О деле МирзаеваЗашел давеча разговор о деле Расула Мирзаева. Это который боец-чемпион, ненароком пришибивший 19-летнего Ивана Агафонова в ходе ссоры у кабака «Гараж». Для меня, по правде, было открытием, что Мирзаева до сих пор маринуют на киче и всё ещё не отпустили с условняком по 109-й, как это ожидалось и как скорее всего произойдёт. Я так за делом не очень следил, но слышал ещё в феврале, что суд наконец вошёл в разум, перебил 111-ю ч.4 на 109-ю и выпустил под залог. Выяснилось, правда, что Мосгор сразу отменил решение и вернул всё на круги своя. И вот до сих пор канитель эта тянется. Что ж, я понимаю, почему судейские так нерешительны. Опасаются резонанса на этнической подоплёке. Ибо какие-то там лишенцы формата «русских людей обижают» всё грозятся очередную Манежку устроить, если хачик не сядет. Но я не понимаю, чего власть так ссыт этих придурков. Вот вечно она у нас ошибается в том, кого всамделишно опасаться надо бы. Что в начале века перед какими-то фуфельными черносотенцами ластилась, которые вообще как дым улетучились, когда реальный замес пошёл, что сейчас сама себя стращает призраком русского национализма. Национализм в России – это всегда пляски скоморохов, ежиков лысеньких да недокормленных всяких юродивых. Они не опасны и не могут быть опасны. Они просто сумасшедшие хотя бы потому, что считают себя русскими, в действительности вовсе не понимая, что это такое. И они, конечно, могут кого-то пырнуть в тёмной подворотне (много ума, что ль, надо?), но как политическая сила они ничтожны (и всегда были, и всегда будут, ибо лидеры, достойные этой публики, никогда не смогут решить главный вопрос «русского» национализма: кто из них больший жид). Тем не менее, власть опасается реакции быдла (no offence to any of really useful domestic animals) и мешкает с этим делом весьма позорным образом. Хотя юридически всё предельно просто. Разумеется, ни о какой 111 ч.4, «причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть», речи идти не может. Ибо, хотя прослеживается причинно-следственная связь между ударом Мирзоева и смертельной травмой, полученной Агафоновым при падении, умысел не был направлен на причинение тяжкого вреда здоровью или, тем более, смерти. Сам по себе удар не составлял непосредственной опасности для здоровья, а что парень рухнет затылком на железяку, да получит серьёзную травму, да его четыре дня будут мурыжить в больнице, перекидывая из одного отделения в другое, - это как-то сложновато предусмотреть для хачика-бойца, взбешённого реальной или мнимой грубостью, допущенной погибшим по отношению к подруге Мирзаева. Так всё спланировать, желая именно смерти Агафонова – это нереально. Людей метелить – это всё же не в бильярд играть. Да и он всё же спортсмен, а не киллер. Его и не учили, как убивать, маскируя под бытовую драку. Его учили строго противоположному: как не грохнуть ненароком соперника на ринге. Поэтому он просто хотел врезать – и врезал. Ну, сильно. Ну, в нокаут отправил. Но таких печальных последствий – он явно не желал и не допускал сознательно. Соответственно, 111-я отпадает за невыполнением субъективной стороны. Замечу, бывают случаи, когда непосредственно воздействие не предполагалось вроде бы смертельным, но привело к смерти и квалифицируется по 111-й по фактически содеянному при признании безразличного отношения субъекта к последствиям. Например, ткнул ножом в бедро, вроде бы не собираясь убивать, но попал в артерию, и человек умер от кровопотери. Но здесь характер повреждения изначально признаётся опасным для здоровья, чего посягающий не может не понимать, нанося проникающее ножевое, и поэтому считается, что ему пофиг. Хотя тоже разные бывают судебные решения на практике в таких случаях. Но удар рукой по морде, пусть и профессиональный, пусть и нокаутирующий – не может считаться годным средством для причинения тяжкого вреда здоровью (собственно удар-то и не причинил). Вместе с тем, и необходимая оборона, на которую упирает сторона защиты, здесь не прокатывает. Пофиг, чего говорил