Юлия Ли-Тутолмина Молот ГрафомановМолот Графоманов Юлия Ли-Тутолмина
Должно быть, и Вы, мой друг, замечали странное явление – в себе и в иных окружающих – безудержную страсть открыть блокнот, схватить ручку и, отдавшись сладостному порыву написать несколько строчек о чувствах, что взволновали Вас в сию секунду, запечатлеть мысль, явившуюся внезапно. Причин множество, иначе нас не было так много ни здесь, ни на иных литературных ресурсах. О, ведь это прекрасно, когда есть желание остановить мгновение и, взяв его хрупкое существо в ладони, впустить на белый лист бумаги. Тотчас пустое пространство заполняется смыслом, пусть и значащим единственно лишь для Вас, но некогда так на пустом месте родилась наша земля, страна, родной город и мы сами. Человек, взяв в руки перо, вступил на путь совершенства, ибо с той минуты, как он написал первое слово, оно станет для него самым дорогим предметом существования. Но увы, все не было бы так прекрасно, если бы этот трепетный порыв не нарекли однажды – графоманством. Графоман, своего рода литературный еретик, преследуется всюду, всюду подвержен гонениям и жестоким нападкам. Со стороны кого? Боюсь, что со стороны нас же самих. Частыми становятся строки в отзывах: «Да он графоман-графоманом, а ему еще премию дали!» (не будем говорить о ком, и кто писал), или таким образом: «У вас и имя графоманское, и сами вы графоман!», и вот еще некто Nicholas с нашего общего места обитания объявил следующее: «...ГРАФОМАН обыкновенно не переходит в разряд ПИСАТЕЛЕЙ. И продолжает нервничать и злиться». Да разве будет пресловутый графоман нервничать и злиться, когда его помыслы всегда заняты единственно тем, как успеть всему, что дарует высшие силы его разуму, дать жизнь. Он точно Пигмалион каждый день создает для себя все новую и новую Галатею. Это люди легкие, не задумывающиеся над своим положением в литературе. Они пишут и пишут, их мысли рождаются и рождаются, едва поспевая прыгать с мозга в экран. Графоман на то и отличается от писателя (Боже мой, до чего смешно это звучит!), что он в триста раз плодовитей, он держит в голове несколько сюжетов с разными героями, он пишет миниатюры на темы из разных областей. Он посмотрел утренние или вечерние новости – улучшил мгновение, чтобы достать свой блокнот – миниатюра; прочел что-то новое, впечатления зажгли в нем свежие мысли – еще одна миниатюра; провел час в обществе интересных собеседников – рожден сюжет для новой повести. Это чувствующие, на самом деле тонкие натуры, в жизни они не видят банальностей, не видят ничего одинакового и обыденного. Для таких каждое мгновение ново, в каждом жесте, фразе они видят искру вдохновения. Быть может, и искаженно видят, но это их сущность. А банальности настигают нас где-то ближе к финишу жизни, не находите, мой друг? Должно быть именно последние причисляют себя к лику святых, святых ПИСАТЕЛЕЙ. Из ложной скромности они таят свое это тяжкое чувство, имеющее сходство с жаждой заключенного, который ни о чем ином думать не может, как о нескольких каплях живительной влаги. С мрачным настроением такой будет корпеть над горами томов, отыскивая в каком году перестали выпускать двуручные мечи, и почему же рыцари сняли свои доспехи в век огнестрельного оружия. Он будет страдать над каждым предложением, над каждым полудействием героя, снова и снова оттачивая стиль и психологический отыгрыш второстепенных персонажей, чтобы – ни задоринки, чтобы какой-нибудь умник не нашел в 10-й главе, что листья с деревьев в августе еще не облетают, а в Сингапуре девушки не носят серег такой формы. Он дрожит над каждым фактом, проверяя его и проверяя, и все больше при этом седея, потому что факты всюду трактуются по-разному, увы, истина ведь только миф, а так хочется, чтобы эта таинственная птица поселилась у окна и каждое утро щебетала апофтегмы! Страх порой затмевает ему разум, о лишь бы только его – ПИСАТЕЛЯ не обвинили в графоманстве, он же не такой. Не такой! Он – ПИСАТЕЛЬ, страдалец и трудяга. Есть еще штампы, сорняки, литературщина, та, что не литература, а нечто пошлое и невразумительное. Весь этот набор инквизиторских пыток – удел счастливых, но гонимых графоманов, потому как мнящий себя писателем будет каждую написанную фразу проверять в поисковиках, чтобы не дай господи, какой-нибудь Ремарк, Бродский или Акунин не использовали ее. И никогда Вы не увидите в его произведениях «пламенеющих закатов», «растрепанных волос» и «ледяных дождей». И его не волнуют, что ледяной дождь – это метеорологический термин, атмосферные осадки, ведь обязательно какой-нибудь штампоненавистник, кинет ему в написанные рецензии: – Он графоман, у него штамп, на костер его! Нередко ведь мелькают и таковые строчки в рецензиях: «Фу, ваша проза заштампована», «штамп на штампе», или «Образец блестящей графоманской прозы. Сотканное из штампов и пафосных рассуждений», тоже не станем указывать пальцем, чья диатриба. Но каков его подтекст – фи, как можно, у меня текст куда лучше, посмотрите!» Это как из Дюймовочки – «у нее же только две ножки»! Может, не стоит столь жестоко? Пусть пишут, они счастливы и неленивы. Зависть – чувство не из самых лучших. Да, если оглядеться, литературных еретиков читают больше, чем многострадальных «писателей». И многие известные писатели – самые настоящие графоманы, в хорошем смысле этого слова. Пушкин или Чехов много ль бы дал миру, зациклившись на чем-нибудь одном? И не утяжеляли бы полки наших книжных шкафов романы Дюма и Лондона, если бы те изнывали из-за природной невнимательности к орфографии и пунктуации. Все же настоящий графоман – это плодовитый писатель. А вот уж хороший или плохой, это тема для другой миниатюры... Искренне Ваша Юлия Ли-Тутолмина
© Copyright: Артём Киракосов, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
