общественным вопросам, интуитивно понял его, когда описал Тагора как "великого стража" прав человека, как защитника права каждого индивидуума, белого, коричневого или черного, на полное развитие личности. Если любая общественная или политическая система, как бы ни была она священна и неприкосновенна, стоит на пути развития человека, он не колеблясь сказал бы: "Ёcrasez l`inlame"Зебра И поэтому, когда поэт отправился в Россию, он не мог не восторгаться великими достижениями революции в поднятии обездоленных до уровня, достойного человека. "Куда бы я ни посмотрел, — писал он, — я не вижу никого, кроме рабочих… Возникает вопрос: где так называемые благородные господа? Массы России не живут более в мрачной тени так называемых благородных господ. Те, кто был спрятан за занавесом, стали полноправными людьми. Я не могу не думать о крестьянах и рабочих моей страны. Кажется, будто бы волшебники из "Тысячи и одной ночи" поработали в России. Только десять лет назад массы здесь были безграмотны, беспомощны и голодны, как и у нас, так же слепо религиозны, так же глупо суеверны. В горе и в опасности они имели обыкновение просить защиты у своих святых в церквах, в страхе перед другим миром их ум был закрепощен священниками, а в страхе перед этим миром — правителями, заимодавцами и землевладельцами. Обязанностью бедняков было чистить те самые сапоги, которыми хозяева их пинали. Они не знали никаких перемен в образе жизни за тысячелетия. У них были те же самые старые телеги, те же старые прялки, те же старые масляные прессы. Любое предложение перемен вызывало их на мятеж. Как в случае с нашими тремястами миллионами соотечественников, призрак времени сидел на их спинах и закрывал им глаза руками. Кто мог быть более поражен, чем несчастный индиец, как я, увидевший, что за эти несколько лет они уничтожили гору невежества и беспомощности?" Он знал, он собственными глазами видел, что подавляющее большинство в его стране, как и во многих других странах, — это вьючные животные, у которых нет времени стать людьми. Они вырастают на отбросах общественного богатства, получая лишь самое малое количество еды, одежды, образования. Те, кто трудится больше всех, получают взамен самые жестокие унижения — они лишены почти всего, что делает жизнь ценной. Они, как говорил Тагор, будто фонарные столбы, держат лампы цивилизации на своих головах; все вокруг получают свет, тогда как их собственные спины закапаны потеками масла. Он часто думал о них, работал для них и чувствовал стыд за свой собственный, более счастливый жребий. Тагор вынужден признать, что нищета и неравенство были, по-видимому, неизбежными спутниками общественного прогресса. "Я думал про себя: это неизбежно, чтобы часть нашего общества находилась наверху, а если кто-то есть наверху, то кому-то надо оставаться внизу?.. Цивилизация начинается только тогда, когда человек расширяет свое видение за пределы простой борьбы за существование. Самые прекрасные плоды цивилизации выросли на полях праздности. Развитие культуры требует досуга".


Реальная помощь исходит из четкого чувства равенства. Как бы то ни было, я не смог удовлетворительно решить для себя эту сложную проблему. И все же я чувствовал стыд за себя, ибо я был вынужден прийти к выводу, что пирамида цивилизации могла быть построена лишь на подчинении и обесчеловечении преобладающего большинства в человеческом обществе — всех тружеников мира". Он не обращал внимания на очевидное отсутствие в России так называемых цивилизованных удобств, которые в преизбытке встречал в городах Европы и Америки. Наоборот, он даже радовался, что "…лоск роскоши совершенно отсутствует в Москве… То, что мне больше всего нравится в России, это полный отказ от этой безвкусной гордости богатством". Автора "Гитанджали" вовсе не шокировал даже открыто атеистический характер Советского государства.


В течение многих веков, — замечал он, — старая философия теологии и старая философия политики подавляли дух русских людей и даже, быть может, саму их жизнь. Советские революционеры ныне истребили эти два зла до самых корней. Мое сердце радостно бьется при виде этой столь безболезненно раскрепощенной нации, достигшей такого великого освобождения и в такое короткое время. Ибо религия, разрушающая свободу мысли человека путем удержания его в невежестве, является худшим врагом, чем самый плохой из монархов… Пусть богословы из других стран осуждают Советскую Россию как им угодно; я не могу осуждать ее и не осуждаю. Атеизм гораздо лучше, чем суеверие в религии и тирания царя, которые были тяжелыми камнями на груди России". И далее он говорит, что в действительности он только в Советской России полностью понял смысл великого призыва "Упанишад" — "не домогайся". e-reading.club


Русский эксперимент произвел на поэта глубокое впечатление. Зрелище целой нации, пробудившейся из состояния оцепенения и пытающейся заново перестроит свою жизнь, представлялось поистине величественным.


ндия, несмотря на всю ее уникальность, — часть человечества, и, как любая другая часть, она должна идти в ногу со всеми. Дух века — лучший гид, нежели призрак прошлого. Любовь к правде и уважение к жизни стали для Тагора истинной религией Человека.


Нечто от древнего идеализма Востока влилось в нашу кровь с вином и музыкой Ваших стихов, благодаря примеру и величию Вашей жизни".


"Рабиндра Джайанти", или Праздник Тагора


гималайских кедр


Грозовые тучи в небе Европы и на Дальнем Востоке, использование авиации в военных целях вызвали в поэте тревогу. В стихотворении "Человек-птица" он пишет о самолете как о посланце войны, захватившем пространство, предоставленное ранее одним птицам. …услышь мольбы смятенной земли, — Сделай так, чтоб леса и птиц голоса Свой прежний смысл обрели.


Махатма Ганди и его жена Кастурбай


В настроении, проникнутом смирением, какое могут ощущать только истинно великие люди, он обращается к поэту нового времени, который достигнет того, чего он сам не смог достигнуть, расширит границы человеческого сочувствия и взаимопонимания.


гимн из "Регведы": Солнце первого дня творенья Вопрошало первое существо — Кто ты? Ответа не последовало. Год за годом миновали, Последнее Солнце последнего дня Произносит последний вопрос На западном берегу, В безмолвный вечер — Кто ты? Но не получает ответа.


Тагор говорит об истине, которая находится за пределами веры и сомнения или включает в себя и сомнение и веру. Он сказал, что не знает ключа к великой тайне жизни и вселенной. Но этого не знает никто


золотой век в индийской истории. e-reading.club


французский ученый Сильвэн Леви, первый профессор, приглашенный для чтения курса лекций в Вишвабхарати. 23 декабря 1921 года состоялось официальное открытие Вишвабхарати. Тагор принес в дар университету авторское право на доходы со всех своих книг на бенгальском языке. e-reading.club


тысячи фабричных рабочих в Кобе проводят две трети обеденного перерыва, гуляя по прекрасному саду и любуясь красотами природы, а затем снова встают к своим станкам". Как прямой результат этого призыва, три известных китайских преподавателя поехали с нами в Японию и по возвращении устроили в Пекине выставку древнего и современного искусства и ремесла, экспонаты которой подарили им наши японские друзья".


Сердце поэта все еще остается молодым, и никакое одеяние пророка не в состоянии скрыть под собой влюбленного человека.


Сколь же велики были эти слова, из которых только поэт может построить непрочный мост между неощутимой реальностью поэзии и ощутимой нереальностью нашей прозаичной повседневной жизни!


*******



Я мира лик озаренный созерцал, не смыкая глаз,
Совершенству его дивясь.
Дыханье Лакшми из сада, где Вечная Красота,
Овевало мои уста.
Вселенной радость щедрую и вздохи ее скорбей
Я выразил флейтой моей.


(«Конец года», 1932)
******


Ты знаешь, брат, где рай?..
.
Рай воплощен в моем горячем теле,
В моей печали, в нежности, в веселье
В моей любви,
В моем стыде, в моем труде, в бушующей крови,
В волнах моих смертей, моих рождений,
В игре всех красок, всех цветов, в оттенках, в свете, в тени.
Он влился в песнь мою…


(«Рай»)


***
Мне почудилось, будто я слышу звуки песни. Чтобы понять, как сладостно звучит бенгальский язык в устах бенгальской девушки, нужно, как сейчас, забыть о времени и пространстве.


Но услышанный мною голос был каким-то особенным. Ничего подобного я никогда не слыхал!


По-моему, голос в человеке самое главное. По голосу вернее, чем по лицу, можно судить о душе. Я быстро открыл окно, взглянул, но никого не увидел. На темной платформе дежурный махнул фонарем, и поезд тронулся. Я так и остался у окна.


Я не знал, хороша ли собой та девушка, но сердцем чувствовал красоту ее души. Она как эта звездная ночь, окутавшая весь мир и в то же время недосягаемая. О голос незнакомки, в одно мгновение ты овладел моей душой. Ты чудо! Ты словно цветок, появившийся из самых недр нашего бурного времени, и никакие ураганы не заставят тебя задрожать, не отнимут твоей нежности.


В стуке колес я слышал песню. «Есть место, есть место», — звучало, как припев. Что есть? Какое место? Нет никакого места! Никто никого не знает! Или незнание лишь туман, иллюзия? И если разорвать его путы, знакомство станет бесконечным. Неужели еще вчера я не знал о существовании сердца, чьей непередаваемой красотой полон ты, о чарующий голос:


«Есть место», — как эхо, в душе отдалось.
Сдержать не могу закипающих слез.
Спешу, тороплюсь на призыв.


Я провел беспокойную ночь: на каждой станции выглядывал в окно, — боялся, что незнакомка сойдет и я не увижу ее.