Агафонов, и даже пофиг его превосходство в росте и весе, но конфликт происходил не на таёжной тропинке, где «либо я, либо он», а всё-таки в гуще цивилизации и людей. Предполагать со стороны Мирзаева, что Агафонов угрожает ему смертельно опасным насилием, когда тот вообще не предпринял ещё никаких агрессивных действий, - это перебор. Тем более, что здесь всё-таки речь не о девушке, которая вправе испугаться резких слов или жестов датого амбала и схватиться за пистолет, а о серьёзном бойце, который уж как-нибудь мог продержаться десяток секунд против пьяного увальня, даже если тот на самом деле пойдёт руками махать. Нет, ясно, что Мирзаев не столько оборонялся, сколько «наказывал» за поведение, показавшееся ему наглым и оскорбительным. Ну и чисто по-человечески я его понимаю. Если б моей жене (или даже секретарше) какой-то молодчик сказал: «Давай, я тебя сниму» - может, я бы тоже разок по морде двинул. А может, сказал бы что-то вроде «Иди подрочи, мальчик». Зависит от многих факторов: от настроения, от степени разнузданности хама, от его комплекции. Агафонов – был похож на достойную «дичь». 190 ростом, спортивного сложения. Говорят, он реально был не боец? Ну, вообще-то, он доучился до 4-го курса ментовского колледжа. И если он там физру филонил – это его проблемы. А так-то подразумевается, что почти испечённый офицер полиции – чего-то должен соображать в драке. И, может, Агафонов сам так считал, пока не огрёб. И может, вёл себя соответствующе (вообще, о поведении погибшего – чуть дальше). При этом ясно, что кавказцы, в большинстве своём… не то что неуправляемо темпераментны, но – чрезмерно мнительны в чужом городе, в чужом окружении. Им всё кажется, что окружающие только и мечтают, что поглумиться над тупыми чурками, а поэтому надо всегда быть готовым защитить своё достоинство сына гор. В этом плане они параноики. Помню, ещё когда на филфаке учился, сошёлся с одним чеченским пареньком с юра (он ганжу недурную подгонял), и тот попросил ввести его в приличное общество. «Нет, ну я цивилизованный человек, не то что за нож хвататься сразу… поэтому вы мне говорите, когда ещё не надо, да?!» Ну и вот мы тусовали – и это была песня. «Э, чего он такое сказал-то? Тёма, это уже наезд?» - «Расслабься, Асланчик, это прикол» - «А этот чего смотрит так… нехорошо?» - «Да он просто убитый. Не бойся, тобой не закусит, когда на хавчик пробьёт» - «Э, кто боится?! Я БОЮСЬ?! Выйдем давай, да?» - «Да сиди ты, блин, волчара!» Понятно, что он отчасти стебался, по обкурке, утрируя стереотипы, - но лишь отчасти. Так-то он реально напрягался, когда ему казалось, что кто-то может поставить под сомнение его абреческую мужественность. Конечно, Аслан тогда и помоложе был, чем Мирзаев нынче, и в России не так много прожил, но кавказец есть кавказец. И дело не в том, что они «дикие», а в том, что их «борзота» – это защитный инстинкт в чужеродной среде, многократно превосходящей их родной мир по всем параметрам. Они боятся проявить нечто, что можно принять за слабость. При этом имидж «отмороженности» - кажется им хорошим оберегом. И смею заверить, многие русские инстинктивно ведут себя точно так же в Европе или в Штатах (и смотрят на них примерно так же, как мы на «зверьков»). Впрочем, конкретно в действиях Мирзаева – я не нахожу какой-то особливой дикости. Что там на самом деле сказал Агафонов – мы уже никогда не узнаем, но вполне можно допустить, что слова были такие, что и многие русские залепили бы за них оплеуху. Думается, будь Мирзаев обычным парнем, уместно было бы говорить вовсе о несчастном случае. Но поскольку он боец, и очень высокого класса, вероятно, этот статус налагает всё-таки на него повышенную ответственность за свои физические действия. Если уж он допускает рукоприкладство – должен обеспечить его безопасность в том смысле, чтобы не причинить вред больший, нежели желал причинить. А для этого ему всё-таки следовало и принять во внимание ландшафт, включая опасные всякие конструкции, и проконтролировать падение оппонента. Этого он не сделал, пренебрёг рисками, которые, как профессионал, должен был учитывать, и последствия удара получились трагическими. В этом не было умысла – но преступную неосторожность, думаю, в данном случае всё же следует вменить. Но ограничиться условным сроком или же (к чему, возможно, суд и тянет дело) – не превосходящим фактически отсиженный. В конце концов, речь идёт о спортсмене мирового уровня, в которого вложены очень большие деньги и на котором завязаны очень большие деньги. И не то чтобы это давало ему право безнаказанно мочить на улице всяких датых студентов, но и потребности гноить его в тюрьме – тоже не видится никакой. В конце концов, ради общественной безопасности – можно приставить к нему пару специально обученных людей, которые бы контролировали каждое его движение на публике. И это будет результативнее, чем отдать ему на «съедение» сокамерников и персонал ИТК (это если уж считать его буйным отморозком, каким, судя по всему, он всё-таки не является). Ну и отдельно разговорились – о личности погибшего. Признаюсь, изначально, в прошлом августе – мне было жалко этого паренька, схлестнувшегося с Мирзаевым на ровном месте, из-за ерунды, и так нелепо погибшего. Но далее – начали вырисовываться весьма пикантные подробности. Вроде того, что он находился под следствием по обвинению в разбое, совершённом группой лиц с применением оружия. И там всё довольно серьёзно. Заказали в фирме айфоны с доставкой, засадили к себе курьеров (вернее, владельцев) в машину, напали, угрожали стволом (и не важно, каким именно), в завязавшейся драке – нанесли довольно серьёзные увечья (хотя коммерсы сумели вырваться). Самое пикантное, что после всего этого Агафонова и подельников выпустили под подписку. За групповой-то вооружённый разбой? Ну, так можно представить, сколько там родаки забашляли потерпевшим (и органам), чтобы снять претензии и фактически подвести дело к развалу. Конечно, Расул Мирзаев не мог знать, что имеет дело именно с разбойником. Но Агафонов-то – знал, что он именно разбойник, что ему всё пофиг, что у него всё схвачено, и что ему ничего по-любому не будет. Ну и должен сказать, это несколько разные типажи – пухлогубый инфантильный переросток, мило заигрывающий с девушкой при помощи радиоуправляемой машинки, и отморозок, влёгкую способный учинить разбойное нападение на курьеров с айфонами, а теперь упивающийся чувством безнаказанности. И дело даже не в том, что второй реально мог вести себя вызывающе нагло, старательно нарываясь на ****юли, а в том, что его и жалеть-то как-то особо не хочется. Вот ничего с собой не могу поделать: нет во мне симпатий к разбойникам. К воришкам – ещё возможно. К мошенникам – по обстоятельствам. Даже к убийцам – бывают случаи, когда людей можно понять и сам бы сделал так же. Но творить разбой в девятнадцать-то лет – это либо непроходимо тупым надо быть, либо уже конченой мразью, взбесившейся крысой, которая считает, что ей дозволено брать по беспределу то, что другим людям, куда более достойным, приходится отрабатывать. Причём, не просто тырить втихаря, соблюдая должную застенчивость, а наезжать внаглую. Фактически – объявлять войну другим людям, которых прессует. И по моему глубокому разумению, жизнь разбойника перестаёт чего-либо стоить ровно в тот момент, когда он предъявляет к своей первой жертве ни на чём не основанное имущественное требование, подкреплённое угрозой смертельно опасного насилия. Ибо в этот самый момент жертва имеет право достать ствол и понаделать в посягающем столько дырок, сколько будет нужно для надёжного устранения угрозы с его стороны. Ибо, на войне – как на войне. А если преступник такой дебил, что не понимает, что его вправе грохнуть, обороняясь от смертельной угрозы, - это его проблемы. Так или иначе, вся его жизнь после – незаслуженный подарок судьбы, которого, вообще-то, и не должно было быть. Ну а уж то, что разбойника не держат под стражей хотя бы до суда – это и вовсе курьёз. © Copyright: Артем Ферье, 2012.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
