Интеграционное совокупление.

Алишер Таксанов: литературный дневник

БЫЛО ЛИ ОБЪЕДИНЕНИЕ ОЦАС И ЕВРОАЗЭС?


Вопросы участия Узбекистана в тех или иных интегративных организациях местное население мало беспокоит, поскольку практической (прямой) выгоды оно пока не чувствует. С трудностями в основном сталкиваются бизнесмены, которые в рамках кооперации и сотрудничества осуществляют торговлю товарами и услугами, поставки оборудования и запчастей, и здесь перед ними встают множество барьеров визового, таможенного, налогового, транзитного, трудоресурсного и прочего характера. А ведь одной из важнейших аспектов интеграции является устранение именно таких барьеров.


Первой интегративной структурой с участием Узбекистана было СНГ, созданное осенью 1991 года на руинах распавшегося Союза ССР. Функцию бракоразводящего аппарата оно выполнило, однако склеить бывших «братьев» в новые формы сотрудничества оказалось малопосильным делом. Превалирование российских интересов в Содружестве привело к тому, что некоторые страны стали искать другие пути: одни на Западе (Украина, Молдова, Узбекистан), другие на юго-западе (Азербайджан, Туркменистан), третьи – на юго-востоке (Кыргызстан, Таджикистан, Казахстан). Безусловно, цели такого ориентации – новые контакты в торговле, источники инвестиций и технологий, рынки сбыта и сырья, транспортные коммуникации. Естественно, Москва на все это смотрела с нескрываемым раздражением и подозрением, но ресурсами противостоять центростремительным силам не располагала. Полотно СНГ трещала по швам, «братья» разбегались по углам своих интересов.


С 1993 года Узбекистан, уже разочаровавшись в возможностях СНГ, приступил к формированию региональной структуры, естественно, без участия России. Основой для этого были заложены еще в конце 1980-х годов, когда правительства республик Центральной Азии создали консультативные советы по хлопку, металлу, воде и углю. Тогда стояла задача выработки общих механизмов участия в СССР в качестве самофинансирующего экономического региона (тогда шла политика «регионального хозрасчета»). Практически, была идея блокового противостояния европейской части СНГ. В 1994 году появилось Единое экономическое пространство Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана (ЕЭП), затем к организации присоединился Таджикистан. Практически все поднятые вопросы повисли в воздухе, в реальности сближения позиций по многим вопросам достичь не удалось. Слишком много было амбиций, претензий друг к другу, немаловажно и то, что персоналии играли не последнюю роль в пробуксовке принятых решений. Может, поэтому в течение 10 лет эффект от Организации Центрально-Азиатского сотрудничества (ОЦАС – так затем называлось ЕЭП) оказался незначительным и с ним легко затем расстались в конце.


В свою очередь, Россия с середины 1990-х годов приступила к построению нового пояса безопасности, в числе задач которого стоял вопрос удержания бывших «младшеньких братьев» в сфере влияния. Москву уж сильно пугало активное проникновение Запада в постсоветское пространство и быстрое их бегство в сторону НАТО и США. Этому нужно было поставить заслон, и решение было найдено. Созданный Таможенный союз СНГ должен был продемонстрировать решимость участников (Россия, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан) укрепить внутренний региональный рынок и противопоставить свою мощь давлению западных производителей и экспортеров. Однако борьба с внешней экспансией – это видимая часть договоров. Наряду с решением экономических вопросов (тарифное и нетарифное регулирование, транзит, пошлины и налоги, декларация, унификация законодательства) Москва выдвигала партнерам ряд требований, которые никак не увязывались с экономикой – предоставление национальными республиками своих территорий для российских военных – таможенников, пограничников, армейских подразделений. Представители России в таможенных органах Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана приравнивались, как заместители руководителя ведомства и обладали широкими полномочиями. Также особый статус получали и пограничники.