На следующий день нам предстояло пересесть в другой поезд. Мы надеялись, что в вагоне первого класса будет немного народу. Но оказалось, что этот же поезд ждут солдаты с большим багажом. Какой-то генерал отправлялся в путешествие. О первом классе нечего было и мечтать. Положение осложнялось тем, что со мною была мать. Все вагоны были набиты битком. Мы ходили от двери к двери, но вдруг какая-то девушка из вагона второго класса крикнула:


— Садитесь к нам, есть место…


Я вздрогнул. Это был тот чудесный голос, тот же припев: «Есть место». Не мешкая ни секунды, мы с матерью влезли в вагон. Я даже не успел внести вещи. Такого беспомощного человека, как я, не сыщешь во всем мире! Но незнакомка не растерялась, она выхватила наш багаж из рук носильщика и втащила его в уже тронувшийся поезд. Правда, мой фотоаппарат так и остался на станции, но я о нем нисколько не жалею. Право, не знаю, как описать все, что произошло потом. В душе моей на всю жизнь запечатлелась картина того счастливого дня. Но с чего начать и чем кончить? Мне не хотелось бы рассказывать все по кусочкам. Наконец я увидел девушку, чей голос так меня поразил. Я взглянул на мать — она дремала. Незнакомке было лет шестнадцать, семнадцать. Держалась девушка очень непринужденно. Она вся будто светилась каким-то внутренним мягким светом, и в ней не было никакой скованности.


Это все, что я сохранил в памяти. Не помню, какого цвета было на ней сари. Ее одежда и украшения не бросались в глаза и не могли затмить ее безупречной красоты. Девушка была подобна нежной, едва распустившейся туберозе, своей красотой затмившей куст.


С девушкой ехали три маленькие девочки. Она без умолку болтала и смеялась с ними. Я держал в руках книгу, но не читал, а прислушивался к их разговору. То была милая детская болтовня. И что самое удивительное — с этими малышками взрослая девушка будто сама стала маленькой. У девушки было несколько книжек с картинками. Дети упросили ее почитать рассказ, который им особенно нравился. Они слушали его не раз. Но я понимал их настойчивость. Голос незнакомки, будто прикосновение волшебной палочки, придавал каждому слову какой-то особый смысл. Да и все, к чему она прикасалась, оживало. И дети невольно поддались ее очарованию. Свет ее озарил и меня, и солнце моей жизни засияло ярче. Для меня незнакомка стала олицетворением бескрайнего неба и вечной неутомимой жизни.


На одной из станций девушка купила жареной чечевицы и вместе со своими маленькими спутницами, не смущаясь, принялась ее есть. Я очень стеснителен по природе и не смог попросить у девушки горсть чечевицы! Почему я не протянул руку и не признался в своем желании? Я очень раскаивался в своей робости.


В душе моей матери боролись противоречивые чувства. Ей не нравилось, что девушка без всякого стеснения ест при мужчине жареную чечевицу. Но в то же время что-то мешало ей осудить незнакомку. Наконец мать пришла к выводу, что девушка дурно воспитана. Ей очень хотелось заговорить со странной спутницей, но она не могла преодолеть своей привычки сторониться чужих людей.


В это время поезд подошел к станции. Здесь его ожидала большая группа лиц, которые должны были сопровождать генерала. Мест не было. И все эти люди столпились у нашего вагона. Моя мать замерла от страха, я тоже встревожился.


За несколько минут до отхода поезда дежурный по станции прикрепил карточки с написанными на них именами в изголовье наших полок.


— Эти места заказаны, — сказал он мне. — Вам придется перейти в другой вагон.


Я вскочил с излишней торопливостью.


— Мы не уйдем отсюда, — сказала на хинди незнакомка.


— Придется, — серьезно ответил дежурный, не удостоив вниманием взволнованную девушку, и позвал начальника станции — англичанина.


— Я очень сожалею, но… — обратился тот ко мне.


Я стал звать носильщика. Но незнакомка вскочила со своего места, глаза ее пылали от гнева.


— Вы останетесь! — негодующе воскликнула она. Затем обратилась по-английски к начальнику станции:


— Это неправда, места не заказаны!


Она сорвала карточки и, изорвав их, бросила на платформу.


В это время к нашему вагону подошел английский генерал. Он дал знак вестовому внести его багаж, но, заметив гневное лицо нашей спутницы и услышав ее слова, отозвал начальника станции в сторону. О чем они говорили, не знаю. Но поезд был задержан: к нему прицепили еще один вагон. Девушка и дети снова принялись за жареную чечевицу, а я, сгорая от стыда, смотрел в окно.


Наконец поезд прибыл в Канпур. Девушка собрала вещи. Ее и детей встретил слуга, говоривший на хинди. Тогда моя мать не выдержала.


— Скажите мне ваше имя, — попросила она.


— Колени, — ответила девушка.


Мы с матерью вздрогнули.


— А ваш отец…


— Он врач, его зовут Шомбхунатх Сен. — Девушка вышла из вагона.


***


Читать онлайн - Тагор Рабиндранат. Стихотворения ...
https://e-libra.ru › read › 507031-stihotvoreniya-rasskazy-gora
Когда в 1912 году в Англии вышла небольшая книжка стихов Тагора ... Юный Рабиндранат учился дома, и, возможно, решающую роль в его судьбе .... Тагор писал:
«Я был в Аллахабаде… жил там очень спокойно, а вечера проводил, сидя на террасе. ...... Ругать ее тебе — ничтожный — не пристало!» * * *



Другие статьи в литературном дневнике: