Правда и только правда Константина СимоноваПравда и только правда Константина Симонова Правда и только правда Константина Симонова
28 ноября – 100 лет со дня рождения великого писателя, поэта, журналиста Михаил Захарчук 27.11.2015 Правда Константина Симонова «Жди меня, и я вернусь, // Всем смертям назло»… Даже если бы Константин Симонов не написал ничего более, кроме этого стиха, – его имя осталось бы в отечественной поэзии навечно. По счастью, Константин Михайлович одарил нас ещё многими романами, пьесами, киносценариями, поэтическими сборниками, публицистикой высочайшего психологического и нравственного накала. Но главное – Симонов изучил, описал войну, как высшее и трагическое испытание человека. Просто потому, что она ему досталась не одна. Константин Михайлович участвовал в боях на Халхин-Голе. Великую Отечественную прошёл от звонка до звонка, побывав на всех её фронтах. С нашими солдатами протопал по землям Румынии, Болгарии, Югославии, Польши и Германии. Был свидетелем последних боёв за Берлин. В послевоенные годы он побывал в воюющих Китае, Корее, Вьетнаме. В мире мало найдётся журналистов, писателей, которые могли бы «похвастаться» хотя бы половиной увиденного на войне и описанного Симоновым. Общественный деятель, Герой Социалистического Труда, заместитель генерального секретаря Союза писателей СССР, член ВКП(б) с 1942 года Симонов имел шесть заслуженных Сталинских премий и Ленинскую – никем не побитый рекорд среди его собратьев по перу. Наконец, и в общественной жизни Константин Михайлович сделал куда как больше любого своего именитого коллеги. Перечисляю навскидку лишь некоторые заслуги писателя, потому как на их подробное изложение не хватило бы газетного места. Так вот, мы должны быть благодарны Симонову за то, что читаем романы Ильфа и Петрова, за то, что вышли в свет «Мастер и Маргарита» Булгакова, «По ком звонит колокол» Хемингуэйя. Он добился полного перевода пьес Артура Миллера и Юджина О’Нила. Мой старший товарищ Вячеслав Кондратьев утверждал: «Если бы не «железная» протекция Симонова, моего «Сашку» никогда бы не напечатали. «Генералы и полковники» от литературы полагали её во сто крат вреднее, чем «Жизнь и судьба» Гроссмана». В активе Константина Михайловича – «пробивание через партгосноменклатуру» многих спектаклей «Современника». Театр на Таганке стал широко известен во многом благодаря его статье «Стая молодых набирает высоту» в «Правде». Первая посмертная выставка Татлина, восстановление выставки «ХХ лет работы» Маяковского, участие в кинематографической судьбе Алексея Германа и десятков других кинематографистов, художников, литераторов – это тоже личная заслуга писателя. Самый большой на сегодняшний день писательский архив Симонова, хранящийся в ЦГАЛИ, состоит из десятков томов каждодневных усилий Константина Михайловича по оказанию помощи собратьям-писателям, фронтовикам, просто согражданам. Там – многие тысячи его писем, записок, заявлений, ходатайств, просьб, рекомендаций, отзывов, разборов и советов, предисловий, торящих дорогу «непробиваемым» книгам и публикациям. А на телевидении хранится симоновский видеоархив – беседы с рядовыми, сержантами и старшинами Великой Отечественной войны. И при этом, заметьте: Константин Михайлович – единственный советский писатель, который отвечал на каждое (!) письмо. А ему писали тысячи и тысячи людей. Кроме всего прочего, Симонов был в разное время главным редактором журнала «Новый мир» и главным редактором «Литературной газеты». Он также избирался депутатом Верховного Совета СССР двух созывов; кандидатом и членом ЦК КПСС был в течение более двух десятков лет. И на каждом номенклатурном или выборном высоком посту демонстрировал исключительную мудрость и выдержанность. Константин Михайлович многим помогал собственным заступничеством, которое котировалось повыше, нежели у отдельных членов Политбюро ЦК КПСС. Горжусь несказанно тем, что, обучаясь в Военно-политической академии имени В.И. Ленина, принимал активное участие в организации встречи с писателем. Вместе с преподавателем полковником Тимофеем Ужеговым я заготовил несколько десятков вопросов писателю (он на том настаивал); сам выступил на встрече; а к концу мероприятия предъявил Константину Михайловичу 33 страницы отчёта. Симонов назвал мою журналистскую прыть «сверхоперативностью», подивившись, как и когда я сумел записать и отпечатать текст на машинке, если всё время сидел в зале. Однако извинился: «Ей-богу, сил уже нет читать – устал. Но если у вас завтра найдется пару часов свободного времени, то мы могли бы встретиться в первой половине дня у меня дома». Несложно понять те чувства, с которыми я на следующий день мчался на квартиру писателя, расположенную в доме на улице Черняховского. Встретил меня секретарь Л. Лазарев. Сказал, что Константин Михайлович остался доволен общением с военными журналистами. И мой материал уже прочитан, выправлен. Тут, закончив телефонный разговор, из соседней комнаты вышел одетый в теплый темный свитер сам Симонов. Крепко пожал руку. Потом очень подробно рассказал о сути своих основательных замечаний и поправок. Несколько раз возвращался к прошедшей встрече, затрагивал сопредельные с ней темы. Похвалил мое выступление и выступление коллеги Сергея Левицкого. И вообще, в продолжение всего нашего разговора сделал всё, чтобы я ни на минуту не почувствовал, что передо мной, ужасно волнующимся старшим лейтенантом – живой классик. На прощание я попросил Симонова подписать еще несколько книг для трёх девчат-стенографисток, которые печатали мне материал. На том и расстались. Из того разговора с Константином Симоновым: …При всех сложностях корреспондентской жизни, труд этот вовсе не самый тяжелый на войне. Строевому командиру, политработнику на передовой и солдату всех родов войск, в первую очередь, конечно, пехоты в той войне досталось куда больше. В памяти его, может быть, не все закрепилось, как у меня, в моей профессиональной памяти журналиста. Может быть, у него не записано того, что записано у меня. Но у него в сердце отложилось многое такое, до чего я, может быть, не дотянулся, потому что некоторые вещи не пережил с той силой, с которой тот или иной человек их пережил в годы войны. Понимаете, в чем дело? Война ведь была такая огромная и такая всенародная. Сколько людей в ней участвовало! К миллионам погибших добавим количество всех участников, свяжем это количество людей, которые были в личных связях с этими участниками войны, ждали их, писали им, получали от них письма, присовокупим еще десятки миллионов людей, которые пережили войну, как тревогу за самого близкого себе человека. Так ведь? А тревога другого рода – общественная? Такая тревога, которая существовала повсюду в стране далеко от фронта. Как накормить эту огромную армию, например? Я жизнь построил как-то так, что не очень много встречаюсь с писателями, не очень усердно занимаюсь литературными делами. Лишь в той мере, в какой это необходимо. Но встречи и разговоры с людьми, которые прошли войну, стали для меня необходимостью. Я так думаю, что сейчас войну знаю лучше, чем в тот день, когда она закончилась. Может, у меня где-то исчезла острота памяти, но ей помогает записанное. Я постоянно пополняю свою память памятью других людей, закрепленной в сотнях и тысячах архивных документов. Я делал со своими товарищами-кинематографистами фильмы «Если дорог тебе твой дом», «Шел солдат», несколько телевизионных работ – «Солдатские мемуары». За этими фильмами, за этой работой стоят разговоры с десятками, сотнями людей. Разговоры не «на тычке», как говорили на фронте, а обстоятельные, серьезные. В общем, когда мы сдадим все нами заснятые киноматериалы, – наберется 100 тысяч метров с рассказами солдат о войне. Одни говорят лучше, другие хуже. Но мне, например, интересно. И потом, представьте себе: пройдет еще немного времени, не станет людей, которые смогут рассказать живым голосом о войне, как это было. Но художник, журналист, писатель, актер, режиссер смогут взять с полок архивохранилищ эти немудрящие ленты и послушать, как сами солдаты – разведчики, танкисты, артиллеристы – рассказывают о войне. Понимаете? Ведь это же очень интересно! И потом, война, к несчастью, еще не перестала быть методом разрешения споров. Локальные войны не становятся менее жестокими от того, что к ним применяется эпитет "локальная". Эпитет этот верно определяет их характер, но в то же время локальная война – все равно война! И, наконец, мы живем в мире, в котором еще не исчезла опасность новой мировой войны, и мы не вправе еще твердо сказать, что Вторая мировая война была последней. Мне думается, что, говоря правду о минувшей войне, я вкладываю какую-то свою, пусть крохотную долю в усилия человечества, чтобы Вторая мировая действительно была последней войной. …Дневник – это проявление воли и это часть воспитания характера. Я – их сторонник. Если я с чем-то столкнулся очень существенным, пусть и совершенно не имеющим, казалось бы, отношения к тому, чем я сейчас занимаюсь, как литератор, я через силу, но записываю свои впечатления, наблюдения. Стараюсь сделать это в тот же день или, в крайнем случае, на следующий день записать все коротко – так, чтобы не вылетело из памяти. Хотя художественных дневников, где бы записывались разные выражения, слова, как это делают некоторые мои собратья по перу, я не веду. Не знаю, может быть, это мой недостаток, но меня это никогда не интересовало. Мне кажется, если уж услышишь настоящее народное выражение, так уж оно врубится в твою память без дневника. Однажды я спросил артиллериста, как он оценивает свое 45-миллиметровое орудие. Он ответил: «Ну, какое наше орудие? Известно: ствол длинный – жизнь короткая». Что же мне это бежать, записывать. Да я сколько буду жить – не забуду этого, потому что сам такое не придумал бы никогда. Есть упреки по поводу некоторой перегруженности фактами моих дневников. Может быть, в этом замечании есть свой резон, потому что тут очень трудно самому измерить. Действительно, бывает: тебе кажется интересным, а другим оказывается не таким интересным. Но у тебя такой пафос. …Насчет терминологии я бы сказал так: ее определяет больше всего дневник того времени. Ну, какая была терминология, такая она и есть. Я же ее не менял. Говорили «война священная»? Говорили, святая правда. И пели, и плакали, когда пели. А где-нибудь под Ржевом говорили – «мясорубка»? Говорили. «Ни шагу назад!» – говорили? Говорили, с убеждением. Говорили слово «драп»? Говорили. Это мы не сейчас придумали – в 41-м. Говорили даже: «драп 41-го», «драп 42-го года»…. Ну что же теперь поделать с этой терминологией? Не немцы в Москву пришли, а мы в Берлин в итоге, при всех извивах терминологии. Ну вот – это есть факт. Нет, у меня не было зоологической ненависти к каждому немцу. Не думал я никогда, что каждый из них – негодяй, мерзавец. Но у меня было ощущение ненависти к той силе, к тем захватчикам. У меня не было желания нанести и оскорбления немцам на национальной почве. Но я написал: сколько раз встретишь, столько раз убей его, раз он пришел. В стихотворении есть такое: он хочет, его вина, так хотел он, его вина. Пусть горит его дом, а не твой! Вот смысл в чем! Он хотел, он! Ну, пусть гибнет, другого выхода нет. Не он – тебя, так ты – его. А факты неоправданной жестокости к пленным, с которыми иногда сталкивался, я не принимал. Хотя никогда не стеснялся стихов «Убей его». И когда мне на одном вечере сказали, что не надо бы читать эти стихи. Здесь, мол, много демократических немцев, я ответил: если они демократические немцы – поймут, а если не поймут – значит, они не демократические. Сторонники мира сперва снимали у меня в двух изданиях это стихотворение. Но в третьем, я сам, как сторонник мира, не дал этого сделать. В двух книгах меня удалось преодолеть, а дальше не пошло. Вот так. …Как я стал журналистом? Да просто очень. Работал я, и учился в вечернем литературном университете. Последних два курса он стал дневной. Я бросил работу токаря и механика. Зубы несколько пришлось положить на полку. И я начал прирабатывать тем, что писал, в особенности, на последнем курсе литинститута, статьи в «Литературную газету». Если вы заглянете в 38-й год, там в комплекте можно обнаружить ряд моих статей на литературные темы, главным образом, на темы поэзии. Не могу сказать, что они были сильно квалифицированно написанные. Зато довольно занозисто по молодости моих лет. Вот так я приобрел первый журналистский опыт. Потом продолжал учиться, хотел кончить аспирантуру. Когда попал на Халхин-Гол, думал, что там стану журналистом. Но прибыл я туда довольно поздно, к концу событий. Давид Ортенберг, бывший тогда редактор газеты «Героическая красноармейская», имел предостаточно способных писателей-прозаиков. Поэтому он меня засадил за стихи. Не скажу, что это был лучший мой журналистский опыт. Его я приобрел потом, в «Красноармейской правде», в «Известиях», в «Красной звезде» уже в первый год войны. И отказался от стихотворных рассказов. Видимо, навсегда. Это не мой жанр. Единственное, что врубилось в память – это «Сын артиллериста». Его я написал за день, одним махом. В основе лежит подлинная история. Так что это в какой-то мере тоже журналистская работа. Подвиг всегда привлекателен. Но я не искатель подвигов в современной жизни. Так же, как не был искателем подвигов, когда писал о войне. На войне происходит многое, в том числе и подвиги, рождающиеся среди повседневного труда войны. Они – часть этого труда, сродни подвигу. Так я подхожу к этому, когда пишу о войне. Так, очевидно, рассматривал бы это, если бы писал о мирной жизни. На мой взгляд, нельзя вынимать подвиг из жизни, как рыбу из воды. Вытащишь рыбу, чтобы лучше разглядеть, а она уснет. Надо рассматривать подвиг там, внутри, в живой воде жизни. …Если говорить о той общественной деятельности, которой я занимаюсь и которая непосредственно связана с моей писательской работой и с моим личным жизненным опытом, то я сделал для себя окончательный выбор. Я решил – до конца своей жизни положить все оставшиеся у меня силы на то, чтобы, во-первых, в меру своего понимания, писать и говорить правду о войне; во-вторых, на то, чтобы, опять-таки в меру своих сил и понимания, мешать тому, чтобы о ней говорили и писали неправду; в-третьих, стремиться к тому, чтобы роль рядового участника войны, вынесшего на своем горбу ее основную тяжесть, предстала перед последующими поколениями и во всем ее подлинном трагизме, и во всем ее подлинном героизме. И, наконец, в-четвертых, я считаю своим личным долгом во всех случаях, когда я сталкиваюсь с несправедливостью, совершенной сейчас или раньше по отношению к тем или иным участникам войны, сделать все, что от меня зависит, чтобы, прибегая к помощи других людей, исправить её. Михаил Захарчук – полковник в отставке Константин Симонов Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет. Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое вино На помин души... Жди. И с ними заодно Выпить не спеши. Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: — Повезло. Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой, — Просто ты умела ждать, Как никто другой. Константин СИМОНОВ По русскому городу ходят веселые рослые парни в кожаных, проеденных морской солью пальто, в толстых бархатных морских куртках, с пестрыми шарфами, небрежно повязанными на загорелых шеях.
«Дамаск – глаз Востока». «Кто сохранит жизнь одному человеку, тот словно сохранит жизнь всем людям» (сура Корана «Трапеза», 32 аят). “Наши враги назвали события в Сирии революцией. Однако, после того как сирийский народ воспротивился навязыванию ему чужой воли, они посредством широкомасштабной информационной кампании, поддержки, переправки и вооружения террористов, решили запугать сирийцев, совершая против сирийцев свои кровавые преступления. “Мы протянули руку всем, у кого есть программа продвижения Сирии по пути прогресса и процветания. Однако сегодня с кем мы должны вести диалог? С экстремистами, которые понимают лишь язык убийств и террора, или с бандитами, получающими указания извне? Лучше говорить с основными игроками, а не с их марионетками. С господином, а не с его рабами. Тот, кто, забывая об этом, говорит о политическом решении, либо невежа, либо трус, подающий свою Родину и её граждан как лакомый кусок на стол преступников, террористов и тех, кто за ними стоит”. "Я из народа и всегда буду с народом. Посты временны, а Родина вечна". «"ИГ" - реальная опасность! В целом ситуация достаточно серьезная, и она несомненно требует сплочения государств, в первую очередь постоянных членов Совета Безопасности ООН, в борьбе с группировкой "ИГ". «Террористическая организация, так называемое «ИГ», взяла под контроль огромные территории. Как это ей удалось? Только вдумайтесь: в случае захвата Дамаска или Багдада террористические банды могли получить статус практически официальной власти, был бы создан плацдарм для глобальной экспансии. Кто нибудь думает об этом или нет? Всему международному сообществу пора наконец понять, с чем мы имеем дело. По сути, с врагом цивилизации, человечества и мировой культуры, который несёт идеологию ненависти и варварства, попирает мораль, ценности мировых религий, в том числе и ислама, компрометируя его». «Мы хорошо понимаем, что боевики, которые воюют на Ближнем Востоке, представляют угрозу для всех, в том числе для нас, для России. В нашей стране знают, что такое террористическая агрессия, знают, что творили бандиты на Северном Кавказе. Мы помним кровавые террористические акты в Будённовске, в Москве, в Беслане, в Волгограде, в других городах России. Россия всегда боролась с терроризмом во всех его проявлениях, последовательно выступала за реальное объединение усилий мирового сообщества в противостоянии этому злу. Именно этим было продиктовано наше предложение по созданию широкой антитеррористической коалиции, которое прозвучало недавно в моём выступлении в Организации Объединённых Наций. «Проект "ИГИЛ" в первую очередь направлен против мусульман". «В настоящее время международное сообщество столкнулось с новым геополитическим вызовом — бандитским интернационалом в лице так называемого „ИГ“. Этот проект, выросший из пресловутой „арабской весны“, набрал силу благодаря двойственной политике отдельных мировых и региональных держав, которые с помощью „террористического тарана“ попытались решить свои стратегические задача в Азии и Африке». «Если мы будем в целом оценивать способы развития терроризма в регионе за последние более чем два десятка лет, то придём к выводу о том, что терроризм развивался скачкообразно в том смысле, что, начавшись с партизанской борьбы в горах Афганистана, сегодня он распространился на многие страны. В его распоряжении находятся различные территории и много оружия. У одного только ИГИЛ имеется около 30 миллиардов долларов. У них есть нефть для пополнения финансовых резервов, и многое они получают от других стран. Поэтому борьба с этим течением не может расцениваться как тактическое и временное мероприятие. Нам потребуется длительная организационная работа для создания безопасности в регионе. В этих рамках мы нуждаемся в долговременных стратегических связях, которые должны включать различные аспекты: культурные, политические, экономические и вопросы безопасности, – для того, чтобы ответственные страны на долгое время почувствовали доверие друг к другу и начали углублять это доверие». «Сирия, на наш взгляд - уникальная страна, настоящая «машина времени». Возможно, нет другого места на Земле, где многочисленные памятники цивилизаций собрались бы на столь компактной территории. В течение нескольких часов здесь можно побываать сначала в III тысячелении до н.э., оттуда перенестись в Римскую империю, затем в Византию, арабский халифат, ощутить атмосферу крестовых походов и Осамнской империи… Вы обнаружите немало ссылок на Библию. Это неудивительно, ведь территория Сирии составляет часть тех земель, где разворачивались события Ветхого и Нового заветов». «Сирия останется под защитой Аллаха и в безопасности, как описано Посланником Аллаха, да благословит его Аллах!» (Отрывок из книги Н.Сологубовского «Сирийское противостояние») Сайты Н.Сологубовского, где публикуются его книги, статьи, комментарии, обзоры, а также размещаются его фильмы и фотографии: Будут ли США бомбить турок? http://maxpark.com/community/politic/content/4844381 Проливы. Какой еще удар нанесет Турция? В Макспарке пользователь Михаил Маркин ответил на мой комментарий к статье «Эрдоган, ублюдок, который наносит смертельный удар в спину» А вот мой ответ: Николай Рерих. СТОЙКОСТЬ! СТОЙКОСТЬ и СТОЙКИЙ ЧЕЛОВЕК Встает передо мной нечто незабываемое из моей первой выставки в Америке. В одном из больших городов местный богач и любитель искусства приветствовал меня большим, парадным обедом. Все было и обширно, и роскошно, присутствовали лучшие люди города. Как всегда, говорились речи. Хозяин и хозяйка, оба уже седые, радушно и сердечно беседовали с гостями. Во всем была полная чаша, и хозяйка обратила мое внимание, что все комнаты убраны в синих и лиловых цветах, и добавила: «Именно эти тона я так люблю в Ваших картинах». После обеда одна из присутствовавших дам сказала мне: «Это очень замечательный прием, – и пояснила, – Вероятно, это последний обед в этом доме». Я посмотрел на мою собеседницу с изумлением, а она, понизив голос, пояснила: «Разве Вы не знаете, что хозяин совершенно разорен и не дальше, как вчера, потерял последние три миллиона». Естественно я ужаснулся. Собеседница же добавила: «Конечно, это тяжело ему, особенно принимая во внимание годы. Ведь ему уже семьдесят четыре». Такое несоответствие услышанного со всею видимостью, а главное, с видимым спокойствием хозяев, было поразительным. С тех пор я стал интересоваться особенно их судьбою. Оказалось, через три месяца после этого обеда они уже жили в своем гараже. Казалось бы, все было потеряно, а через три года этот же деятель был опять в миллионах и жил в прежнем своем доме-дворце. Когда я говорил его знакомым о моем удивлении, почему многочисленные друзья и, наконец, город, которому он пожертвовал так много, не помогли ему, мне сказали: «Во-первых, он не принял бы помощи, а во-вторых, такие бури жизни ему не впервые». Этот последний разговор происходил в большом клубе, где в спокойных креслах около окон сидело много почтенных людей, читая газеты и беседуя. Мой собеседник, указывая на них, сказал: «Все это миллионеры. Спросите их, сколько раз каждый из них переставал быть миллионером и вновь им делался. Вряд ли догадаешься, кто из них в настоящее время на вершине волны, а кто близок к краху». А члены клуба продолжали спокойно читать и весело беседовать, как будто бы никогда никакие житейские бури не проносились над ними. Я спросил моего приятеля, как он объясняет себе это явление? Он пожал плечами и ответил одним словом: «Стойкость». Действительно, это понятие стойкости должно быть отмечено среди других основ, нужных в жизни. Мужество – одно, доброжелательство и дружелюбие – другое. Трудолюбие – третье. Неустанность и неисчерпаемость – четвертое. Энтузиазм и оптимизм – пятое. Но среди всех этих основ и многих других, так нужных, привходящих светлых утверждений, стойкость будет оставаться, как нечто отдельное, незаменимое и дающее крепкое основание преуспеянию. Стойкость вытекает из большого равновесия. Это равновесие не будет ни холодным расчетом, ни презрением к окружающему, ни самомнением, ни себялюбием. Стойкость всегда будет иметь некоторое отношение к понятию ответственности и долга. Стойкость не увлечется, не поскользнется, не зашатается. В тех, кто шел твердо до последнего часа, всегда была… стойкость. В наши дни смущений, многих разочарований, узких недоверий должно быть особенно благословенно основное качество стойкости. Когда люди так легко впадают в самую непристойную панику, именно стойкий человек внесет здравые понимания и удержит многих от ужаса падения в хаос. Когда люди сами себя стараются убедить во всевозможных древних небывальщинах, именно стойкий человек поймет в сердце своем, где есть безопасный выход. Когда люди впадают в такое безумие, что даже краткий шквал им уже кажется нескончаемой бурей, именно стойкость напомнит и о соизмеримости. Может быть, скажут, что стойкость есть не что иное, как благоразумие. Но будет вернее сказать, что из благоразумия порождается также и стойкость. Ведь в понятии стойкости уже есть совершенно реальное выражение. Стойкость нужна именно здесь, на земном плане, где так много обстоятельств, от которых нужно устоять. Потому-то так полезно среди множества понятий благоволения, сотрудничества и преуспеяния усмотреть смысл и ценность стойкости. Недаром люди с особенным уважением всегда подчеркивают, как стойко человек выдерживал то или иное нападение, напряжение или неожиданные удары. Подчеркивается в таких случаях и зоркость, и находчивость, но всегда будет отмечена и стойкость, как нечто положительное, прочно стоящее на чем-то осознанном. Как пример стойкости и выдержки, вспоминается одна быль из Сан-Франциско. Произошло нечто любопытное, хотя и очень обычное. У всех его друзей нашелся достаточный предлог, чтобы отказаться или уклониться от этой просьбы. Мало того, в обществе сразу пробежало отчуждение и холодное отношение к нему. Тогда иностранец поехал к некоему человеку, который с самого начала относился к нему довольно холодно. Объяснил ему дело и просил десять тысяч. На этот раз была вынута немедленно чековая книжка и написана сумма. На следующий день иностранец вновь приезжает к тому же лицу. Тот спрашивает: … Д-р Дж. Л. помнит эту историю. Воображение есть не что иное, как припоминание. Николай Константинович Рерих |