Узбекистан не собирался следовать в фарватере Москвы, и в Таможенный союз не вступил по следующим причинам:
- республика стремилась выйти из имперского влияния России во всех сферах и свои отношения с зарубежными странами строить на национальной выгоде;
- аренда Россией военных баз Узбекистана не являлась задачей таможенного партнерства и считалось демонстрацией ее военного присутствия;
- унификация и гармонизация таможенного законодательства означало автоматические признание норм России, и здесь не было бы учета национальных интересов Узбекистана;
- таможенные вопросы решались в рамках ЕЭП/ОЦАС, и дублирования их в рамках Таможенного союза Ташкент не желал;
- личная неприязнь И.Каримова к колонизаторской России и ее 100-й летней политики в Средней Азии также было немаловажным фактором;
- Запад предлагал свою солидную поддержку (инвестиции, кредиты, технологии, транзит, льготные ставки), чего не мог сделать российский «брат», и Ташкент сделал свой выбор не в пользу Таможенного союза.


Прочем, существует еще множество других причин, почему Ташкент проигнорировал приглашение Нурсултана Назарбаева (именно он, а не Борис Ельцин сделал такой шаг) вступить в таможенное «братство». С одной стороны, Таможенный союз СНГ, исчерпав свои возможности, а не потому, что выполнил свою миссию, 10 октября 2000 года «плавно» переродился в Евроазиатское экономическое сообщество (ЕвроАзЭС) с более широкими задачами, а с другой, Ташкент пытался реанимировать практически коматозную Организацию Центрально-Азиатского экономического сотрудничества, поскольку ее три участника уже работали вплотную с Москвой. Несомненно, непредсказуемый и амбициозный Ислам Каримов не вызывал доверия у партнеров и поэтому интеграция не имела шансов на успех даже исходя из того, что личностный фактор превалировал над другими. В результате Межгоссовет ОЦАС и его Комитет теряли авторитет (точно также как был вне уважения и Исполком СНГ), ведь отсутствие реальных механизмом контроля за исполнением принятых решений сводило на нет все декларации. Партнеры Ташкента склонялись к активному участию в ЕвроАзЭС и ШОС, чем бесили узбекский режим.


Стало ясно, что российского давления избежать не удастся. Вначале И.Каримов дал согласие на присутствие в интеграции в качестве наблюдателя российской стороны. Это позволило Москве убедиться в аморфности и бесперспективности существования ОЦАС, а значит, отсутствия какой-либо политической и экономической угрозе России. Затем началась работа по перетягиванию Ташкента из противника в союзники. Но при этом стало понятным, что существовать на одном пространстве две схожие схемы интеграции не могут.


Известно, что процесс унификации таможенных тарифов в отношении товаров, импортируемых из третьих стран здесь шел более динамичнее: к концу 2005 года в рамках ЕвроАзЭС удалось согласовать 60% тарифов, а к концу 2006 года планировалось поднять этот показатель до 75% (что составляет 12 тыс. наименований товаров). Был утвержден базовый перечень 8 основных групп, который охватывает до 80% национальных перечней подакцизных товаров, по которым установлены минимальные ставки.


Похвастаться такими успехами ОЦАС не мог, здесь вообще все замерло как на кладбище. Вывод напрашивался для участников, особенно Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана, самим собой: развивать ЕвроАзЭС, отмахиваться от параллельной структуры как от навозной мухи. И лишь нежелание ухудшать связи с Ташкентом вынуждало партнеров не заявлять открыто о выходе из ОЦАС. Однако реальную обстановку оценил и сам И.Каримов, и первым сделал шаг в расформировании антироссийского интеграционного образования. Ранее он уже продемонстрировал свою лояльность Москве, выйдя из ГУУАМ.


Таким образом, ОЦАС просуществовал всего чуть более 11 лет, ибо во время визита 8-9 октября 2005 года в Санкт-Петербург узбекский «лидер» попросил принять республику в ЕвроАзЭС. Это он делал по многим причинам, но в числе этих потому, что из-за его антидемократической и реакционно-полицейской внутренней и внешней политики страна попала в мировую изоляцию. Однако внимание И.Каримова было сосредоточено не столько на том, что может пострадать население, сколько из-за санкций свой оборот терял «теневой» бизнес многих кланов и коррумпированных чиновников. А этого терпеть они не могли, и возникла угроза внутренней нестабильности, опасность «дворцового переворота». В связи с этим начался поиск новых путей сотрудничества в обход евросанкций, и Россия здесь протянула руку «блудному» брату.


И все завертелось с большой скоростью: 25 января 2006 года в северной столице России был подписан протокол о приеме в ЕвроАзЭС Узбекистана. Ему вменялось в обязанность до конца года принять и ратифицировать 65 договоров из 80 уже имевших силу в рамках организации. Была установлена квота финансирования Интеграционного комитета: Россия – 40% всех взносов, Казахстан, Беларусь и Узбекистан – по 15%, Таджикистан и Кыргызстан – по 7,5%. То есть здесь Ташкент рассматривался как равный партнер. В свою очередь Ислам Каримов говорил о слиянии ОЦАС и ЕвроАзЭС, и ему как будто в этом поддакивали, мол, все верно, так и есть. Но действительно ли можно говорить о слиянии двух структур?


По-моему убеждению, этого не было по разным причинам:
- разница между ОЦАС и ЕвроАзЭС в том, что в первом присутствует Узбекистан, а во втором – Россия и Беларусь, однако при «слиянии» Узбекистан заявил о принятии на себя 65 договоров ЕвроАзЭС, тогда как Москва и Минск не взяли на себя обязательства подписать документы ОЦАС, а их не менее сотни. Таким образом, произошло одностороннее присоединение;
- вступление в ЕвроАзЭС Ташкента продиктовано политическими желаниями избежать западного давления, чем реальным стремлением наладить хорошие торговые связи. Ведь после визита Н.Назарбаева в Узбекистан в марте 2006 года узбекско-казахская граница так и осталась закрытой для бизнеса, туристов, инвестиций и пр.;
- военный фактор будет доминировать в ЕвроАзЭС (чего всячески пугался И.Каримов), так как в союзническом договоре Россия-Узбекистан говориться о возможной аренде военных баз, однако вполне очевидно, что Ташкент не воспользуется возможностью разместить свои самолеты на Чукотке или Дальнем Востоке, зато Москва вряд ли откажется от этого шанса (и это она уже сделала в Кыргызстане и Таджикистане);
- концепция, структура и интересы ОЦАС (в том числе его исполнительные органы) автоматически должны были втянуться в ЕвроАзЭС, только этого не произошло;
- в ЕвроАзЭС Узбекистан вошел как присоединившийся, а не учредитель, что означало незначительный учет его интересов, как бы там политики не стремились представить все в белом свете;
- на самом деле участие в ЕвроАзЭС – это попытка скрыться как за щитом от обозленных западников, которые, естественно, начнут чинить немало препятствий для Узбекистана. Известно, что ОЦАС поддерживался США и Западной Европой, хотя бы в рамках проекта ТРАСЕКА.


Как заявил мне в приватной беседе сотрудник Министерства иностранных дел, президент И.Каримов был уязвлен тем, что пришлось закрыть ОЦАС, ибо это его выпестованная структура должна была продемонстрировать СНГ мощь республики и укрепить статус регионального лидера, чтобы диктовать условия другим. Ташкент мог бы стать регулировщиком всех инвестиционных потоков, арбитром внутренних противоречий по территории, воде, газу, электроэнергии, транспортным коммуникациям, социально-политическим конфликтам. ЕвроАзЭС практически показывает, кто в доме хозяин, и здесь видны, прежде всего, интересы Москвы и Астаны.


Слабость внешней политики Ташкента заключается еще в том, что все проводимые мероприятия, будь-то Ташкентская конференция 1995 года по безопасности в регионе (противовес казахстанскому Совещанию по взаимодействию и по мерам доверия в Азии - СВМДА), будь-то конференция по энергоресурсам 2005 года (организованной Г.Каримовой) не воспринимаются серьезно партнерами. Они видят, кому памятник установлен в центрах Ташкента и Самарканда, знают, сколько мин проложено у границ и погибло людей, и поэтому не поддерживали и не поддержат «мирные» инициативы Ташкента, в т.ч. интеграционном процессе.


В свою очередь, узбекский лидер не позволял парламентариям участвовать в Межпарламентской ассамблеи СНГ, ибо видел в этом угрозу его ветви власти, мол, депутаты заявляли о себе как о самостоятельной политической силе, могли диктовать что-то «человеку, определившему эпоху». Правда, в последние годы ОЦАС он вынужден был пойти на этот шаг, чтобы скрепить узы сотрудничества с соседями и противопоставить возможным тенденциям «цветных революций». Не хотел И.Каримов придания статуса самостоятельного субъекта международного права СНГ (даже от его эмблемы отказались) и ОЦАС, и все же пошел на то, что бы такой статус был придан ЕвроАзЭС. Откат от прежней политики – это хитрость, но не более. Как сказал мне представитель МИДа, даже в рамках ЕвроАзЭС будут торпедироваться многие решения, как это было в течение 15 лет в отношении других сообществ (ЭКО, ГУУАМ, СНГ). Поэтому не удивительно, что узбекская сторона не участвовала на июньской встрече таможенных органов СНГ и ЕврозЭСа, хотя ранее ГТК республики заявлял, что имплементация 40 таможенных документов ЕвроАзЭСа должно завершиться к концу года. Более того, говорилось об изменении таможенного кодекса Узбекистана, хотя и здесь эксперты видят возможную пробуксовку.


То, что в среднесрочной перспективе в рамках ЕвроАзЭС планируется ввести единую валюту (именно об этом заявил премьер-министр России Михаил Фрадков в Минске, а его коллега из Казахстана Данил Ахметов выразил согласие с этим выводом), то это маловероятно, так как совершенно различны экономические возможности, а вряд ли Россия, которая обладает ныне определенным потенциалом, захочет поддерживать нестабильные экономики партнеров (за исключением Казахстана, который имеет профицитный бюджет). Отказаться от собственной валюты – это значит для И.Каримова утратить суверенитет, с чем он в принципе поступиться не может. Повторю, участие в ЕвроАзЭС - это всего лишь вынужденная мера, продиктованная в большей степени внешними факторами, чем внутренними.


Кстати, 12 января 2006 года Россия и Казахстан подписали соглашение о создании Евразийского банка с уставным фондом в 1,5 млрд. долларов (доля России – 2/3 взноса). К участию остальных партнеров не позвали, видимо, учтя печальный опыт Центрально-Азиатского банка сотрудничества, учрежденного в 1995 году. Тогда в течение долгого времени не могли сформировать уставный фонд в 4,5 млн. долларов, а когда наконец-то Центральные банки республик перевели требуемую сумму, Ташкент заартачился, отозвал свои 1,5 млн. и открыл филиал Центрально-азиатского банка у себя. В итоге банк потом вообще расформировали, как самый неперспективный для межгосударственного сотрудничества.


В Минске премьер-министр Шавкат Мирзияев заявил: «Присоединение Узбекистана к ЕвроАзЭС дает очень много нашей стране... После присоединения Узбекистана к ЕвроАзЭС мы осознаваем, что у наших народов много общего». Странно, если это «давало очень много нашей стране», то почему не было сделано раньше? Если «у наших народов много общего», то почему 15 лет велась антироссийская политика и почему только сейчас мы вдруг осознали о единстве? Из этого следует, что за словами главы правительства не следует усматривать чего-либо серьезного, и это не иначе как «замазывание глаз» Западу. Скорее всего, это очередная игра правительства в свои ворота.


Нужно сказать, что участие или неучастие республики в той или иной интегративной структуре принимается лично президентом, у народа никто не спрашивает: а вы этого хотите? Даже парламент принимает запоздалое решение и то без какого-либо серьезного обсуждения: им как в армии спустили команду и они проголосовали за него. Поэтому не удивительно, что наши вхождения и выхождения больше напоминают совокупление: раз – влезли в СНГ, два – в ЭКО, три – в ГУАМ, четыре – в ШОС, пять - в ЕвроАзЭС, шесть – в программу НАТО «Партнерство во имя мира», семь – в антитеррористическую коалицию. А потом медленно, а иногда и быстро вылезали из этих структур и сотрудничества, ничего толком не пояснив народу. Естественно, никаких выгод от такого, извините за грубость, «полового акта» республика не получила. Выгоду получал лишь один «человек, определивший эпоху» - личную безопасность и гарантии стабильности существующего режима.
(10.06.2006)



Другие статьи в литературном дневнике: